Кренер

После правки лезвия мусатом удавалось надрезать перед собой большую часть стеблей. Те, что были на середине замаха, иногда даже перерезались. Но дальше дело не шло. Большая часть рогоза отделывалась царапинами. Через несколько минут лезвие из плохого железа притуплялось, и рогоз уже не резался, а гнулся или отклонялся. Тогда Юкон доставал мусат, и все повторялось по кругу. К вечеру весь мир для мальчика превратился в стену шелестящего рогоза.

После очередного взмаха топором Юкон услышал громкий всплеск. И только через несколько ударов сердца понял, что это он упал в воду от усталости. Оказалось, что лежать в мелкой воде очень удобно. Под спиной мягкий ил, в сереющем небе проплывают облака, а чуть заметные волны что-то нашептывают на ухо. Вставать совершенно не хотелось. Хотелось покачиваться на этих волнах, как качается сухой кленовый листок.

Полежав немного, Юкон начал раскачиваться. Чуть в лево, чуть вправо, удерживая пойманный умиротворяющий ритм. Постепенно он раскачался так, что смог сесть, а потом и встать на полусогнутые ноги. Почему-то захотелось петь. Так же, наверное, чувствует себя волк, когда смотрит на луну и понимает, что должен излить странное, возникшее внутри чувство.

Юкон начал напевать. Певцом он никогда не был. Поэтому у него получалось что-то среднее между мычанием и уханьем.

Мы-мы-ух! Мы-мы-ух! Мы-мы-ух-ха! – выдал он в опустившуюся на реку темноту.

Слова были так себе, поэтому он начал помогать себе жестами, выпуская песню руками, ногами и даже копчиком. Застывшие от перегрузки мышцы во время танца вообще не ощущались. Казалось, что он продолжает лежать, а водяные волны раскачивают его тело, снимая боль и усталость.

Тело стало легким, а мысли – приятными. Так же тепло и празднично в голове было, когда что он тайком от старших братьев выпил кружку крепкого сидра. Танцуя, он мимоходом понял, что искать утиное гнездо не надо. Он точно знает, что оно под корягами напротив дуба шагах в пятидесяти от него.

Мысль о утке пришла и ушла, а Юкон продолжал танцевать.

Если бы он увидел себя со стороны, то сильно удивился бы зрелищу. С ног до головы покрытый речным илом он скользил по мелководью, периодически ухая. В руках был топор. Он держал его бережно, но крепко, как держат девушку за руку во время танца. Вот его фигура качнулась справа налево и при свете луны можно увидеть, как падает подкошенная стена рогоза.

Но Юкон не видел себя. Он чувствовал себя счастливым. Но неожиданно сказка кончилась. Виной всему желудок. Молодое тело хотело есть и, не понимая, что рвет нить редкой гармонии, брюхо громко заурчало, требую чем-нибудь его наполнить.

Наверное, виной всему те самые утиные яйца, которые подсознание уже поджарило на сале и съело с краюхой свежего хлеба.

Юкон пришел в себя и осмотрелся. За несколько минут он срезал больше рогоза, чем за два прошлых дня. Пока тело помнило танец, он попробовал повторить движение. Получилось совсем не так как несколько мгновений назад.

Вернулась тяжесть в мышцах, легкости не было и в помине. Но повторив попытку раз сто, он смог срезать больше половины стеблей перед собой одним движением. Остальные же были заметно подрезаны.

А главное – появилась вера. Он, Юкон – настоящий кернер, он услышал реку! И он научиться резать топором, как настоящий воин!

Довольный собой он пошел к утиному гнезду, аккуратно раздвигая заросли. Утка заметила его, когда он уже был на расстоянии одного шага. Она испугано взмахнула крыльями, но Юкон качнулся по дуге вперед и сделал то, на что способен только кренер. Он тяжелым топором срубил голову взлетающей птице практически уже в полете.

Его оружие взяло первую кровь не на войне, а на охоте. Юкон вернулся на берег с яйцами и добытой птицей. Обмазал тушку глиной с илом и оставил так до утра. Сил разводить костер сейчас у него уже не осталось. Поужинав вяленой рыбой хлебом и яйцами, он закутался в одеяло и уснул в шалаше.

Утром, после умывания, он занялся своим будущим обедом. Выкопал небольшую ямку, положил в нее обмазанную глиной утку и присыпал землей. Набрал сушняка и развел небольшой костер прямо над закопанной птицей.

Когда пламя хорошо разгорелось, он подкинул несколько веток покрупнее и пошел резать рогоз. Пойманное вчера движений давалось не сразу. Приходилось повторять снова и снова, чтобы хотя-бы половина стеблей при взмахе падали срезанными. Постепенно тело разогрелось, и двигаться стало легче.

Через час тренировок мальчик вернулся к костру подложить дров на тлеющие угли. И снова пошел в реку. Он не будет ночевать в шалаше всю неделю! Он согласен провести так еще максимум одну ночь. Поэтому нужно резать рогоз снова и снова.

К полудню навалилась усталость, в висках четко слышались удары сердца. Слушая как бьется кровь, он попробовал вспомнить, что за мелодия его вела вчера, когда он услышал реку.

Он стал и прислушался. Стоял так несколько минут, но ничего не ощутил. Тогда присел к воде и прислонил ухо к поверхности. Стало лишь прохладно и щекотно.

– Ты не тем слушаешь, – голос за спиной не на шутку испугал Юкона, и он, разворачиваясь, хлюпнулся задом в воду.

На берегу стоял отец. Он решил проверить, как идет обучение. За сына он особо не боялся. Это место у реки было безопасным. Попасть к нему можно либо через селение кренеров, либо через непролазные болота. Но воин решил посмотреть, получается ли у Юкона работать топором. Если в двенадцать лет не научиться двигаться, то хорошим воином уже вряд ли станет.

– Встань, выпрями спину. Немного присядь. Глубоко вдохни и свободно выдохни несколько раз.

Юп слушал отца и делал, кок он говорит.

– А теперь расслабься и попробуй слушать реку ногами. Уши не подскажут тебе как нужно двигаться. Они могут только подсказать, что враг к тебе приближается. В бою они могут видеть то, что не видят глаза, но реку они не услышат. Доверься своим ногам, они подскажут что делать.

Мальчик перестал напрягать слух и пошевелил пальцами ног, чувствуя мягкость прохладного ила и твердость камней под ним. Попробовал покачаться, пружиня в коленях и почувствовал отголосок ночной песни. Как будто ноги хотели танцевать, и поэтому им слышалась мелодия.

Сохраняя настрой, Юкон пошел к зарослям рогоза. Бедный рогоз! Топор сеял месть за три дня мучений, а стебли падали, словно это была пшеница, срезаемая острой косой.

– Получается у тебя, конечно крях знает что, но основу ты понял. Продолжай резать и вязать, а вечером я пришлю к тебе Мирона с волокушами. Отвезете рогоз к загону.

Вечером, когда они с братом все погрузили, Юкон с гордостью разделил с ним приготовленную утку. Его добыча запеклась в коконе из глины и ила, как в керамическом горшке.

Когда Юкон разбил эту скорлупу камнем, то у братьев от запаха потекли слюни. Хорошо пропеченное жирное мясо отваливалось от косточек и таяло во рту.

А еще, очень приятно было заметить в глазах всегда насмешливого старшего брата что-то похожее на уважение.

Перед отъездом Юкон подошел к чучелу, которое пробовал рубить в первый день. Приблизившись вплотную, он, копируя отца, не останавливаясь, спружинил коленями и качнулся справа налево. Топор описал дугу, а чучело слегка наклонилось.

Юкон не смог лихо перерезать своего игрушечного противника пополам, как ему хотелось. Но топор рассек пучок рогоза и оставил глубокий порез на палке.

После этого дня Юкон почти не расставался с топором, постоянно прося братьев поучить воинской науке

Глава 3 ЮП Бабочки в его голове

– Так что, теперь нельзя никого убивать? – спросил обычно молчаливый Юп.

В столице ходили слухи, что он становился кровожадным к середине недели, если ему не доплачивать за человеколюбие.

Слухи конечно ерунда, но скандалы после «недостаточно обоснованного массового кровопролития» и «неоправданных актов чрезмерной жестокости» патрульной службы чаще всего были связаны с Юпом. Он предпочитал решать вопрос с нарушителями в традициях своего народа. Ему, в принципе, платили не за гуманность, а за насильственные навыки, к которым располагало его происхождение и богатый жизненный опыт.

Сержант ответил на вопрос подчиненного резко.

– На ком будет еще один труп до конца месяца, вычту дневное жалование. А если трупов будет больше десятка, как ты, Юп, любишь, то сниму с довольствия на неделю.

Юп недовольно хмыкнул, но любимый тесак спрятал в чехол из бараньей шкуры на поясе и накинул на рукоять петлю. Чехол для тесака Юп сам сшил из конфискованной у контрабандистов овчины. Первые дни, вставляя в него тесак, он наносил на лезвие немного бараньего жира и теперь тесак всегда был защищен от сырости.

Кренер достал из кошеля на поясе несколько сушеных рыбьих хвостов и начал их не спеша грызть.

Сержант же по долгу службы продолжил портить подчиненным настроение.

– А ну, стоять смирно, обалдуи неотесанные, мордовороты безголовые, присланные мне Святой Юхой за грехи молодости! Слушайте приказ его светлости коммерпринца.

Ругался сержант без огонька, чувствовалось, что выполняет рутину. Выудив из-за пазухи сильно помятый документ, написанный каллиграфическим почерком на дорогой гербовой бумаге, он прокашлялся.

Лавочник Иза говорил, что такая бумажка, если чистая, стоит как половина жалования сержанта. Но, если писцы коммерпринца ее уже замарали, то продать ее точно не получиться.

Поэтому отношение к бумаге у командира патруля было не шибко почтительным. Он прищурил левый глаз и, держа приказ в вытянутых руках, начал вещать, подражая манере придворных глашатаев:

«Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин от порождений бездны, опечалены!

Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.