Квартиры и Стадионы

В другой комнате я обнаруживаю Мишу, развалившегося на диване. Давненько мы не виделись. Я протягиваю Мише пиво, и мы долго разговариваем с ним обо всякой ерунде, он вспоминает наши совместные концерты, вспоминает ту самую тусовку в клубе «Blow Up», вспоминает то время, когда мы играли с нашими группами дома у Аси, когда шел дождь, и со мной была Кристина, она смеялась, нам было хорошо тогда вдвоем, а я почти позабыл то время, второй этаж огромного дома Аси, и мы смотрели через большое уходящее в пол окно на стену летнего ливня, на обрыв, покрытый старыми неровными деревьями, речку, бегущую внизу, небольшую и чистую, камни и крупные валуны разрушали спокойствие медленного течения, мы играли музыку, и Кристина смотрела на меня и улыбалась…

«Знаешь… Мне уже не важно… Все не так уж важно…».

– Давно ты здесь? – спрашиваю я у Миши. – Санчеса давно видел?

– Давно…

Мы сидим молча какое-то время и пьем пиво. На заднем плане я слышу, как «Мумий Тролль» сменяет «Земфира», потом я слышу «Сплин». Старые добрые девяностые.

– Я больше не хочу играть, чувак, – вдруг говорит Миша. – Меня больше не осталось.

Я не знаю, что ему ответить.

– Может, не время еще?..

– Я уже не помню, когда в последний раз брал гитару в руки.

Я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз брал свою.

– Может, тебе стоит взять паузу, ненадолго подвязать?..

Но я понимаю, что это невозможно. Миша уже долгое время сидит на системе. Он не Степа. Он не может себе позволить принимать героин, когда вздумается. Все дело в его голове. Наркотик плотно там засел, и теперь отступать уже некуда.

– Знаешь, что меня держит в этой жизни, Диман? – Миша поворачивает голову в мою сторону и смотрит мне в глаза. – Каждое утро, когда я просыпаюсь и вижу солнце, которое пробивается сквозь шторы моей комнаты, я улыбаюсь и надеюсь на то, что этот день будет каким-то особенным, что он станет началом новой жизни, где все будет по-другому. Это длится всего несколько секунд, а потом я снова чувствую потребность встать и сварить себе дозу. И я живу не ради музыки, наркотиков, женщин или друзей, а именно ради этих самых секунд.

Он отворачивается к стене, а я встаю, иду к окну и закуриваю сигарету. У Степы из окна прекрасный вид на закат.

Экстази

– Ебаная хуйня, – шипит Роман, согнувшись пополам на стуле. – Полное говно, парни.

– Да, чуваки, – стонет Санчес с кровати. – Кисляк какой-то.

Макс лежит рядом с ним, тупо уставившись в ящик. Там, как всегда, показывают отборнейший бред. Меня самого крутит по полной программе. Судя по всему, в этих колесах вообще нет МДМА, зато героина хоть отбавляй. Я слышал об этом от Данилы. Он в теме, как что готовится.

– Что за гондоны эти дилеры. Хочешь позитивно отвиснуть с друзьями, а вместо этого получаешь мешок ебучего морфия, – кряхтит Роман со своего стула.

– Может, покурим слегка? – предлагает Макс.

Неплохая мысль. Медленные колеса в смеси с гашишем дают превосходный эффект. Мы вдвоем отправляемся на кухню. Роман сейчас курит редко, а Санчес в подобной ситуации всегда променяет на алкоголь любой наркотик, однако выбора у них скоро не останется. Мы уже запили эти колеса достаточным количеством пива, и оно просто кончилось. Я знаю, что скоро придется отсюда сваливать, но пока я просто хочу как следует дунуть.

Макс начинает лепить плюхи, а я прожигаю бутылку, аккуратно проводя пламенем зажигалки по рифленой поверхности, затем протягиваю ее Максу. Мы курим так какое-то время, а потом на кухню врывается Санчес, обнаруживает, что в доме больше не осталось алкоголя, и предлагает выдвинуться на улицу.

Макс остается вместе с Романом и Монахом в квартире, а мы выходим во двор и, пройдя всего несколько метров, останавливаемся на углу дома отдышаться.

– Самые отвратные колеса, что я пробовал, – говорю я и закуриваю сигарету.

– Полностью согласен с тобой, чувак, – Санчес закуривает свою, и мы двигаемся дальше.

Свежий осенний воздух немного приводит нас в чувство. Мы решаем отправиться на наш старый стадион и погулять там немного. Мы наворачиваем несколько кругов вокруг стадиона, и становится заметно лучше. Кровь начинает разогреваться, и мы двигаем в город.

– Тошнит, чувак, охуительно тошнит, – говорит Санчес, закуривая на ходу.

– Ты не думай об этом. Мне уже полегче, – говорю я, и это неправда, но мне не хочется поддаваться панике.

– Я бы не отказался от пива. Оно разгонит немного. Погнали в паб.

– Отличная идея. Заодно поссым.

Мы заходим в пивнуху, заказываем пива и направляемся в туалет.

– Эти ебаные колеса прут волнами, – мычит Санчес из соседней кабинки, и я слышу, как его рвет. – Просто пиздец.

Он прав. Когда я подхожу к зеркалу, то не узнаю себя. Трупная бледность, огромные зрачки. Становится труднее дышать с каждой минутой. Так страшно за себя мне еще никогда не было. Даже под кислотой. Тревога, паника, страх. Нужно умыться и постараться привести себя в порядок.

Пока Санчес блюет, я ставлю голову под кран с холодной водой в надежде прийти в чувство. Когда он выходит из кабинки и умывается, нам заметно легчает. Мы идем к барной стойке, быстро выпиваем пиво и выходим на улицу подальше от посторонних глаз. Мы недолго сидим около фонтана в центре города, куря сигареты и пялясь на огни, а потом отправляемся обратно к Монаху.

– Это не экстази, а какая-то хуйня, – говорит Санчес.

Он уже пришел в себя и теперь нервно курил одну за одной.

– Я предупреждал, что дело может закончиться плохо. Сейчас все уже не то. Несколько лет назад можно было вымутить отличные колеса, вылет в стратосферу, а сейчас одно говно.

– Помнишь, как мы с тобой и Романом взяли десятку красных? – спрашивает Санчес. – Причем, совсем недавно.

– Еще бы. Мы тогда здорово отвисли на канале. Трудно забыть. А потом еще сидели ночью на мосту и охуевали от напряжения.

– Я помню, ты еще покурил.

– Да. Всадил пару плюх. Это меня и спасло. Зря вы отказались. Было бы полегче.

– Нет. Это не для меня. Не стоит мешать.

– Если хочешь, можешь закинуться. У меня с собой есть парочка таблеток с той вечеринки.

– Нет, дружище, спасибо. С меня хватит на сегодня.

Мы некоторое время сидим и вспоминаем много интересных тем из нашей прошлой жизни. Мы с Санчесом частенько отвисали в Москве, когда он снимал там квартиру. Тогда его финансовых возможностей хватало на это, и мы тусовались с ним в сомнительных рок-клубах, типа «Blow Up» или «Жесть», в «ОГИ» на Чистых прудах и других неформальных забегаловках.

Я вспоминаю, как меня выкинули на улицу из гей-клуба «Шанс» на Полежаевской двое здоровенных громил-охранников за то, что я чуть было не разбил лицо одному наглому пидору, который вздумал мне грубить у барной стойки, когда я пытался склеить его подружку.

На самом деле, гей-клубы созданы для того, чтобы клеить симпатичных пташек. Они отдыхают там со своими дружками-педиками, надеясь, что в таком месте никто не станет до них докапываться. Но тут-то и появлялись мы с Санчесом. Классное было время.

Помню, мы часто гоняли в электричках вместе с Монахом и Санчесом из Москвы, когда работали там. Мы брали по паре «Гинессов» на брата, приезжали в Дмитров и отправлялись догоняться к Монаху, где нас уже ждал Роман.

Спустя некоторое время мы стоим у подъезда Монаха и курим.

– Чувак, я пойду домой, – говорит Санчес. – Нет настроения. С меня хватит.