Шарм, или Последняя невеста

Морозное дыхание стягивает кожу, обвожу языком обветренные губы и замечаю взгляд Генри.

– Тогда не позволим ей злорадствовать, – говорит он хрипловато и, сворачивая к охранному корпусу, стучит ногой по воротам. Знаю, что галерея – это его дом, только вход в жилую часть с другой стороны.

Я любуюсь мужественным углом чисто выбритого подбородка Севера, а он строго бросает в сторону: – Игорь, набери Егора: пусть валит домой!

– Да, конечно, – кто-то отвечает, а меня от слабости неожиданно накрывает темнотой. Я прижимаюсь к Генри и почти задыхаюсь от терпко-мускусного запаха его кожи.

Глава 10. Генри

Что я творю? Петля на шее все туже, гвоздь в сердце все глубже, а надежд меньше и меньше…

Несу Валерию в гостиную, а сам подыхаю от эмоций. Почему не предложил просто отвести ее домой, ведь машина была на стоянке? Я. Не. Знаю. Хотелось растянуть время и позволить себе побыть рядом с мечтой, наверное.

Вдруг это первое ошибочное впечатление, вдруг она играет и манипулирует мной? Как мачеха с престарелым инвестором. Яблоко от яблони… Или рядом выросла гибкая ива: роскошная и незабываемая?

Я же искал невесту совсем другую, мне не нужна была симпатия! Вот же, очередная пакость Вселенной, что привыкла ставить мне персональные подножки. Пять лет прятался в толстой корке равнодушия и в один миг позволил себе слабость.

С одной стороны договоренность с Валентиной провалилась, а с другой эти синие глаза, что, не закрываясь, следят за мной, словно пытаются вынуть душу из тела, распускают во мне странные новые ощущения. Мне безумно страшно, но и хочется зайти немного дальше. Совсем малость, на миллиметр, потому что я изголодался по теплым и нежным рукам женщины.

Жарко от взгляда Валерии, и меня немного трясет от прохладных пальчиков на груди. Я совсем не замерз несмотря на глубокую десятку мороза на улице. Плевать – я сейчас внутри не хуже розжареного камина, но за гостью беспокойно. Ведь она была босая и на холоде просидела намного дольше меня. Это еще хорошо, что я побежал следом. Идиот, сначала довел, а потом спасать бросился, должен был не допустить, а навлек на нее беду.

От девичьих губ, что выпускают горячее дыхание и касаются моих щек, хочется расколоться на части. Тугой узел, сжимая до приятной боли бедра, заставляет меня прибавить шаг и осторожно опустить Леру на диван. Быстро отхожу за барную стойку, чтобы спрятать возбуждение.

– Ты какой чай любишь? – мой голос будто льется из подмороженного динамика. Клацаю по панели электро-чайника, достаю закуски и фрукты из холодильника и оборачиваюсь, когда девушка долго не отвечает.

Она странно дрожит и скручивается на диване. Светлые волосы падают в сторону и касаются пола тонкими кисточками прядей. Щеки бледные, влажные от слез, а глаза у девушки плотно закрыты.

Подхожу и касаюсь худеньких ладоней. Холодная, как лед, кожа синевато-сиреневая. Сильно прихватило, осознаю, что чай не поможет.

– Лера? Как ты себя чувствуешь? – приподнимаю ее за дрожащие плечи, но она вяло откидывается назад. Почти теряет сознание от переохлаждения. Резкое тепло вызывает сильный приток крови, от этого здоровому человеку станет худо. Платье, как доспехи, облепляет ее, но не нагревает, а лишь мешает. Шелк под пальцами мокрый и мерзкий.

Соображаю туго, но спохватываюсь и стаскиваю с Валерии меховую накидку.

– Извини, Золушка, но я должен тебя раздеть, – шепчу и вдыхаю запах полевых ромашек.

Она отвечает слабым стоном, пытается схватить меня за руку, но соскальзывает.

– Лера, ну, давай же, – приговариваю и тяну ее на себя. Где это чертово платье расстегивается?

Молния на спине, нащупываю кончиками пальцев «собачку», но в зубья застежки немыслимо и невовремя попадает ткань. Ругаюсь благим матом, снова кладу Леру на диван. Вдох, вдох, еще один. Долгий и болезненный выдох. Только бы потом не жалеть.

Ножницы в кухонном столе нахожу быстро, разрезаю швы на плечах девушки и освобождаю ее от тяжелого платья. Валерия закатывает глаза, светлая кожа наливается багрянцем, и я чувствую, как она сгорает под моими руками.

Стараюсь не смотреть на высокую грудь в нежно-персиковом лифчике и не опускать глаза ниже. Трогаю ее везде, знаю, что эти прикосновения врастут под кожу и впечатаются в память, но все равно – я должен убедиться, что она в порядке.

Лера холодная и горячая одновременно. Пальцы ног и рук больше всего пострадали: они насыщенно-бордовые с синюшными пятнами на кончиках. Уверен, что жжение и покалывание сейчас затмевает все другие ощущения Валерии.

– Идиот! Еще бы дольше думал! – ворчу и злюсь на себя. – Лера, держись…

Звать на помощь некогда, сейчас нужно просто выровнять температуру.

Беру девушку на руки и несу в ванную. Сам не раздеваюсь. Прижимая ее к себе, встаю под прохладную воду в душе. Это поможет. Должно помочь. Бабушка всегда так делала, когда я отмораживал промокшие на горке ноги.

Вода, обнимая, остужает меня, выталкивает из тела похотливые мысли. Держу девушку на руках и сползаю на пол кабинки. Откидываясь затылком на стену и прикрываю глаза. Хочется запереться и спрятаться, но я не могу ее сейчас оставить, должен взять себя в руки.

– Это глупо… – вода переплетает мои слова с порывистым дыханием девушки, а я понимаю, что прыгнул с обрыва в пропасть. Вот что значит коварная женщина обвела вокруг пальца! А как Лере жилось с ней под одной крышей? От предчувствия, что Валентина еще не все сказала, не весь яд выплеснула, стискиваю зубы до хруста.

Ведь самое сложное впереди.

Выползаю из душа, стараясь не рухнуть на скользком кафеле. Лера прижимается ко мне неосознанно, губы сжаты до бледной кривой, глаза заперты наглухо. Она в горячечном сне, я знаю. И надеюсь, что не вспомнит, как мне пришлось ее приводить в чувства.

Несу прямо в комнату, а по дороге набираю полную грудь воздуха. Последний штрих, а потом можно и убежать в свою личную темноту.

Мы оба мокрые, липкие. Стаскиваю ногой покрывало с кровати и кладу Леру сначала на него, стараясь не намочить постель. На миг отстраняюсь, чтобы найти махровый халат в шкафу, на ходу сбрасывая рубашку и выжимая из волос влагу. Еще нужна сухая простыня, беру и ее тоже.

Лера поворачивается на спину, дышит в потолок и, не открывая глаз, что-то говорит одними губами. Я не слышу, но сердце екает от этой уязвимости гостьи.

Несколько вдохов, и я решаюсь снять остатки ее одежды. Быстро. Глаза держу в мертвой точке, в самом темном углу комнаты, но от взгляда все равно не ускользают насыщенно-розовые соски и мелкие кудри волос ниже пупка.

Обтираю девушку сухой тканью и заворачиваю в халат. Машинально, стараясь представлять, что она просто пациентка. Аха, только под мокрой тканью брюк неоднозначная реакция на женское тело. Вот извращенец!

Когда Лера оказывается спрятана под халатом, я осторожно расплетаю ее волосы и сушу их простыней. Тяжелые кудри, длинные и пахнут ромашковым полем.

– Поспи немного, – перекладываю девушку на подушку и закутываю в одеяло. Я все равно сегодня не усну, потому еще какое-то время стою над ней и мучаюсь от угрызений совести. Если бы не моя выходка, ничего бы не случилось. Только бы не воспаление… Что там еще делала бабушка, когда я приходил домой с гулек, похожий на сосульку? Горячее вино, точно!

Глава 11. Валерия

Открыв глаза, я сталкиваюсь с золотым знакомым взглядом. Зрачки Генри расширяются, и мне кажется, что я проваливаюсь во тьму снова. Задыхаюсь в ней, путаюсь в нитях шарма и намертво ввязываюсь в ловушку.

– Как ты? – Север поджимает виновато губы, приподнимает меня и помогает сесть. Что-то теплое и гладкое вкладывает в руки, а я отстраняюсь, стараясь глубоко не вдыхать. Его аромат сводит с ума: черные мушки разлетаются перед глазами, и низ живота стягивает томной болью.

– Лера? – присев на край кровати, Генри придерживает за донышко невысокий стакан. Север переоделся в легкую футболку и домашние брюки, волосы небрежно распушились, но в глазах читается все такой же строгий и властный собственник и хозяин.

– Где я? – хриплю и подтягиваю одеяло до подбородка, судорожно вспоминая, что случилось.

– У меня дома, – спокойно отвечает Генри и подталкивает к губам стакан с вином: мускатный и пряный запах приятно согревает легкие. – Пей. Ты переохладилась, нужно восстановить силы.

– Что это? – пробую осторожно и стараюсь не замечать прикосновения рук Генри. Но его пальцы, как нарочно, скользят по тыльной стороне ладони, придерживая стакан от падения, отчего я вздрагиваю и вжимаюсь в спинку кровати.

– Бабушкин рецепт, – мужчина натянуто улыбается и встает. Отходит к двери и прячется в тени. – Извини, что так получилось. Я не думал, что ты…

– Такая слабая?

– Нет, – он переходит в круг света и, зажмурившись, резко отходит назад, словно боится попасться мне на глаза. Выдыхает: – Нежная.

И минуты застывают в его сказанных словах, примораживаются на губах с легкой улыбкой.

Мы молчим и смотрим друг на друга, будто огорошенные чем-то тяжелым. Мне, и правда, так плохо, словно я головой ударилась, а от его взгляда совсем становится душно. Все это шарм: он всегда такой сильный первые минуты, часы, дни… Вплетается под кожу дикими лозами вожделения, вливается слабым ядом в кровь. Постепенно убьет, не сразу, по чуть-чуть. Потом вся тяга мужчины окажется миражом, сказкой, что заканчивается не хеппи-эндом, а моим разбитым сердцем. Нужно просто не допустить этого. И дернуло же мачеху выбрать именно Генри.