История моего стыда

* * *

Вечером, раздеваясь, Крис обнаружила маленькую записку, которую я украдкой подбросил, пока она нянчилась с Блинчиком. Нарисованное на клочке бумаги сердце и всего пара слов: «Оно – твоё». Девушка злилась, хотела смыть нелепое послание в унитаз, но оставила на полке.

Вскоре я вспомнил обещание и расстался с Олей. Сперва старался увеличивать дистанцию и сокращать время вместе. Она требовала ответов, и я пригласил её в парк, где ссориться под взглядами случайных зевак было бы сложнее. Честно сказал, что охладел, но не к ней, а к самой возможности отношений с кем-то в данный момент (тут уже я лукавил). В общем, я пытался взять вину на себя.

– Это всё из-за Кристины! – она резко прервала меня.

– Да причем тут она? – я едва не перешел на крик.

Как девушки чувствуют подобное??

– То есть, ты не будешь пытаться строить с ней отношения?

– Нет, конечно, – я врал, глядя Оле в глаза, как Гермес, величайший мастер обмана среди греческих богов.

Она молча встала, влепила неуклюжую пощёчину и пошла прочь. Видимо, в искусстве лжи Гермес преуспел всё же больше, чем я…

Вечером, увидев красный след от пощечины, Раиса Ивановна философски сказала:

– С почи?ном, дорогой!

Засыпал я с чувством вины, ощущая себя грязнейшим из людей. Никогда и ни при каких обстоятельствах я не желал быть последней сволочью и добиваться своих целей за счет других, но на этот раз вышло именно так.

Интерлюдия 7. Давид

Постепенно, через месяцы, я привык.

Я вновь стал ощущать себя мужчиной. Сильным. Имеющим право. Парни боялись и не выдерживали моего взгляда. Девушки – мечтали о нем. Я брал их рьяно и страстно. Кто-то приходил от этого в экстаз, но кому-то такой подход казался грубым и болезненным. Мне было все равно. Я никого не любил и никому не был должен. Все дорогое и родное осталось в горах. Там мать и отец. Там магия. Там Безымянный ручей, разделивший мою жизнь на «до» и «после».

* * *

Прошли годы. Я научился справляться с любыми трудностями, что вставали на пути. Часто я слышал, что у меня красивый, но острый и пронзительный взгляд, выдержать который мало кто способен. «Как у леопарда» – добавлял я про себя.

Я окончил университет с отличием – не потому, что любил учиться, а потому, что хотел быть первым и лучшим во всём. Вскоре я стал заместителем финансового директора в фирме дяди. Гордость отца и матери.

Только их я любил по-настоящему. Первые годы отец запрещал появляться в Армении, и родители прилетали ко мне в Москву. Каждая такая встреча являлась самым прекрасным моментом жизни.

Тоскуя по Родине и горам, через три года после бегства я уговорил отца на тайное посещение Еревана. Та первая после расставания встреча была ослепительно прекрасна. Как подросток, с воплями восторга я взбегал вверх по ступеням Большого Каскада, с придыханием прикасался к нагретой от солнца стене церкви Зоравор, от заката до рассвета бродил по закоулкам района Конд. Рассвет я встретил посреди руин храма Звартноц, что в нескольких километрах от Еревана. Еще малыми детьми мы любили бегать среди этих древних развалин, и вот я вернулся к ним. Счастье…

Во дни сомнений и тяжелых мук совести только память о горах и Ереване согревала сердце и придавала силы. Я подолгу перелистывал фотографии далекой Армении, сделанные совсем в иной жизни. Мне снился шум водопадов, приносивших в долины новости от самых вершин, грезились острые пики, бликующие на солнце снежными зеркалами; я мечтал вновь дышать воздухом, а не автомобильным смрадом, что лежит в переулках Москвы. В миг долгожданного возвращения я наконец-то обрел всё это и впервые за долгое время чувствовал, что живу.

* * *

Так или иначе, та знаковая поездка закончилась, и мне пришлось вернуться обратно. По возвращении я окончательно принял то, что уже давно кружилось в моей голове. Я осознал, что практически утратил веру в Бога. Чем больше я погружался в мир мегаполиса и бизнеса, тем более убеждался, что Бог ушел отсюда. Меня разрывала на части мысль о том, что Его нет с нами, но подтверждение этого я находил повсюду. Главный – и самый страшный – аргумент я видел в простом и непреклонном факте существования зла. Именно существование зла, бед и несправедливости для меня стали абсолютно не совместимы со всеблагим и всесильным Богом. Зло возрастает повсюду, и Бог, кем бы он ни был, либо хочет искоренить зло, но не может; либо может, но вовсе не хочет. В первом случае Бог оказывается бессильным, а значит, это не тот абсолют, о котором нас учат; в во втором – Бог вовсе не так добр, как нам хотелось бы. Оба этих варианта устрашали меня.

В будущем насмешка судьбы сведет меня с женщиной, любящей Бога всем своим естеством. Кто из нас прав – я не узнаю до конца дней. Я вижу в этом иронию и особое проклятие…

Как-то в университете я озвучил свои мысли на лекции по философии. С легкой улыбкой преподаватель ответил, что крайне рекомендует мне всё же верить в Бога, независимо от того, существует Он или нет.

– В философии эта идея называется «Пари Паскаля», – пояснил он. – Суть её в том, что вера похожа на азартную игру, и с точки зрения логики и вероятности гораздо выгоднее ставить на то, что Бог существует. Ведь если Бог есть, то вера в Него обернется пропуском в рай, а неверие – жестокой карой в аду. А если Бога нет, то вера в Него хотя бы сделает из вас более нравственного человека, неверие же не изменит ничего. Выходит, последствия атеизма много хуже, чем веры, а значит, даже если вероятность существования Бога мала, гораздо разумнее верить в Него.

– Разумнее – может быть, – возразил я, – но как оставаться честным по отношению к самому себе? Да и вряд ли гипотетическому Богу нужна такая религия, основанная на азартном прагматизме и вероятности.

– Вы правы. Но этот вопрос выходит за рамки философии, друг мой.

* * *

Так я и жил, раздираемый противоречиями. Там, на Родине, посреди гор, так легко было принять великие возвышенные идеи христианства, но здесь, посреди механического мегаполиса, шестерни которого прокручивались без помощи небес, в окружении миллионов человеческих трагедий, где твое спасение и даже здоровье чаще всего определяется случаем и деньгами, мысли о невозможности Бога появлялись сами собой.

Но если Бог умер, то что останется вместо Него? В обществе, откуда я родом, именно Божественный закон давал ответы на вопросы о смысле жизни, предназначении, причинах бед и болезней. Я же осознал действительность как мир без Бога, а значит – и как мир без смысла.

Именно этот смысл я и хотел отыскать, оказавшись один на один с самим собой. Так я пришел к мысли о собственной свободе и ответственности. Я и я только несу ответственность за всё, что происходит в моей жизни, а потому сам должен создать самого себя и свои собственные смыслы существования, в какой-то мере взяв функцию Бога. Бог видит моими глазами. Со временем я понял, что это значит.

Глава 8

Как и следовало ожидать, полярность общественного мнения обо мне сменилась на противоположную. Казалось, что даже во взгляде Кристины я встречал осуждение. Понимая, что в ближайшие дни что-то предпринимать бессмысленно (да и серое настроение не позволило бы), я сосредоточился на себе, работе и даже решил посетить занятия Влада.

Мы быстро нашли с ним общий язык. Фонтанирующий силой, мощью и энергией, он мгновенно располагал к себе людей. Влад старался уделять внимание каждому, кто приходил в его спортзал.

Потея по вечерам в зале, я выгонял из себя негативные эмоции и чувство вины перед Ольгой. Отчасти это принесло свои плоды, и вскоре я перестал смотреть на свой поступок как на аморальный и вернулся к своему обычному, уверенному поведению.

Однажды я почувствовал на себе взгляд Крис. Моя независимость и отсутствие действий после расставания с Олей, видимо, били ее как жгутом. Так я понял, что момент настал.

Глупый, пытливый и беспечный, я задумал новый эксперимент. Вы поддавались когда-нибудь на рекламу духов с феромонами? Так вот, я поддался. Произвольно купленный пузырек не дал никакого результата, но наделил меня странноватым запахом кислых яблок и трав, будто с огорода дяди Юры. Выкинув гадость, я начал копать глубже и читать по этой теме все, что попадалось под руку. Удивительно, но феромоны выделяются очень многими видами животных, от насекомых до человека. В отличие от гормонов, которые регулируют деятельность хозяина, феромоны выделяются во внешнюю среду и «трудятся» над тем, чтобы повлиять на животных своего вида. Например, у муравьев или пчел есть масса подобных химических сигнализаторов, позволяющих организовать общественную жизнь. Об этом, наверное, хорошо знают медведи, позарившиеся на улей: укушенный одной пчелой медведь носит в себе жало защитницы, которое источает феромоны и привлекает других пчел для атаки.

Из всех видов меня, конечно же, интересовали половые феромоны: в животном мире они дают сигнал о том, что самка готова к спариванию. Поиск информации о человеческих феромонах завел в тупик: ученые уже много десятилетий пытаются ответить, играют ли эти вещества сколько-нибудь значимую роль в поведении людей и каким органом воспринимаются. Видимо, эволюция наделила нас слишком развитым мозгом, но взамен сильно ослабила чувствительность обоняния, и поэтому влияние феромонов на половое влечение человека крайне мало. Отставив в сторону ложные надежды, я сделал вывод, что не стоит поддаваться на спекулятивные рекламы, а единственное, что мужнина может сделать в данной области – это купить дорогой и качественный парфюм.

Маленькими шагами мы все же возобновили общение с Кристиной. Самым сложным для меня оказалось осознание необходимости изменения собственного поведения. Говорить то, что думаю, а если кто-то не согласен со мной, то принимать это или, как минимум, не раздражаться по этому поводу. Признавать собственные ошибки, а также заслуги окружающих. И самое главное – уважать чужие границы и не выходить за свои. Это чудовищно сложно – принять, что твое влияние не распространяется так далеко, как бы тебе того хотелось, и ты не в силах (а главное – не вправе), переступать красную черту, агрессивно пытаясь влиять, подстраивать окружающих – и тем более партнера – под свои желания и мнение. Я понял, что не накину силки на весь мир: внимание и концентрация должны быть направлены на внешний мир, но менять надо себя, и именно внутрь, а не наружу необходимо отправлять все запросы и претензии.

Очень долго я ломал себя, пытаясь достичь этого на практике, и однажды действительно заметил, что отношение ко мне в коллективе стало меняться. Я увидел уважение в глазах мужчин и интерес – во взгляде женщин. Среди них была и Крис. Впервые за долгое время она подпустила меня настолько, что согласилась на прогулку.

Весна, наконец, переломила хребет зиме, и все чаще стали приходить теплые апрельские дни. Снега уже не было; о его былом присутствии напоминали лишь редкие лужи, хватающиеся за жизнь в тени деревьев и в ямах. Небо капризничало: то покрывалось серым налетом сплошных облаков, то обнажало свою бездонную синеву. Я решил игнорировать непостоянство погоды и оделся легко, оставив на диване все теплые вещи. Кристина, как всегда, была безупречна: светлое весеннее пальто, элегантные легкие ботинки и свободные волосы, завораживающие своим объемом и пышностью.

Зная девушку много месяцев, я, по сути, до сих пор не имел представления о ее жизни, и поэтому во главу угла первой весенней встречи поставил искренний интерес к ней. Я выбрал тактику, подсмотренную, как всегда, где-то в сети и книгах: вместо вопросов перешел к утверждениям. «Ты, должно быть, училась в очень престижном вузе» вместо «А где ты училась?» или «Я вижу, ты выросла в крупном городе», а не «Откуда ты родом?». Во-первых, это звучало уверенно и оригинально. А во-вторых, крепче затягивало девушку в разговор. Идея удалась. Крис живо вступила в беседу, удивляясь моей проницательности. В тот день я не позволил никаких вольностей; более того, завершил свидание раньше обычного, сославшись на необходимость помощи хозяйке квартиры.

Следующие несколько рабочих дней я вел себя сдержанно, но периодически задерживал на Крис задумчивый взгляд. Вечерами я упорно оттачивал технику оригами. Это древнее китайское искусство не на шутку увлекло меня. В средние века, кстати, оно приобрело популярность и на Западе, в Европе, где умение развлечь даму, создавая оригинальные бумажные фигурки, крайне ценилось среди дворян-мужчин. Примерно этого я и добивался, проводя вечера за изготовлением бумажных тюльпанов и роз. Свои первые по-настоящему удачные работы – бумажные лягушонок и тюльпаны – я подарил Раисе Ивановне, чем привел ее в безудержный детский восторг.