Дитя короля

– А ты спросил, чего хочет она?

Киваю и сглатываю. Тяжесть в груди достигает апогея, меня валит набок от слабости.

– Эмилиан, не сдавайся, – говорит отдаленно Месс, а я глотаю соленую воду моря и молюсь. – Вера на многое способна.

Никогда я так не хотел что-то изменить, никогда не был так бессилен. Сейчас весь мир против, и только Ялмез будет решать, будет жить моя Дара или нет.

И самое паршивое, что мне нечего пообещать Стихии, нечего отдать, чтобы вырвать мою пару из ее жутких холодных лап. Потому что злато и серебро ей не нужно. Ей нужна вера, советник прав.

И мне ничего не остается, кроме как слушать клокотание волн и ждать. Как я ждал больше десяти лет. Смог ведь уже, смогу еще.

Глава 16. Эмилиан

Слабость выжимает, рубит, норовит свалить меня в море, чтобы уйти на дно следом за Дарой, но я не теряю надежды и верю. Да, всем Мракам назло, верю.

И море возвращает мою пару на холодных ладонях, окатывая меня с ног до головы волной и плавно выдвигая маленькое тело на берег. Светлые волосы девушки потемнели от воды, перекрыли бледное лицо, платье облепило высокую грудь и выделило тонкую талию. Кончики пальцев ног и рук горят синим пламенем, и это странно. Хочу коснуться, но искры рассыпаются и взрываются над нами теплым воздухом, что высушивает одежду и волосы асмане.

Стигма закручивается новым незнакомым до этого жаром, приходится прикрыть глаза и утопить ладони в мокром песке. Дара же без сознания, откуда эти сильные потоки?

Из последних сил прижимаюсь к ней, чтобы услышать тихий стук сердца. Жива, слава Стихиям!

Ладони сами опускаются на живот, чтобы проверить жив ли наш ребенок. Пальцы покалывает от остаточной магии, что наполнила тело Дары, и малыш отзывается коротким, но ярким импульсом, показывая мне, что с ним все в порядке.

– Ты молодец, – шепчу. – Вы оба молодцы.

Только Дара не приходит в себя. Подзываю стражу одним взглядом. Я бы и сам понес девушку к замку, но боюсь, что наша связь вытащила из меня все силы, могу упасть с ценной ношей.

Крепкий парень с тугой русой косой на плече подхватывает Дарайну, а я иду позади и благодарен поддержке двух других воинов. Магия – может дать тебе очень много, но может забрать все, до последней капли.

Лекарей в Мемфрисе нет, они особо не нужны – каждый сам себе лекарь. Разве что сильные ранения и неизлечимые болезни может облегчить только обученный асман-лекарь, их на всю страну меньше десяти. Остальные сильные маги, способные лечить, разъехались по миру. Раньше, очень много лет назад, континенты были отрезаны друг от друга энергетическим куполом, затем Ялмез пережил сотни воин, прежде чем жители поняли, что нужно объединяться и спасать свою землю. Теперь люди могут работать у эльфов, орки у людей, драконы у орков. Открылись порты для торговли, обмен знаниями, даже академию в Тисс-мене открыли для всех раз, потому что источник иллюзий был связан со всеми. Запрет оставался только на смешение рас, но и это все равно случалось.

Моя старшая сестра с мужем уже двадцать лет в изгнании из-за брака с драконом. У них такие прелестные девчонки родились. Да, они обе обделены магией, после инициации не раскрылись, но люди они прекрасные. Но когда они раскрылись, Лионгар выпустил не вовремя крылья, и все узнали, что он дракон, я просто не мог их семью оставить в Мемфрисе. Это бы нарушало закон. Хотя душа и сердце не на месте. Сиэна – очень радушная и очень добрая женщина, она меня, можно сказать вырастила, и я безумно за сестрой скучаю, но изменить ничего не могу. Таковы правила. Хотя что любви до этих правил?

Я учился военному делу, и лекарь посредственный. Знаю только основы. И сейчас, когда Дара дрожит на кровати и горит под моими ладонями, я кричу через плечо:

– Месс, нужен лекарь из Юл-мена! Быстро! Вызови сэйя Вигура (примечание: сэй – дракон).

– Не нужно никого вызывать, хаш, – говорит советник, пространно глядя на девушку. – Ее магия все еще не определилась с даром. Она справится, просто нужно время.

Прячу маленькую холодную ладонь в своих руках.

– Я так боюсь, Месс. Очень боюсь.

– Отдыхай, – старик тихо выходит и в дверях все-таки говорит то, что замерло на изогнутых губах и пылало в обеспокоенных глазах: – Только бы у нее была магия воды, потому что…

– Не говори так, – шепчу и внимательно осматриваю волосы любимой. Не светлеют, никаких признаков других стихий. – Будущая королева не может быть изгнанником.

– Вода бы уже излечила ее, хаш, – сокрушается Меся. Дверь со скрипом приоткрывается, и коридор втягивает советника в темноту. – Ты и сам это знаешь, – он молчит какое-то время, а затем добавляет: – Нужно латать брешь в Эфире, а камни для рун закончились.

– Пусть Вигур летит в Шебарох, – отвечаю автоматом и поворачиваюсь. – Откуда брешь? Мы же все зашили после телепортации.

– Не знаю, – советник так и стоит в тени, только свет манурий поблескивает на его белоснежных волосах. – Все случилось так быстро, могли мелкую червоточину пропустить.

– Тогда срочно реши этот вопрос. Ты же знаешь, что мне сейчас не до этого. Свадьба короля эльфов через месяц, мы с Дарайной должны там быть, а она от меня шарахается.

Месс ступает в комнату и немного наклоняет голову, разглядывая девушку на постели. Дарайна успокоилась, перестала дрожать, но так и не пришла в себя.

– Думаешь, что свадьба асмана Эргула сейчас так важна?

– Плевал я на политику и обязанности, но мы должны там быть. Эльфы обещали помочь с нападениями на востоке. Без них наши границы скоро лопнут от наплыва нечисти.

– Тогда нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы Дарайна увидела в тебе мужчину, потому что эльфы чуткие маги. Если услышат вранье, быть политическому скандалу.

– Это меня и тревожит, Месс, но сейчас важно, чтобы ей просто стало легче. Я чувствую, как через связь она пытается взять мои силы, только что-то теперь мешает.

– А ты говоришь, что она маг воды, – советник хмурится и потирает бороду. – Я пойду. Не подпускай к ней никого. Прислушайся к старику. Даже девчонок не нужно, пусть они пока подождут с заботой. Чем больше ты будешь рядом, тем быстрее стигма вас свяжет навечно.

– Навечно свяжет только любовь.

– А ты влюби ее в себя!

– Израненное сердце разве умеет любить?

– Еще как умеет, сильнее чем чистое и нетронутое. Потому что оно умеет ценить.

Месс неслышно уходит. Я поворачиваюсь, чтобы сказать, что сделаю все возможное, но дверь уже заперта, и мы с Дарайной остаемся один на один. Если я буду навязываться, она будет зажиматься, но если не буду рядом – она меня не полюбит. Замкнутый круг. Круг, который я должен разорвать.

Глава 17. Дара

Радужная бесконечность не отпускает меня. Я слышу голоса, хоровое женское пение: нежное и ласковое, будто баюкающее. Я не чувствую тела, не могу поднять рук, пошевелить ногами, просто лежу недвижимо и уплываю в дрожащую, будто расплавленное зеркало, тишь.

– Дара… моя нежная… вернись ко мне, – слышится изредка мягкий голос, но, чтобы разобрать его, приходится сильно напрягаться, от этого в висках пульсирует, и меня снова тянет в убийственную тишину. Хочется в ней остаться навечно. Чтобы никто не тревожил, чтобы перестало болеть. Здесь нет опасности, нет тех, кто может обидеть. Нет моего врага…

Изредка я чувствую яркое покалывание кожи, особенно внизу живота, а еще горячую влагу на щеках, будто кто-то плачет надо мной, прижимает губы ко лбу и шепчет, шепчет, шепчет…

– Да-а-ара-а-а…

– Мама-а-а…

Меня подрывает от сильного импульса, прошивающего позвоночник, выгибает спину, и сильные руки тянут вверх и вперед, отчего приходится согнуться до резкой тошноты.

– Слава Стихиям! – кто-то хрустально смеется над ухом, перебирает мои мокрые от пота волосы крупными пальцами и поглаживает по плечам широкими приятными ладонями. У меня все болит-горит, тело, словно через терку пропустили, а низ живота дергает острая боль.

С алой вспышкой перед глазами осознаю, что могла потерять ребенка. Отпихиваюсь от человека, что прилип ко мне, как кленовый лист на окно, и щупаю впалый живот. Кажется, нет неприятных ощущений, но так страшно осознать, что внутри меня нет той маленькой звездочки, из-за которой мне хотелось дышать. Наверное, ребенок для меня – шанс не сойти с ума. И потерять его – настоящий конец.

– Нет… только не это, – плачу и комкаю рубашку, а сильные ладони собирают мои пальцы и тянут вверх. К горячим губам, к горячим слезам. Не моим слезам.

Я поднимаю голову и сквозь влажную пелену вижу размытое лицо мужчины.