– Я еще не говорил тебе, какая ты сегодня красивая?
– Нет, и даже не пытайся. Я одета неподобающим образом. Посмотри вокруг. Почти все женщины здесь сидят в джинсах и носят длинные серьги. Крутизна, как говорит Карли.
– Та самая Карли, у которой колечко в пупке? Соседская девчонка? Ну, да, это настоящий эксперт в области моды.
Молли переложила кусок жареной форели из его тарелки в свою.
– Ей всего пятнадцать лет. Дай срок.
– Стю было пятнадцать лет, когда я взялся за его воспитание. Мы разговаривали с ним на разных языках.
– Ты отлично потрудился. Я не так уж хорошо его знаю, но он мне понравился. И я доверяю вкусу Анны-Марии.
– Ты знаешь о его наследстве?
– Только то, что в один прекрасный день он получит какие-то деньги.
Рейф чуть не подавился рыбной костью.
– Ага. Что-то вроде.
– Из него выйдет замечательный учитель истории. Сразу видно, что он обожает свой предмет, стоит только послушать его рассказы.
Рейф предпочел не распространяться о том, что должно произойти, когда его брату исполнится тридцать один год. Непросто будет его жене привыкнуть к новому положению вещей.
– Что ты хочешь, сыр и кофе или лимонный пирог?
– Что? О нет, спасибо.
– Ты почти ничего не съела. – В тарелке Рейфа Молли неплохо попаслась, но ее жареный цыпленок с салатом остался нетронутым. – В чем дело, Молли? Ты все еще волнуешься из-за Дьюхарста?
– Кенни? Нет, по-моему, ты открыл для него новые горизонты. Конечно, у него может и не получиться, но…
– Но?
– Рейф, ты сделал для меня все что мог, и даже больше. И я очень тебе благодарна. Если он появится снова, я справлюсь с ним сама, хорошо? У меня в этом деле большой опыт.
– Просто из любопытства, как ты обычно его выпроваживаешь?
Ей не хотелось отвечать.
– Я даю ему денег. Домой я его не впускаю, даже если он говорит, что иначе ему придется спать на улице. Хуже всего, что Кенни далеко не дурак. Он устраивается на работу, работает до первой зарплаты, а потом начинает искать что-нибудь получше. Он… по-моему, его можно назвать вечным мечтателем.
– Хорошо хоть, не вечным двигателем, – съязвил Рейф.
– Он берет деньги в долг, чтобы купить лотерейные билеты, – вздохнула Молли. – Говорят, в детстве он был очень хорошеньким. Мама страшно его избаловала, давала ему все, что он просил, убеждала его в том, что он особенный, и все ему прощала. Он не виноват, понимаешь? А потом бедный Кенни узнал, что, по мнению всех окружающих, ничего особенного в нем нет.
Рейф глядел, как пламя свечи отражается в ее глазах. Огромных, теплых глазах цвета меда.
– Таких людей нельзя не жалеть. – Мягкий и хрипловатый голос заглушал стук столовых приборов, звон фарфора и смех посетителей ресторана.
– Ты думаешь?
– Не станешь же ты презирать ребенка, – настойчиво продолжила она. – А Кенни так и не повзрослел.
Рейф медленно покачал головой. Ну что тут ответишь? Он подозвал официанта и заказал лимонный пирог на вынос.
Вернувшись в коттедж, Молли пожалела, что не отдала должное цыпленку. Она поела сырой рыбы, а Рейф еще и поделился с ней своим ассорти из морепродуктов, так что голод она утолила. Но целый лимонный пирог – это очень опасно. Расчувствовавшись, Молли теряла контроль над собой. По-своему, она ненамного умнее Кенни.
Рейф отнес пирог на кухню. Молли бросила на кресло шаль и поправила волосы, стянутые в тяжелый узел, а затем решила переодеться во что-нибудь более удобное. Рейф сказал, что она красива. Они оба знали, что это не так, но лучше одеться попроще. Хотя Рейф и назвался ее мужем, этому никогда не бывать.
А если Кенни явится к ней снова и спросит, где ее муж, она ему скажет…
Ничего. Ни словечка он от нее не услышит. Если бы Рейф поинтересовался ее мнением, она сказала бы ему, что не намерена лгать. «Карты на стол» – вот ее девиз отныне и навсегда.
В джинсах и поношенной рубашке она решительно вошла в гостиную, намереваясь положить конец недоразумению. Но Рейф опередил ее.
– Ну и ну, у тебя такой вид.
– Какой еще вид?
– Воинственный. Тебя что-то разозлило? Или ты до сих пор расстраиваешься из-за того, что я назвался твоим мужем? Молли, где ты прожила последние пятьдесят лет?
– Похоже, далеко от тебя. И он тебе все равно не поверил.
– Что-то ты задумала. Давненько мне не приходилось видеть Молли на тропе войны.
– Ничего я не задумала. Мне хорошо, так хорошо, что я собираюсь даже съесть кусок пирога. Хочешь, я и тебе отрежу?
Рейф взглянул на нее с любопытством.
– Не сейчас.
Молли отрезала тоненький кусочек. Совсем прозрачный. Вернувшись в гостиную, она уселась на один из двух стульев, поставила тарелку с пирогом на книжную полку и продолжила свою атаку.
– Ну хорошо, в одном мы согласны друг с другом, завтра ты уезжаешь, но, скорее всего, время от времени мы будем встречаться. Ты брат Стю, а я сестра Анны-Марии. Так что…
– Ты думаешь, наступит конец света, если люди решат, будто мы переспали? Сколько тебе лет, Молли, тридцать пять?
– Тридцать шесть, – отрезала она.
– Милая, – мягко сказал Рейф, – мы живем в двадцать первом веке. Женщины имеют право голоса, занимаются политикой… короче, делают, все, что хотят, и никто не задает им лишних вопросов.
«Кроме их детей», – мысленно добавил он, но его былая обида на мать давно прошла.
– И что из этого? К чему ты клонишь?
– А клоню я вот к чему. Если у тебя не найдется еще парочки ревнивых ухажеров, нам с тобой ни перед кем не придется оправдываться. Не знаю, как насчет твоей сестры, но Стю и слова мне не скажет по поводу того, что мы были здесь вместе.