Фаворит

Я решил было спросить его, что он думает по этому поводу, а потом рассказать ему все как было, когда он вдруг заговорил:

– Ты не собираешься участвовать в любительской скачке, Алан? – Он стал таким, как всегда, насмешливым и улыбающимся.

– Не собираюсь, – ответил я. – Послушай, Пит…

Но он прервал меня:

– Дней пять-шесть тому назад в мою конюшню поставили лошадь. Записали на сегодня. Гнедой жеребец, славное животное, на мой взгляд. Его привели из маленькой конюшни откуда-то с запада, и его новый владелец очень хочет, чтобы лошадь сегодня участвовала в скачках. Я пробовал тебе звонить сегодня утром, но ты уже ушел.

– Как его зовут? – спросил я, так как знал, что подобные предисловия были у Пита способом втянуть меня в какую-нибудь авантюру.

– Поднебесный.

– Не слыхал о таком. Что он натворил?

– Да ничего особенного. Конечно, он еще молодой…

– Ну, выкладывай, что он сделал?

Пит вздохнул и сдался.

– Он скакал только два раза в Девоне, прошлой осенью. Он не упал, но… оба раза сбросил наездника. Вообще-то, он неплохо прыгал у меня через учебное препятствие сегодня утром. Я думаю, ты легко с ним сладишь, а сейчас это главное.

– Пит, мне не хочется тебе отказывать… – начал я.

– А его владелица так надеялась, что ты согласишься скакать на нем! Это ее первая лошадь, и наездник должен первый раз выступать в новой, с иголочки, форме. Она так нервничает! Я сказал, что попрошу тебя…

– Нет, не думаю… – начал я опять.

– Ну поговори с ней, по крайней мере, – сказал Пит.

– Ты же понимаешь, что, если я поговорю с ней, мне будет гораздо труднее отказаться.

Пит этого не отрицал.

– Опять какая-нибудь бедная старая дама, которая должна навсегда лечь в больницу и хочет получить последнее удовольствие перед своим печальным концом? – спросил я.

Это была трогательная история, с помощью которой Пит незадолго до этого убедил меня скакать на лошади, которая мне предельно не понравилась. Старую даму я часто видел после этого на скачках. Очевидно, больница и печальный конец все еще дожидались ее.

– Нет, это совсем не бедная старая дама, – заверил меня Пит.

Мы подошли к загону, и Пит, оглядевшись, кивнул кому-то. Краем глаза я увидел, что к нам приближается женщина. Теперь, не совершив непростительной грубости, удирать было уже поздно. У меня хватило времени только шепотом от всего сердца выругать Пита, прежде чем я обернулся и был представлен новой владелице гнедого жеребца Поднебесного, мастера сбрасывать наездника.

– Мисс Эллери-Пенн, это Алан Йорк, – представил меня Пит.

Я погиб прежде, чем она успела произнести хоть слово. Первое, что я сказал, было:

– Я буду счастлив скакать на вашей лошади.

Пит откровенно смеялся надо мной.

Это была красавица. У нее были правильные черты лица, чудесная кожа, смеющиеся серые глаза, блестящие черные волосы, ниспадавшие почти до плеч. И она привыкла производить впечатление. Но разве она была виновата в этом?

Пит сказал:

– Тогда порядок. Я заявляю тебя на любительскую. Это будет четвертый заезд. Форму я передам Клему.

И он пошел к весовой.

– Я так рада, что вы согласились скакать на моей лошади, – сказала девушка. Она говорила неторопливо, низким голосом. – Мне подарили ее ко дню рождения. Вечная проблема – подарки ко дню рождения, правда? Мой дядя Джордж – прелестный человек, но немножко со странностями – поместил объявление в «Таймс», что купит скаковую лошадь. Тетя говорит, что он получил пятьдесят предложений и купил именно эту, потому что ему понравилось ее имя. Он сказал, что мне будет забавнее получить ко дню рождения лошадь вместо традиционного жемчужного ожерелья.

– Ваш дядя Джордж – очаровательный человек!

– Да, но жить с ним трудновато. – У нее была особая манера повышать голос на последних словах каждой фразы так, что эта фраза звучала вопросительно. Как будто к каждому своему замечанию она добавляла: вы не согласны?

– А вы живете вместе с ним? – спросил я.

– Ну да. Мои родители разошлись в незапамятные времена, ну, разлетелись в разные стороны и все такое.

– Простите.

– Не нужно никаких соболезнований. Я совершенно не помню ни отца, ни мать. Образно выражаясь, они подкинули меня к дверям дяди Джорджа в нежном возрасте – двух лет от роду.

– Дядя Джордж хорошо выполнил свою задачу, – сказал я, глядя на девушку с откровенным восхищением.

Она приняла это без всякой неловкости, как нечто само собой разумеющееся.

– Вернее, тетя Дэб. Она чуточку практичнее. А вообще они оба очаровательны.

– Они здесь сегодня? – спросил я.

– Нет, – ответила мисс Эллери-Пенн. – Дядя Джордж заявил, что, если уж он дал мне путевку в новый чудесный мир, сплошь населенный отважными и очаровательными молодыми людьми, не нужно, чтобы под ногами путались какие-то старые родичи.

– Я с каждой минутой все больше люблю дядю Джорджа, – сказал я.

Мисс Эллери-Пенн одарила меня божественной улыбкой, которая, впрочем, ничего не обещала.

– Вы видели моего Поднебесного? Правда, симпатичный? – спросила она.

– Не видел. И боюсь, что пять минут тому назад я и не подозревал о его существовании. Как случилось, что ваш дядя послал его в конюшню Грегори? Выбрал первую попавшуюся?

Она засмеялась.

– Не думаю, чтобы дядя действовал наугад. Он выбрал конюшню вполне сознательно. Он сказал, что, если Поднебесный попадет сюда, я смогу заполучить в качестве жокея майора Дэвидсона. – Она нахмурилась. – Дядя был потрясен, когда прочел в понедельник в газете, что майор Дэвидсон разбился.

– Он знал его? – спросил я, просто чтобы что-то сказать, любуясь пленительным изгибом уголков ее алого рта.

– Нет, я думаю, что он не знал его лично. Вероятно, он знал его отца. Мне кажется, он знал отцов всех молодых людей на свете. Он сказал только: «Боже милостивый, майор Дэвидсон умер!» Но он не слышал, как я и тетя Дэб четыре раза просили его передать мармелад.