Мертвая авеню

– Ваше имя? – прохрипела она.

– Феникс.

Старушка приспустила очки на нос и посмотрела на меня так, будто хотела убедиться в том, что линзы ее не обманывают.

– Молодой человек, я не намерена обсуждать мифологию, какой бы занимательной она Вам не казалась. Вы должны выйти отсюда, пойти прямо по коридору, свернуть налево и оказаться в столовой. Положено записывать всех, кто туда проходит. С Вашего позволения, я хотела бы узнать Ваше и…

Ее глаза неожиданно закрылись и голова бессильно повисла на шее. Неужели уснула!

Я бросил на спящую старушку быстрый взгляд, усмехнулся, взял ручку, лежащую на столе, записал в тетради со списком свои настоящие имя и фамилию и вышел за дверь. Пошел прямо по коридору, свернул налево и оказался, как и обещала та сонная женщина, в столовой.

Это было большое помещение, освещаемое светом из открытых окон, где почти вплотную друг к другу стояли восемь длинных столов с тарелками. Здесь было шумно и людно. Со всех сторон галдели незнакомые люди. Все они были разного возраста и разных параметров. Казалось, эта комната сейчас кишила разнообразием человеческих рас. Даже цвета комбинезонов здесь присутствовали самые разные: бежевые, серые, черные, темно-синие – как у меня, – красные. Люди в черной одежде, я заметил, выглядели более подкаченными и больше других походили на солдат.

Окинув помещение беглым взглядом, я подумал, что было здесь кое-что, что объединяло всех этих людей: должно быть, иммунитет.

Я нашел глазами стол со знакомыми лицами – за ним пока почти никого не было, кроме Сьюзан, Квентина и еще какой-то незнакомой рыжеволосой девушки, уткнувшейся в свою тарелку.

Я уселся напротив незнакомки. Слева от меня сидела Сьюзан, а Квентин – справа. Выглядел парень ужасно. Должно быть, его до сих пор совесть мучила. К горлу подступил сухой комок, и я закашлялся, когда понял, что почти забыл о Мие.

Сью копошилась в тарелке, Квентин демонстративно игнорировал свою, а я рассматривал мясо неизвестного происхождения, лежащего вместе с макаронами. Аппетитно это не выглядело, но я слишком проголодался, чтобы привередничать. Когда я в последний раз ел горячее?

Недолго думая, я принялся за еду. Все молчали, и я наслаждался небольшой передышкой, пока в столовую не ворвалась неуклюжая девушка.

Эйприл, спотыкаясь, добралась до нашего стола и села напротив Сьюзан, по левую руку от рыжеволосой. Она пробежалась взглядом по всем нам, будто оценивая, кто из нас готов почесать языком. Видимо, никто не подошел под категорию «болтливый», и девушка уткнулась в свою тарелку.

В столовой становилось все теснее, ровно как и за нашим столом. Мне это абсолютно не нравилось, чего нельзя было сказать о некоторых из нас. Сьюзан, как и всегда, решила выставить себя максимально дружелюбной и милой перед новыми соседями:

– Ну что? – она улыбнулась и посмотрела на всех по очереди. – Давайте знакомиться.

– Кристоф, – отозвался какой-то рыжий паренек на вид лет семнадцати.

– Я Эйприл, – подала голос девушка. Сейчас она определенно чувствовала себя не в своей тарелке.

– Я Сьюзан из Аризоны, – представилась Сью.

– О! Я была там с родителями полтора года назад, – сообщила Эйприл. – Еще до…

– И как? – поинтересовалась МакМартин, и по ее лицу было видно, что ей действительно интересно.

– Мне понравилось. Я навсегда запомню, как мы заглохли на сто шестьдесят третьем шоссе, и пришлось стоять там целых четыре часа, пока какой-то хороший человек не остановился, чтобы помочь. Впрочем, он был единственным, кто вообще за эти четыре часа проехал там, – с гордым видом сообщила Эйприл и захихикала. Я заметил, что она осваивалась в новой компании. – Мы тогда ехали в Долину монументов.

– И как, доехали?

– Да. Кстати, мне понравилась ваша фрукка. И стоит недорого. Всего три доллара.

Эйприл и Сьюзан сразу спелись. Первая, похоже, была счастлива встретить такого общительного человека, готового болтать до посинения, а последняя обрадовалась возможности отвлечься и вспомнить прошлое.

– А я ни разу ее не пробовала, – пожала плечами Сью. – Вот ведь туристы!

– А я местная, – сказала Эйприл, слишком общительная для ньюйоркцев и их быстрого темпа.

– Я сразу поняла, что ты живешь здесь. Вы, ньюйоркцы, по-особенному растягиваете гласные, – заметила Сьюзан.

– Правда? Я никогда не обращала внимания на акцент, – Эйприл поковырялась в своей порции, по-видимому, пытаясь расщепить мясо на атомы, и в конечном счете отодвинула тарелку, которую тут же присвоил себе прожорливый Боб.

Ну, конечно! Ей не нужно было пешком передвигаться по штатам, кишащим зомби, и уж точно ей не приходилось голодать или изнывать от обезвоживания, и поэтому эта еда казалась ей отвратительной. Неужели ждала ресторан?

– Кстати, Эйприл, – обратилась Сьюзан к ней, прервав мою мысль. – это… Феникс, – и указала на меня, – Феникс, это Эйприл.

– Мы знакомы, – в один голос бросили мы с ней.

Я посмотрел на Эйприл и улыбнулся краешком рта. Та немедленно залилась краской и, кажется, собиралась уткнуться в тарелку, но на ее месте оказался пустой стол.

– А я-то думала, что в Америке меня ждут вечеринки у бассейна и прочее, – рыжеволосая девушка, что сидела рядом со Сьюзан, неожиданно заговорила, и я сразу узнал русский акцент. У нее был умный вид. – Что-то пошло не по плану, – она поджала пухлые губы. – Я Ева.

– Ха! А где твой Адам? – выкрикнул Боб, и мне вдруг стало стыдно за него. Ева, явно шокированная его глупой выходкой, снова поджала губы, а ее брови поползли вверх.

– О! Ты из России? – обрадовалась Эйприл, и Ева кивнула.

– Вот видишь, а ты говорила, что не обращала внимания на акценты, – улыбнулась Сьюзан. – Приятно познакомиться, Ева. Добро пожаловать в Америку.

Когда я был ребенком, наши страны соперничали. Со временем ситуация постепенно улучшалась, и в итоге США и Россия стали сотрудничать. Потом пришла Капсула и разрушила все границы между нациями.

Больше не было американцев, китайцев, русских или финнов. Теперь мы все были просто выжившими.

– Я изучала молекулярную биологию в Гарварде два месяца, а потом пришла болезнь, и я отправилась на родину. В Нижний Новгород. Там все было спокойно, поэтому родители не хотели отпускать меня обратно в Америку. Я едва убедила их в том, что место в университете слишком ценное, чтобы уходить с первого курса, а потом просто потеряла с ними связь. Они должны быть живы. Нижний Новгород в России сейчас вроде Нью-Йорка здесь – там собрались выжившие со всей России, Украины, Казахстана, Беларуси и Финляндии. Их количество обнадеживает, – поведала Ева. Что ж, хорошие новости сейчас были очень кстати. Я никак не прокомментировал ее слова, но про себя отметил, что это стоит взять на заметку.

– И сколько там здоровых людей? – осведомилась МакМартин.

– В четыре раза больше, чем здесь.

– Ух ты! – Эйприл была в восторге. – А почему ты не можешь вернуться?

– Перелеты запрещены. Я могу привезти туда какую-нибудь дрянь, о которой мне самой неизвестно, и нарушить хрупкое равновесие в мире, к которому люди едва сумели прийти, – констатировала русская.

Она называет это равновесием?

– Что еще тебе известно? – против воли я заинтересовался и задал вопрос.

– Большая часть Скандинавии выжила из-за холодного климата, однако всех людей оттуда эвакуировали. Теперь эти страны выступают в качестве штаб-квартир ученых, которые изучают Капсулу, – ответила она.

– Еще что-то?

– В Вене сейчас около тысячи выживших. В Мюнхене столько же. В Гонконге и в Рио примерно две тысячи человек. В Австралии, в Аделаиде около семиста, – перечисляла Ева. Все-то она знает. Откуда она все знает? – Шансы человечества не велики, но все же они есть.

– И откуда тебе все это известно? – отсутствующим тоном бросил я.

– Я проходила проверку на наличие иммунитета два раза. В первый раз устройство определило меня как не иммунную, а во второй – выяснилось, что это ошибка, но я уже успела стать довольно-таки опытной ассистенткой ученых, поэтому наличие иммунитета просто дало мне защиту. Я буду жить и питаться вместе с вами, но работать буду на прежнем месте.