Чужестранка

Джейми, сжав губы в жесткую линию, смотрел на окружающих мужчин – шестерых членов клана, возбужденных предстоящей церемонией и преисполненных гордости за род Маккензи. Патриотический дух поддерживался обильными порциями эля из бочонка, который я заметила во дворе. Глаза Джейми остановились на мне, в них светилось мрачное недовольство. Определенно он винил меня.

Он, разумеется, мог сказать, что не намерен присягать Колуму, и вернуться в конюшню… если его желанием было оказаться побитым или чего похуже. По-прежнему глядя на меня, он приподнял брови, пожал плечами и сдался на милость Уилли, который уже спешил к нему с белоснежной рубашкой и со щеткой для волос в руке. Сверху лежал голубой берет из бархата с кокардой, за которую была засунута веточка падуба. Я взяла его в руки, чтобы лучше рассмотреть, пока Джейми облачался в чистую рубашку и со сдерживаемой яростью причесывал щеткой волосы.

Кокарда была круглая, с удивительно тонкой гравировкой. В центре – пять вулканов, изрыгающих пламя, а по краю бежал девиз: Luceo non Uro.

– Свечу, но не сгораю, – перевела я надпись вслух.

– Верно, барышня. – Уилли одобрительно кивнул мне. – Это девиз Маккензи.

Он забрал берет у меня из рук и передал его Джейми, а сам пошел за остальной одеждой.

– Я… я прошу прощения, – негромко сказала я, пользуясь отсутствием Уилли и подойдя поближе к Джейми. – Я не предполагала…

Джейми, который недовольно рассматривал кокарду, взглянул на меня с высоты своего роста, и жесткая линия губ немного смягчилась.

– Не тревожьтесь обо мне, сассенах. Это должно было произойти рано или поздно.

Он отцепил кокарду от шапочки и, усмехнувшись, взвесил ее на ладони.

– Вы знаете мой девиз, барышня? – спросил он. – Я имею в виду – девиз моего клана?

– Нет, – ответила я. – Какой же он?

Джейми подбросил кокарду вверх, поймал ее и осторожно уложил в спорран, холодно глянув через распахнутую дверь на членов клана Маккензи, толкущихся беспорядочными группами.

– Je suis prest, – ответил он на очень хорошем французском.

Он обернулся и посмотрел на Руперта и еще одного громадного Маккензи, которого я не знала: лица у обоих пылали от возбуждения и от горячительных напитков, коих, судя по всему, было выпито немало. Руперт держал в руках длинный тартан цветов Маккензи.

Недолго думая, второй мужчина потянулся к пряжке на килте Джейми.

– Сассенах, вам лучше уйти, – посоветовал Джейми. – Женщине здесь делать нечего.

– Я понимаю, – ответила я и получила в награду кривую улыбку.

На Джейми тем временем надели новый килт, а старый просто сдернули вниз, и, таким образом, нормы приличия остались соблюдены. Руперт и второй мужчина взяли Джейми под руки и повели к выходу.

Я вышла и направилась к лестнице на галерею для менестрелей, тщательно избегая смотреть на членов клана, мимо которых шла. Свернув за угол, я остановилась и прижалась к стене, чтобы никто меня не заметил. Подождав, пока коридор опустеет, я шмыгнула в дверь, ведущую на галерею, и поспешно закрыла ее за собой, прежде чем кто-нибудь успеет выйти из-за угла и заметить, куда я скрылась. Откуда-то сверху на лестницу падал свет, и я вполне благополучно поднялась по разбитым ступеням. Карабкаясь туда, откуда шел свет и доносился шум, я думала о последней фразе нашего с Джейми разговора.

Je suis prest – я готов.

Мне оставалось надеяться, что это так.

Галерея была освещена сосновыми факелами, которые то и дело ярко вспыхивали в своих гнездах, окруженных черными пятнами вековой сажи. Несколько лиц повернулось в мою сторону, едва я показалась на галерее. Судя по всему, здесь, наверху, собрались все женщины замка. Я узнала Лаогеру, Магдален и нескольких девушек, которых мне приходилось встречать в кухне, – и конечно же, величественную фигуру миссис Фицгиббонс, занявшую почетное место возле балюстрады.

Заметив меня, она дружески кивнула, приглашая к себе, и женщины потеснились, чтобы дать мне пройти. Я подошла к перилам – весь холл открылся предо мной.

Стены украсили ветками мирта, тиса и падуба; аромат этих вечнозеленых деревьев витал по галерее, смешиваясь с запахами дыма и мужских тел. Внизу было множество мужчин, и у всех одежда в цветах клана – у иных просто плед, наброшенный прямо на рабочую рубаху, и потрепанные клетчатые штаны, или берет. Узоры варьировались, но цвета были одни и те же – темно-зеленый и белый.

Большинство, однако, были одеты как Джейми: килт, плед и берет, у многих прикреплены кокарды. Я отыскала глазами Джейми; по-прежнему мрачный, он стоял у стены. Руперт затерялся в толпе, но двое крупных Маккензи стояли по обе стороны от Джейми, точно телохранители.

Шум и блуждание в холле поулеглись после того, как постоянные обитатели замка оттеснили вновь прибывших к нижней части зала.

Вечер был сегодня особенный, и кроме юнца, который обычно играл на волынке в одиночестве, появились еще два волынщика; гордая осанка одного из них, а также сделанные из слоновой кости наконечники трубок волынки говорили о том, что это признанный мастер. Он кивнул двум другим, и зал наполнился густым гудением. Меньше боевых волынок Северной Шотландии, эти все же производили достаточно шума.

Но вот в басовую мелодию влилась пронзительная трель, от которой у слушателей закипела кровь. Женщины вокруг меня затрепетали, и я вспомнила строчки из «Мэгги Лодер»[16 - Старинная шотландская народная баллада.]:

Я Рэб-певец, известный всем в округе,
И сходят девушки-красавицы с ума,
Едва возьму свою волынку в руки…

Женщины на галерее если и не сходили с ума, то точно пришли в восторг и, свешиваясь через перила, оживленно переговаривались и восхищались то одним, то другим из прогуливавшихся по залу нарядных мужчин. Какая-то девушка обратила внимание на Джейми и предложила подружкам полюбоваться им. Тотчас началась воркотня и шушуканье по поводу его наружности. Впрочем, многие говорили не столько об этом, сколько о том, что он явился присягнуть. Я заметила, что Лаогера, увидев его, просияла, и припомнила, как Алек говорил тогда, что отец ни за что не выдаст дочь за того, кто не состоит в клане Маккензи. В самом ли деле он племянник Колума? Возможно, это лишь хитрость. Уловка, что защитит человека, оказавшегося вне закона.

Мелодия достигла кульминации и вдруг оборвалась. В полной тишине Колум Маккензи появился в верхних дверях и торжественно прошагал к сооруженной в зале небольшой платформе. Он не пытался скрыть свою немощь, но и не выставлял ее напоказ на сей раз. В своем лазурно-голубом кафтане с золотой вышивкой, с серебряными пуговицами и розовыми шелковыми манжетами он выглядел великолепно. Килт из тонкой шерсти был чуть ниже колен, почти целиком закрывая ноги и короткие чулки. Берет голубой, но в кокарду воткнуты перья, а не веточка падуба. Весь зал задержал дыхание, когда Колум занял свое место на платформе. Кем бы он ни был, но актер из него что надо.

Колум повернулся к собравшимся, воздел руки и приветствовал всех громким кличем:

– Тулах Ард!

– Тулах Ард! – заревел зал в ответ. Женщина рядом со мной задрожала в экзальтации.

Затем Колум произнес короткую речь на гэльском. В нее то и дело врывались громкие крики одобрения, а сразу после этого началась церемония присяги.

Первым к платформе подошел Дугал Маккензи. Он остался стоять перед ней, и головы братьев оказались на одном уровне. Дугал оделся нарядно, но на его коричневой бархатной куртке не было золотого шитья, и он не отвлекал внимания от Колума во всем его церемониальном величии.

Дугал вынул из ножен дирк и опустился на одно колено, держа оружие острием вверх. Голос у Дугала был не такой звучный, как у Колума, но все же достаточно громкий для того, чтобы каждое его слово услышали во всех уголках зала.

– Клянусь крестом нашего Господа Иисуса Христа и священным железом, что я держу в руке, хранить верность и преданность клану Маккензи. Если рука моя когда-нибудь поднимется против вас в мятеже, пусть это священное железо поразит меня в сердце.

Он опустил дирк и поцеловал его в том месте, где рукоятка сходится с лезвием; затем вложил оружие в ножны. Все еще коленопреклоненный, Дугал протянул Колуму сложенные в замок руки, тот взял их в свои и поднес к губам в знак того, что принимает присягу. Затем он поднял Дугала на ноги.

Обернувшись, Колум взял серебряную чашу с двумя ручками по бокам с накрытого тартаном столика. Он поднял ее обеими руками, отпил из нее и протянул Дугалу. Тот сделал большой глоток и вернул чашу. Поклонившись лэрду клана Маккензи, он отошел в сторону, давая место следующему человеку.

Процедура повторялась с удручающим однообразием – от клятвы до глотка из кубка. Прикинув количество людей, я снова подивилась способности Колума пить не пьянея. Я как раз занималась подсчетами, сколько же ему придется выпить до конца вечера, когда увидела, что следующим в очереди стоит Джейми.

Дугал после присяги остался позади Колума. Он заметил Джейми раньше брата, так как тот принимал клятву от кого-то еще, и я увидела удивление у него на лице. Дугал подошел к брату и что-то тихонько сказал ему. Глаза Колума были прикованы к человеку, стоявшему перед ним, но он весь мгновенно напрягся. Он тоже был удивлен – неприятно удивлен, как мне показалось. Атмосфера в холле, и так наэлектризованная в начале церемонии, теперь как будто сгустилась. Если бы Джейми отказался от присяги, перевозбужденные члены клана могли просто растерзать его на части. Я незаметно вытерла взмокшие ладони о подол платья, переживая острое чувство вины за то, что по моей милости Джейми угодил в столь опасную ситуацию.

Он выглядел спокойным. В зале было жарко, но Джейми не вспотел. Он терпеливо ждал своей очереди, не выказывая волнения: а ведь сотня окружающих его хорошо вооруженных мужчин немедленно совершит расправу, если кто-то хоть намеком оскорбит клан. Вот уж действительно «Je suis prest»! Или он решил последовать совету Алека?

Как только подошла очередь Джейми, я сжала ладони, так что ногти впились в кожу.

Он изящно опустился на одно колено и поклонился Колуму. Но вместо того, чтобы выхватить из ножен кинжал, поднялся на ноги и посмотрел Колуму в лицо. Прямой как стрела, он казался выше ростом и шире в плечах, чем любой из присутствующих; он возвышался на несколько дюймов над сидящим на платформе Колумом. Я взглянула на Лаогеру. Когда Джейми выпрямился, она побледнела и сжала кулаки, как и я.

Все взгляды в зале были прикованы к Джейми, но он заговорил так, словно вокруг не было никого, кроме Колума. Он заговорил – голосом таким же глубоким и звучным, как у Колума.

– Колум Маккензи, я пришел сюда как родич и союзник. Я не даю вам клятву, ибо уже присягнул на верность своему роду.

В толпе поднялся негромкий ропот, однако Джейми продолжал, не обращая внимания на него: