Ювелир

«Жуть какая», – подумала Дайана.

– Лови! – Вдруг из ниоткуда выбежал наглый подросток и запустил в Дайану снежкой. Не успев опомниться, она услышала взрыв смеха.

– Ты что, не слышишь? – издевательски набросился он. – Лови!

Дайана поймала на себе ещё одну порцию мокрого снега прежде, чем успела разозлиться.

– Эй, оборванец, полегче! – Подоспел дворник, крепко схватив мальчишку за плечи.

Голос дворника внушал ужас, вместо благодарности Дайана почувствовала трепет. И даже беспредельщик не на шутку испугался.

– Извините, я… – начал он дрожащим голосом, на что мужчина только крепче сжал его.

– Хватит! – в ужасе вскрикнула Дайана. – Отпустите его!

– Как пожелаете, – прозвучал внушительный низкий голос. Дворник ослабил хватку, и парнишка побежал так быстро, что из-под подошв забрызгала грязь.

– Спасибо, – сухо поблагодарила Дайана и внимательно рассмотрела суровый образ своего защитника. Тёмно-зелёная куртка с засаленными грязевыми разводами, брюки размера на два больше. И белые, если можно было так назвать этот цвет, кроссовки. То ли в пятнах какой-то краски, то ли чего-то другого – Дайане эти пятна показались похожими на засохшую кровь. Из-под чёрной шапки торчали склеенные клочья волос, будто он не мыл их целую вечность. Напряжённая линия тёмных бровей на бледной коже… Грубые отталкивающие черты лица.

«Какой-то он подозрительный. Не внушает доверия», – подумала Дайана.

– Что вы здесь забыли? – спросил он как можно мягче.

– Меня ожидают. – Дайана старалась не показывать страх. – Кафе, меня ожидают в кафе.

– А, кафе, – протянул он безразлично. – Верно, здесь есть одно. – Он показал рукой на последний подъезд, и на этом их напряжённый разговор закончился.

На чёрной вывеске золотом прописных букв Дайана прочла короткое название: «Ястреб». Войдя внутрь, она не сразу заметила столик. Джулия выбрала укромный уголок на два места возле окна. В её руках была свежая утренняя газета. На столе стояла чашка с крепким кофе. Её взгляд проходил сквозь толстые линзы в тонкой серебристой оправе – похоже, это были очки для зрения. Дайана, которая очень редко интересовалась новостями, была удивлена, прочитав на обороте газеты крупным шрифтом заголовок: «ОЧЕРЕДНОЕ УБИЙСТВО ПОТРЯСЛО ГОРОД». Никак не покидающий суровый образ дворника вынудил Дайану на громкий испуганный вздох. Джулия подняла тёмные, как тёплая летняя ночь глаза и диким взглядом обиженного животного посмотрела на неё. Необычным было то, что у этой девушки контраст был не только во внешности, но и в эмоциях. Она быстро надела на себя радостную улыбку, придав лицу доброжелательное выражение. Единственное, что оставалось в ней неизменным, – это правильно поставленная речь и отточенные движения тела.

– Дайана? – удивилась она. – Чем ты так напугана?

IX

«Я тогда не сразу ответила ей, стала как вкопанная и потупилась взглядом в газету…» – писала Дайана на следующий день.

«...Когда Джулия повторила свой вопрос, я немного оживилась. Я подумала о том, что пора бы спуститься на землю и зарыть свой трусливый характер подальше от восприимчивого к воображению мозга.

– Всё в порядке Джулия, – успокоила я её и присела напротив.

Я тогда очень нервничала. Груз в душе тянулся вниз и ударялся о самое дно. В общем, я почти болью ощущала прилив дурного настроения, думая, что это предчувствие. Мне понравилось, как Джулия умела чувствовать моё настроение. Она была ненавязчива, не задавала лишних вопросов и, казалось, сама вела разговор.

В кафе мы просидели недолго, меня тогда не особо впечатлила атмосфера, которую передавало это место. Мы ушли сразу же после выпитой чашки кофе. К счастью, дворник куда-то исчез. Но признаюсь, что, несмотря на внушаемый им страх, мне было интересно ещё раз посмотреть на него. Посмотреть ему в глаза и, возможно, прочесть там ответы… Но что бы я смогла в них увидеть? Он грубоват, это и так понятно. И что бы там ни выражал его взгляд: злость, жажду власти, склонность к насилию, похоть – это не давало бы мне право делать выводы. А вот обувь, которая была на нём! Жаль, что я не рассмотрела её внимательнее. Вдруг там действительно кровь. И что тогда? Если он и есть тот человек, о котором пишут в газетах?..

– Брось, Дайана! – сказала Джулия, когда мы сидели у неё в квартире, которая, не будь там кровати, походила скорее на рабочий кабинет.

Множественные папки с документами, стол с кожаным креслом, всегда включённый ноутбук и несколько фотографий в рамках, где как всегда безупречная Джулия рядом с родителями.

– Ты же не думаешь, что могла так просто столкнуться с преступником? – продолжила она. – Преступником, которого, прошу заметить, разыскивают!

– Просто что-то в нём не то, он какой-то подозрительный, что ли.

– Ну знаешь, – перебила она меня, – не он один такой. В городе полно психов, и, – Джулия немного смягчила интонацию, – Марк всегда очень добр, хоть и выглядит мрачно.

– Но… – я хотела сказать про пятна на обуви, но Джулия не дала мне договорить.

– Дайана, я понимаю твою подозрительность, но она необоснована ничем, кроме твоих домыслов, и, уверяю тебя, это не он.

– Почему ты так уверена?

– Я слежу за этим делом.

– Ты?! Ты взялась за это дело?! – удивилась я.

Я знала, что Джулия – хороший журналист, но не думала, что она берётся за такие громкие дела. Сказать по правде, до того момента я думала, что она просто пишет незаурядные статейки на тему «Загрязнение улиц» или «Нелегальный бизнес в аптеках». Думала, что она снабжает редакцию материалом, которым просто можно заполнить очередную страницу в газете.

– Да, я… Я хочу повышения. Понимаешь? – ответила она. – Если я сумею отыскать нужный материал по этому делу, я смогу добиться более высокой должности.

– Например?

– Я смогу руководить отделом группы журналистов из двадцати человек. Целым отделом! Ты представляешь?

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, конечно, – подтвердила Джулия.

– Будь осторожнее с поиском материала, хорошо? Не заходи слишком далеко. Он ведь серийник, это тебе не убийство в состоянии аффекта, он псих. Так что пусть работают детективы и криминалисты.

– Дайана, всё нормально.

Она подошла к столику, где стоял хрустальный графин и вскоре, с присущим ей обаянием правильно отточенных эмоций и движений, подала мне стакан с водой.

– Это тебя немного освежит…

Оценив этот жест, я выпила прохладную воду и поблагодарила Джулию.

Это напряжение… Я всегда чувствую его, когда собеседник бестактно уходит в свои мысли. Кажется, что что-то не так и я обязуюсь тянуть на себе это увеселительное бремя. В итоге я совсем путаюсь в своём монологе и говорю невпопад, только бы спасти ситуацию. В конце концов, у людей создаётся неправильное впечатление о моём характере. Но снова я остаюсь в одиночестве и могу видеть красоту этого мира со стороны, не произнося даже слова. Кажется, это единственное время, когда я могу быть искренней. Искренней, потому что голос молчит, а мысли чисты. Сердце наполняется чувством, от которого строки заполняют тетрадь.

Так вот, к чему я веду: длительное общение с Джулией истощило нас обеих, и мы уже не в силах были поддерживать разговор. Радовало только то, что это случилось под конец нашей встречи, но никак не в начале. Ушла я от неё вечером, тогда уже будто прожектором светила растущая луна.

– Ты можешь остаться, если хочешь, – сказала она перед моим уходом.

Я ещё раз поблагодарила её, но сочла нужным уйти. Дома меня ожидала удобная кровать и несколько глав «Грозового перевала» Эмили Бронте.

Джулия жила недалеко от меня. Поспешным шагом я отправилась домой. Под вечер стало гораздо прохладнее, и ускоренный шаг помогал мне не так резко ощущать эту перемену в погоде.

Яркая луна жадно притягивала мой взгляд, погружая в атмосферу таинственности… Трудно передать, но тогда мне казалось, что мои глаза отражали в себе её блеск. Будто маленькая, но безгранично большая часть луны обитала в моём существе. Дышала вместе со мной и так красиво молчала… Красиво, но громко молчала о своём безмолвии и тихо кричала о своём одиночестве.

Просто не могу не замечать этого всего, всей этой красоты. Ведь если бы не это, у меня ничего не было бы. Не было бы меня – меня настоящей, с множеством мыслей и стремлений. Стремлений отдавать себя этому прекрасному миру и делиться своей внутренней силой с другими. Я бы не смогла искренне посочувствовать нищему или умирающему, не смогла бы искренне порадоваться за чью-то любовь, пожелать кому-то счастья. Я была бы неполноценна, лишена гармонии, с ярко выраженным бременем безразличия, зависти и злости.