Правовая структуризация и систематика

В вопросе же о сочетании систем формально-юридических источников и отраслей права следует констатировать, что встречающееся в литературе суждение о том, что один и тот же «видовой набор» правовых отношений не может подпадать одновременно под действие различных принципов и отраслей права, не находит подтверждения в жизненных реалиях, в общесоциальной и специально-юридической практике.

Например, как целостный поведенческий комплекс, отношения, возникающие между покупателем и продавцом по поводу купли-продажи недвижимого имущества регламентируются не только нормами гражданско-, но и положениями административно-, земельно-, налогово-, а в ряде случаев также семейно– и процессуально– (а возможно и иных) правовых норм, причем независимо от вида отражающей их специальной профильной формы (особенно в условиях распространения прецедентов и нормативных правовых договоров). Именно применительно к таким отношениям в случае противоречия между регламентирующими их юридическими поведенческими правилами, принадлежащими к различным областям права, и говорят о наличии пространственной юридической коллизии. Фактически, «зафиксировать» принадлежность правового отношения лишь к одной отрасли права можно лишь в ограниченном числе случаев. Противоположным образом будет решаться вопрос о юридической природе, о правовой сущности корреспондирующего социального взаимодействия.

Примечательно, что текущее практическое подтверждение этой позиции можно обнаружить даже на легальном уровне. Так, на основании, например, Бюджетного, Гражданского процессуального, Арбитражного процессуального, Семейного, Гражданского, Трудового кодексов и Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, иные акты (того же или нижестоящего иерархического уровня), содержащие соответствующие правовые нормы, не должны противоречить корреспондирующим федеральным законам.

Отсюда следует органическая природа указанных «сводостатутных» актов, придание им свойств юридических доминант. Вытекает из этого и признание принадлежности норм одной правовой области, содержащихся в акте иной, не к позитивно-правовой сфере своего «фактического пребывания», а к отрасли своей сущностной, юридико-природной принадлежности.

Получается, что если наличие комплексных правовых актов в условиях жизненных реалий отрицать нельзя, то встречающееся в юридической литературе утверждение о существовании комплексных отраслей права пока не нашло надлежащего обоснования и, в целом, признания; не подтверждается оно и данными эмпирического характера, содержащимися в юридических источниках правовыражения.

Интересно, что в ряде случаев неприятие юридической конструкции «комплексная отрасль» обосновывалось с тех платформ, что формирование корреспондирующего элемента системы законодательства с необходимостью должно влечь за собой и образование одноуровневого элемента внутреннего строения права[99 - Панкратов И.Ф. Сельскохозяйственное право как отрасль права? Нет оснований // Советское государство и право. – 1973. – № 9. – С. 52.]. Поддерживая идею о недостоверности утверждения о бытии комплексных отраслей в праве, подчеркнем, что представленное обоснование также не воспринимается нами в качестве достоверного. Базовая причина здесь заключается, как видится, в смешении причины и следствия: именно законодательство, будучи одной из форм существования аккумуляций юридических норм, должно отражать исходное явление, т. е. право, но не наоборот, по крайней мере с исходных позиций. Не ясно здесь и то, почему бытие нормативного правового материала обязательно должно свидетельствовать о существовании самостоятельного компонента в строении самого права.

Встречаются в отечественной юридической науке и позиции, согласно которым «о самом факте существования обособленной области законодательства мы судим в основном по наличию самостоятельного кодифицированного акта или комплекса актов (например, о хозяйственном законодательстве). При этом кодифицированный акт, в особенности сводный кодифицированный акт – Основы, кодексы, – становится «пунктом сосредоточения» всех иных нормативных актов.»[100 - Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 62.].

Указанное, как мыслится, в основном отражает аспект не столько гносеологии, сколько восприятия (причем преимущественного практического и эмпирического толка) нормативного правового материала. Вместе с тем, с учетом интерпретации системы в качестве систематики (классификации), а также производности законодательного материала и значительности субъективного фактора (ов) в процессе его подготовки и оформления, приведенное выше утверждение представляется заслуживающим внимания. В этом контексте, с позиций надлежащего, должного, стоит согласиться с указанием на то, что «любой простой акт должен подчиняться… другим актам того же органа, если они обладают более квалифицированными формальными признаками. Такие признаки присущи, в частности, кодифицированным актам, в которых нормативный материал упорядочен, т. е. сведен в определенную логическую систему.»[101 - Поленина С.В. Взаимосвязи нормативных актов в системе советского гражданского законодательства // Советское государство и право. – 1972. – № 8. – С. 65.].