Ускользающее чудо

– Там холодно, запас теплой одежды не помешает.

– Ну да, мы ведь будем передвигаться исключительно на собачьих упряжках, а ночевать в чреве убитого животного.

– Ускоряйся остряк, из-за низкой скорости твоего пресмыкания, мы вот-вот опоздаем.

Наконец справившись со строптивым багажом, мы тронулись в путь. Я смотрел перед собой, делая вид, что не замечаю, как Виктория сверлит меня своим леденящим взглядом, готов поклясться, что за всю дорогу она ни разу не моргнула.

Мы и правда чуть не опоздали, за что Сабрина щедро наградила меня порцией «хвалебных» эпитетов. Мы оказались в своем, надо заметить очень уютном, в успокаивающих багровых тонах купе за несколько секунд до отправления. Я разобрался с багажом Виктории, со своим небогатым скарбом, повесил куртку в шкаф, и сел на кресло, уставившись в окошко, стараясь, стать как можно неприметнее. В данных условиях, не попадаться на глаза моей жутковатой попутчице было не возможно, как бы сильно этого не хотелось.

– Не проведешь для меня экскурсию? Я раньше не путешествовала таким видом транспорта.

– Я бы конечно с радостью, да вот только и сам впервые в люксовом вагоне, я обычно пользуюсь более скромными вариантами, как и другие простолюдины.

– По работе и награда мой недалекий друг. Будь ты не таким бездарным журналистом, получал бы достойное содержание.

– Боюсь мне никогда не достичь таких профессиональных высот, какие покорились вам.

Виктория изобразила что-то среднее между улыбкой и оскалом. Затем раскрыла один из своих чемоданов, долго копошилась в нем, наконец, вытащив оттуда какие-то вещи, отправилась в ванную.

Я решил, позвонит Виктору, мне вдруг стало за него тревожно, эта история с реакцией на прокурорский запрос не давала мне покоя. Он вновь в не зоны доступа. Ладно, гоню от себя мрачные мысли, он геолог, может, копается в какой-нибудь пещере на краю света.

Я открыл ноутбук, добавить к едва зарождающейся статье было нечего, так что я решил предаться игре в старые добрые шахматы. За этим занятием пролетело около часа, тем временем Виктория вернулась в нашу временную обитель, вода превратила ее идеально прямые волосы, в озорные кудряшки, что предавало ее прекрасному лицу, еще более милые черты. Из одежды на ней были крошечные светло-зеленые шорты, и такого же цвета и не менее скромного размера топ. Она бросила полотенце на полку, и развернула к себе экран моего ноутбука.

– Какой хлам – Сабрина брезгливо скривилась, оценив характеристики моего компьютера.

– Прошу прощения, я плохой потребитель.

Мой ответ вызвал не однозначную реакцию, но в целом, судя по легкой улыбке, был оценен положительно.

– Любишь шахматы? – на мониторе застыла безнадежно проигранная партия – я думала, ты еще с кубиками не разобрался.

– Не люблю, я их просто ненавижу, и эти маленькие ублюдки теплых чувств ко мне тоже не испытывают.

– Тогда зачем ты с ними мучаешься? Если нечем заняться могу сходить купить тебе раскраску.

– Нет спасибо, играть в шахматы меня заставляет желание развивать свой мозг, вы конечно такого желания никогда не испытывали, так что даже не буду пытаться объяснить.

– Я идеальна, мне некуда развиваться. Раз уж мы некоторое время будем жить под одной крышей, можешь обращаться ко мне на «ты».

– Я не смел, и мечтать о столь немыслимой привилегии.

– Хорошо, раз уж мы теперь подружки. Расскажи мне что-нибудь о себе.

– Какие же подробности из жизни рабочего класса могут вас интересовать? Тебя интересовать.

– Ты обрезан? – с невозмутимым видом спросила Виктория.

– Что прости? –переспросил я, в надежде на несовершенство своего слуха.

– Обрезание, усечение крайней плоти, ты проходил подобную процедуру?

– Если ты таким пикантным способом пытаешься узнать мою национальность, то скажу сразу, я не еврей, мои далекие предки получили эту фамилию в Австрии, а этнически были венграми.

– Мне не интересна твоя национальность, и коль ты не знал, обрезание делают не только евреи.

– Да, и другие жители пустыни, а я родился и вырос на самом что не наесть севере, в самом холодном смысле этого слова.

– Спасибо. Ты ответил на мой вопрос. – С этими словами Виктория отвернулась от меня, надела наушники и уставилась в планшет, оставив меня в легком недоумении. Этот некорректный вопрос, и явно провокативный наряд Виктории, зародили в моей голове мысль, о том, что мой смелый акт неповиновения, произвел на Сабрину неожиданный эффект.

Молчание продлилось не более получаса, Вика достала наушники, повернулась, и направила на меня свой пронзительный взгляд. То самое, Есенинское море, полыхающее голубым огнем.

– Что-нибудь еще? – спросил я.

– Нет, на сегодня мне достаточно новой информации, может, ты хочешь о чем-нибудь меня спросить?

– Даже и не знаю, теряюсь в вариантах, ты ведь настолько интересная личность.

– Спрашивай уже, ты журналист, в конце концов, представь, что берешь интервью, раз уж диалоги еще одна из бессчетного множества твоих слабых сторон.

– Хорошо, ты когда-нибудь делала пластические операции?

– Нет, а что, сложно поверить, что такая неземная красота может быть делом рук одной лишь матушки природы?

– Ну что ты, я к тому, что некоторые детали можно было бы списать на неопытность пластического хирурга.

– А некоторые особенности твоего мышления, на неопытность нейрохирурга, неопытность и высокоамплитудный тремор, на фоне тяжелейшей алкогольной зависимости! Какой же ты козел.

– Интервью окончено?

– Да нет, продолжай.

– Ладно, возможно я немного перегнул, тебе достаточно заглянуть в зеркало, чтобы увидеть несостоятельность моего утверждения.

– Извинения приняты, продолжай – сказала Виктория, пытаясь сдержать рвущуюся на свет улыбку.

– Почему именно эта должность, ты ведь могла работать кем угодно, да и вообще не работать, как и большинство твоих собратьев по классу современной золотой молодежи. Тем более, твоя не любовь к работе с персоналом, да и к самому персоналу, мягко говоря, бросается в глаза.

– Мне нравится журналистика, и персонал мне тоже не так ненавистен, как может показаться, может ты забыл, но я не всегда была такой. Я пришла на руководящую должность, двадцатиоднолетней девочкой, едва закончив университет. Я старалась наладить работу на дружеских началах, да вот только никто не хотел подчиняться попавшей сюда по блату малолетке, к тому же, репутация моя была подпорчена выходками в стиле настоящего мажора. Я, правда, старалась, но вокруг с оскорбленным видом сновали мастодонты, глыбы журналистики, которые наотрез отказывались воспринимать меня всерьез. Вот мне и пришлось стать Сабриной, да я знаю об этом прозвище, вот только когда долго носишь маску, со временем начинаешь с ней срастаться. Диффузия, мать ее. Знакомое слово? Слышал когда-нибудь.

– Да куда уж мне до физики, с моими-то тремя классами церковно-приходской.

– Интервью окончено.

Виктория опустил глаза, задумавшись о чем-то, было сложно понять, искренна ли она, или это какая-то изощренная психологическая игра. Мне почему-то хотелось верить, что это действительно всего лишь маска, и там, за ее толстенными стенками, есть хоть что-то светлое. Уж слишком ее ангельский облик, диссонирует с образом кровожадной Сабрины.

Я взглянул в окно, наш поезд миновал городские окраины, и за окном поплыли картины, едва затронутой человеком природы. Вдоль пути, по белоснежным барханам, тянулась длинная цепочка следов неизвестного мне зверька, могучие, пушистые сосны, сменялись стройными, лишенными листьев березами, болота, перетекали в озера, ручьи и реки стремительно ныряли под железнодорожное полотно, вспыхивали и исчезали пестрые одеяла деревень, дым печных труб, нагло разбавлял, холодный разряженный воздух. Зима из окна уютного вагона, выглядит такой тёплой.

Глава седьмая