Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943–1945

– Где мы? – спросил я.

– Это Дамеров. Когда-то здесь была деревня, но ее смыло во время шторма около ста лет назад. Теперь это всего лишь контрольная точка – первая из нескольких, которые мы должны проехать. – Он указал в окно. – Здесь тупиковый рукав реки Пене. Он почти подходит к рельсовому пути.

Охранник примерно пятидесяти лет, в невзрачной униформе ходил от скамейки к скамейке. Хартмут показал ему свой идентификационный жетон, а я – командировочное предписание. Охранник буркнул: «Ладно» – и пошел дальше. Вскоре мы снова отправились в путь.

Затем была краткая остановка в деревне Цемпин, а потом поезд, пыхтя, прибыл наконец в Цинновиц – одно время модный курорт, а сейчас территория, почти полностью занятая работниками Пенемюнде. Хартмут встал, и я вышел вслед за ним из поезда. Через ворота мы прошли в зал типичной для маленького городка железнодорожной станции. В зале было довольно оживленно; я заметил много людей в униформе сухопутных войск и авиации.

– Мы приближаемся к заводу. Станцию ты увидишь примерно с половины седьмого до семи утра, когда поезда из Свинемюнде и Вольгаста прибывают один за другим, а пассажиры пересаживаются на электрички. Это похоже на пересадку из Берлинского метрополитена на городскую электричку в час пик.

Нам потребовалось несколько минут, чтобы пешком добраться от станции Федеральная до станции Заводской терминал, представлявшей собой простую, низкую деревянную конструкцию с плоской крышей. Внутри здания не было кассы. На стенах висели различные объявления: расписание движения поездов, плакат «То, что ты видишь и слышишь, должно остаться в этих стенах» и простой указатель «К поездам».

В это время суток из нескольких ворот были открыты только двое. Мы представили наши документы людям в военной форме и вышли на длинную платформу, по обеим сторонам которой проходили железнодорожные пути. Слева, возле здания, был огромный стеллаж с велосипедами. Мы остались одни на платформе. Потом я заметил ожидающий нас поезд и воскликнул:

– Да ведь это же берлинская S-Bahn![1 - Электричка.]

Я увидел знакомый современный поезд с большими окнами, стильным интерьером и автоматическими двойными дверями. Мы вошли в двери ближе к середине поезда и расположились у окна.

Раздался свист – поезд тронулся и стал стремительно набирать скорость. Быстрое клацанье переключателями и стук от перехода поезда на другой путь вскоре стихли, и мы увидели единственную колею, ведущую из Цинновица к южной проходной завода. Будучи частым пассажиром электричек, я ждал, что состав снова начнет набирать скорость, но этого не произошло.

– Почему он не едет быстрее? – воскликнул я.

Хартмут усмехнулся:

– Не думал, что ты сядешь в лужу! Напряжение в выпрямителе тока на станции не соответствует напряжению в двигателях поезда. Сейчас нет ни необходимости, ни средств для того, чтобы это исправить.

Поезд равномерно двигался вперед, гудение двигателей сопровождалось размеренным стуком колес. По обеим сторонам пути росли сосны. Мы проехали мимо перекрестка с опущенным шлагбаумом. Сирена поезда постепенно становилась громче, затем высота звука вдруг изменилась, и сирена стихла.

– Это Трассенхайде, – сказал Хартмут, когда мы проезжали через небольшую деревню. – Здесь останавливаются только несколько поездов. Когда-то тут хотели построить город с населением в тридцать тысяч или около этого. Может быть, построят после войны… – Он машинально и бессознательно постучал по деревянной скамейке. – Сейчас здесь только большой строительный лагерь, где в основном работают пленные из Восточной Европы. – Он умолк и выглянул в окно. – Сейчас ты увидишь лагерь. Это небольшой городок с типичными зданиями казарменного типа. Однако большинство зданий покажутся тебе довольно симпатичными и даже чуть-чуть напоминающими здания Третьего рейха. Конечно, ты не увидишь здесь колоссальных зданий, как в Нюрнберге, или громадных берлинских строений с колоннами. – Он кивнул. – Вот и лагерь.

Справа от нас появился забор из плоских сетчатых звеньев высотой более двух метров. За ним виднелись темные и унылые казармы, построенные на определенном расстоянии друг от друга. С другой стороны трассы деревья начали редеть, и мы увидели шоссе, параллельное железнодорожному пути, – единственную подъездную автодорогу к заводу. Появились типичные деревенские домики с пристройками. Поезд остановился у узкой, гудронированной платформы, обозначенной как Карлсхаген. Саму деревню не было видно за деревьями. Почти сразу же поезд снова отправился в путь. Хартмут поднялся:

– Нам сходить через минуту.

Мы подошли к двери, и я выглянул в окно. Лесные посадки внезапно закончились, словно были нарисованы на занавесе, который кто-то отдернул в сторону. Перед нами появилось несколько железнодорожных путей, и послышался стук колес – поезд переходил на другой путь.

Вдоль горловины железнодорожной станции стояли аккуратные двухэтажные дома, и мне вдруг показалось, что я очутился в пригороде большого города. Крутые скатные крыши домов были выполнены в стиле, который я изучал в Штутгарте, где находился знаменитый архитектурный факультет университета. Здания были построены в умеренном стиле из прочного огнеупорного кирпича, оштукатуренные снаружи, двух-, иногда трехэтажные, с боковыми окнами и ставнями. Они отлично вписывались в окружающий ландшафт, который слегка напоминал исторические места в Ротенбурге или Нюрнберге. Подъехав к крытой платформе, поезд остановился – мы добрались до места назначения.

В лагере находилось примерно двадцать одноэтажных зданий, расположенных в форме подковы. Все здания узкой стороной были обращены к дороге с односторонним движением и напоминали коров на водопое. Мы прошли мимо охранника у ворот и вошли в здание справа. Унтер-офицер быстро проверил мои документы.

– Доложитесь старшине четвертой роты в Haus Wuerttemberg![2 - «Строение Вюртемберг». (Здесь и далее примеч. пер.)] – отрезал он.

– Должно быть, это в здании, где живут магистры наук, – предположил Хартмут, когда мы пошли по тротуару. – Все эти одноэтажные здания заняты взводами VKN (Versuchs-Kommando Nord – экспериментальная команда «Норд», располагавшаяся в Карлсхагене, к западу от железной дороги на Пенемюнде на месте бывшего поселения Зайдлунг. – Пер.), в состав которого входит несколько рот, которыми командуют офицеры, подчиняющиеся полковнику. Управление создали для того, чтобы отзывать специалистов из регулярной армии, фактически оставляя их на военной службе. – Хартмут рассмеялся. – Итак, ты по-прежнему в армии! Тем не менее воинская повинность покажется тебе не крайне тяжелой, а просто досадной.

Любой, услышавший его замечание, немало бы удивился, ибо Хартмут носил мундир лейтенанта. Обстоятельства его приезда в Пенемюнде были чем-то схожи с моими. Отслужив в армии задолго до войны, он демобилизовался в звании лейтенанта запаса. Позже, начав работать в «Сименс», он получил задание возглавить строительство важного объекта в Пенемюнде. В 1941 году его призвали на фронт, но затем немедленно вернули обратно в Пенемюнде, на этот раз в качестве военного. Это изменение, никоим образом не отразившееся на качестве его работы, заставило его мириться со всеми недостатками военной службы. Кроме того, он лишился хорошей зарплаты и получал гораздо более скромное лейтенантское денежное довольствие.

– Во всех зданиях в этой части лагеря очень большие комнаты с двухъярусными кроватями. Тут живут механики и техники, чей статус напрямую зависит от обстоятельств, при которых их сюда перевели. Здесь воинское звание никак не влияет на должность. Представь себе, инженер в звании рядового командует механиками, некоторые из которых в звании сержанта. Степень магистра естественных наук, – продолжал Хартмут, – дает тебе некоторые привилегии при получении жилья. Кстати, я говорил, что зарплату ты будешь получать как гражданский инженер? Скорее всего, ты начнешь работать в третьей группе. Солдатам-механикам тоже выплачивается зарплата и надбавки за сверхурочную работу. Фиксированная ставка довольствия только у офицеров.

Мы остановились у двойных дверей серо-зеленого здания, и Хартмут прервал свой рассказ.

– Вот и пришли, – сказал он. – Я тебя оставляю. Береги себя. Увидимся в воскресенье на пляже.

Я смотрел вслед уходящему на станцию Хартмуту. Затем, внезапно разволновавшись, я повернулся и вошел в здание.

Глава 2. В Пенемюнде

Я оказался в длинном коридоре с белыми стенами. Посмотрев на большую доску объявлений, я понял, что пришел по адресу. Сначала здание показалось мне совершенно пустым. Шумы и запахи, столь характерные для военной казармы, полностью отсутствовали. Потом я услышал шелест бумаги и через полуоткрытую дверь справа увидел сидящего за столом сержанта. Одернув солдатский мундир, я вошел в комнату, вытянулся по стойке «смирно» и бойко объявил:

– Рядовой первого класса Хуцель в ваше распоряжение прибыл!

Сержант оторвался от чтения романа, улыбнулся и небрежно махнул рукой:

– Вольно. Я старшина четвертой роты, – сказал он, положив книгу на стол лицевой стороной вниз. – Предъявите ваши документы.

Я протянул ему документы. Просмотрев их, он произнес:

– Я возьму приказ о переводе и банковскую книжку, чтобы в бухгалтерии оформили документы. Итак, посмотрим… – Он повернулся к стенному шкафу с ключами. – Вы будете жить в комнате номер 108, на верхнем этаже, вместе с солдатом, доктором Виттигом. Зайдите ко мне позже за постельными принадлежностями и полотенцами.

Он вручил мне ключ. Взяв ранец, я снова встал по стойке «смирно», но старшина уже углубился в чтение романа. Пожав плечами, я ушел.

В 108-й комнате никого не оказалось. Она была довольно просторной, с окном напротив двери. У обеих стен находились койки. Кроме того, здесь были шкаф, стол, настольная лампа и два стула. В углу была раковина, из крана текла холодная вода. Как я узнал позже, горячая вода была в единственной на каждом этаже ванной комнате. Внезапно почувствовав усталость, я положил ранец, растянулся на пустой койке и стал вспоминать события последних нескольких дней. Я расслабился. Лишь один раз я услышал быстро стихший стук сапог по брусчатке. Заложив руки за голову, я наблюдал сквозь окно за облаками, медленно плывущими по синему летнему небу. В конце концов я задремал.

Проснулся я от голода. Солнце стояло высоко в небе. Я встал, засунул ранец под кровать и снова пошел к старшине, который по-прежнему читал. Я спросил, где мне можно поесть.

– Вам выдадут такие же карточки, как гражданским лицам, – ответил он. – С ними вы сможете покупать талоны в столовую в служебном здании. Или, если захотите, купите талоны на обед в одну из заводских столовых. Ужинать можно либо в служебном здании, либо в городе, куда доедете на поезде. В Цинновице есть несколько хороших ресторанов. – Он улыбнулся. – У нас нет комендантского часа, но при отъезде с острова Узедом обязательно берите с собой пропуск. – Он посмотрел на часы. – Карточки вы получите к вечеру. А на сегодня я выпишу вам талон. Кстати, в подвале служебного здания есть небольшой магазин, где продается колбаса, сливочное масло, варенье, печенье и тому подобное. По карточкам, конечно. – Он небрежно заполнил талон. – Держите. Я возвращаю ваше командировочное предписание. Пользуйтесь им как пропуском, пока я не выдам вам постоянный пропуск. Подайте заявку в службу безопасности завода, чтобы вам выдали жетон.

После обеда, оказавшегося лучше, чем в обычной столовой, я пешком отправился в отдел кадров. За пределами ворот лагеря я повернул направо и пошел по дороге на север: сначала мимо станции, которую мы проезжали утром. За пределами станции находился Зайдлунг – поселок, наполовину скрытый за деревьями, кустарниками и виноградными лозами. От легкого ветерка колыхалось развешанное белье. Я услышал приглушенные, но радостные детские голоса.

Далее находились ангары для технического обслуживания заводских электропоездов. Вероятно, ангары длиной 150 метров с четырьмя параллельными пу тями были частью берлинской и гамбургской надземки. Дорога проходила мимо главного входа в поселок, построенного в стиле Третьего рейха: в середине архитрава красовалась массивная свастика, длинные ряды одина ковых домов окружали здание контрольно-пропускного пункта.

Пройдя менее километра, я увидел большое изолированное строение из железобетона. Именно сюда я и шел – Werk S?d – «Завод-Юг» – в новое административное здание. Несмотря на то что оно было недостроенным, в нем уже работали. Признаки строительства были повсюду: оборудование, штабели из труб, кирпич, песок, гравий. Позади главного здания вытянулись двухэтажные времянки.

Я вошел в здание, наполненное шумом множества работающих пишущих машинок, и спросил капрала Дома, ставшего очередным примером «вольнонаемной» армии. Когда я представился, он обратился к симпатичной темноволосой девушке, печатающей на машинке.

– Фрейлейн Клингер, пожалуйста, передайте мне папку.

Она поднялась и поставила перед ним коробку с папками.

– Итак, вы… инженер-электрик.

«Ну, – подумал я, – наши переговоры значительно продвинулись вперед».

– У нас несколько заявок. Больше всего специалисты нужны господину Брютцелю в департамент BSM и господину Маасу в департамент BGS. Обратитесь к ним в первую очередь.

BSM означало Bord, Steuer und Messgeraete – летательные аппараты, система наведения и телеметрия, а BGS – Bau-Gruppe Schlempp – независимый департамент, отвечающий за строительные работы на заводе. Капрал Дом объяснил мне, как пройти в департаменты, и попросил передать Брютцелю и Маасу, чтобы они сообщили ему о результатах собеседования.

– Окончательное решение, – прибавил он, улыбаясь, – примет господин Сандермейер.

Казалось, никто не торопится подключить меня к работе. Никто не требовал от меня тщательно отрепетированного рассказа о времени до моего приезда в Пенемюнде. Я с трудом привыкал к царящей вокруг гражданской небрежности. Мне приходилось быстро отвыкать от привычки постоянно быть начеку, машинально винить себя за неаккуратность в одежде, разочаровываться от необходимости совершать марш-броски только ради того, чтобы не сидеть на месте. Я облегченно вздохнул. Летний воздух был чистым и свежим, полуденное солнце – ярким и теплым. Война казалась чем-то далеким.