Феномен одиночества
Мир Даймода уважал силу и только её, и я в позах, едва заметных интонациях, манере движения демонстрировал, что не забитый крестьянин. Карим научился каким-то образом улавливать это, и влиять на него становилось с каждым часом легче.
– Отдал бы я ему свой заработок, не стоит наживать себе врагов…
– А в следующий раз? – Карим удивлённо посмотрел на меня, не понимая, как я вообще мог себе позволить такое произнести вслух.
– Можно по-разному отдавать, – спокойная и уверенная усмешка с оттенком затаённой ярости заставила моего спутника вздрогнуть и молча согласиться.
Город окружала стена из высоких столбов, между которыми была натянута сеть под напряжением, на редких вышках блестели пулемётами военные, а у входа на мощных фундаментах стояли автоматические турели и слегка подёргивались, жужжа сервоприводами. Путь к дворцовому району для простых жителей был закрыт, но мне и не нужно было туда сейчас. Карим уверенно пробирался через тамбурную зону к "центру развлечений" для работяг: магазинчики с едой, одеждой и различной электроникой, а ещё там находились развлекательные заведения, вроде площадок с музыкантами, кабинки виртуальной реальности для тех, кто побогаче, и даже "мужские клубы" куда приходили девушки, оставшиеся без поддержки своих тейпов.
– Слышал про яму Шайтана? – спросил Карим подходя к большому куполу.
– Всякий неправедник должен быть наказан, – ответил я, показывая осведомлённость.
– Сегодня будут судить воров. На первые две казни выйдет Узул, мой старый друг. Можешь смело ставить на то, что он лишь укоротит жадные лапы, – Карим говорил тихо, чтобы его не услышали, – Сможешь нормально поесть эти два дня.
– Спасибо, но я не люблю рисковать… А ставки считаю грехом…
– Император Залман объяснил нам истинное значение слов Пророка об азарте, и теперь в суде не только словом можно поддерживать волю Творца. Воспользуйся советом с умом и будешь сыт.
Карим взял меня за запястье для синхронизации браслетов и перевёл мне тысячу лир.
– Держи. Если ставка проиграет, то сможешь хотя бы один раз поесть.
– А если выиграет?
– Вернёшь.
Я незаметно свернул тряпицу и поместил за пазуху так, чтобы натренированный глаз решил, что там нечто ценное, и вошёл за бригадиром в высокую дверь.
Под куполом толпа уже гудела, наблюдая за приготовлениями на арене-колодце. Высохшие пятна крови посыпали мелким песком и разравнивали специальными граблями. Большой монитор показывал рекламу. Мест для сидения зрителей не было. Изо всех стен внизу торчали терминалы для ставок. Я приложил браслет, ввёл на маленьком табло сумму и указал, что надеюсь увидеть "милосердие" Всевышнего в первых двух казнях. Внезапно толпа загудела сильнее: первого заключённого вытолкнули в узкий проход арены. Тщедушный мальчишка поднялся на ноги и с ненавистью оглядел лица людей, что смотрели на него сверху. Медленно с тоской и грустью появился Узул с длинным ятаганом. Он снял с пояса небольшой кинжал и бросил осуждённому.
– Перед высшим судом предстаёт вор, – громогласно раздалось из динамиков под рёв сотен глоток, – Создатель решит его судьбу!
Узул приближался к жертве по спирали, внимательно наблюдая. Мальчишка схватил оружие в одну руку, а горсть песка в другую и молниеносно швырнул, метясь в лицо палача. Узул увернулся и с размаху ударил клинком плашмя по лицу осуждённому. Брызнула кровь, и воришка потерял равновесие, оступился, широко расставив руки. Сталь свистнула в воздухе, и рука с кинжалом упала на песок. Толпа завизжала, а Узул замер и прекратил атаку.
– Казнь свершилась, – проговорил палач, и его спокойный голос был многократно усилен электроникой.
Помощники уволокли скулящего ребёнка под недовольные возгласы, требующие более жестокого наказания.
– Перед высшим судом предстаёт вор, – снова раздалось под куполом и на песок упал мужчина с запавшими от голода глазами.
Преступник не шевелился, только выставил вперёд правую руку и зажмурился в ожидании своей участи. Снова свист клинка, и ещё одна кисть упала на арену.
– Казнь свершилась… – Узул медленно покинул арену, а на его спине растекались несколько плевков.
– Я же говорил, что это верные ставки… – лицо Карима сделалось серым, каменным.
– Не могу тебя за это благодарить, – ответил я, – Слишком ужасно всё, что тут происходит.
Бригадир долго смотрел в мои глаза, прежде чем произнести:
– Пойдём, брат.
Я почувствовал в нём уважение, и одновременно с этим чья-то рука залезла мне под халат. Перехватить её не составило труда. Незадачливый воришка вскрикнул и попытался вырваться, но силы были неравны. Люди расступились и принялись тыкать пальцами. Они громко кричали, радуясь продолжению представления. Охранники схватили за плечи жилистого мужчину и оттащили от меня.
– Суд! Суд! Суд! – раздавались выкрики со всех сторон.
– Он хотел украсть у тебя? – спросил охранник с широкой голубой повязкой на предплечье – отличительным знаком "законника".
– Не знаю, – ответил я, пожимая плечами, – Его рука оказалась под моей одеждой…
– Закон тут говорит вполне однозначно! – грозно сообщил охранник.
– Суд! Суд! – кричали вокруг.
Карим молча кивнул мне, забирая браслет и документы.
Вора швырнули на арену прямо с верхней площадки, следом подталкиваемый множеством рук спрыгнул я. Помощники палача вынесли ятаган и кинжал, но "законник" остановил их:
– Пусть дерутся на равных, – ему очевидно не меньше, чем большинству зрителей сегодняшнее шоу казалось слишком пресным.
Вор сжал выданный ятаган двумя руками и хитро ощерился. "Если так нужно зрелище, я его покажу," – подумал я со злостью и чуть наклонился вперёд, выбросив своё оружие подальше к стене.
– Я так невиновным стану, – расхохотался противник и бросился на меня.
Вряд ли кто-то понял, что произошло: двигаясь на самой границе дозволенного человеку, я поднырнул под лезвие, оттолкнулся двумя ногами, подбросив тело в воздух, приземлился чуть позади противника и ударил под коленями. Вор взрыл землю лицом, лихорадочно колотя руками, отскочил кубарем в сторону и попытался открыть глаза полные песка. Ослеплённый человек яростно тыкал клинком в воздух перед собой.
– Я тебя достану жалкая псина! Я выйду отсюда невиновным!
Толпа затихла – сегодняшняя казнь запомнится им надолго. Зрители нависли на краю арены, рискуя попадать вниз, но не отводили взгляда от человека в робе.
Вор проморгался чтобы различать хотя бы силуэты, и слезящиеся, красные глаза бегали по сторонам. Он готовился к новой атаке более осторожно, что-то прикидывая в голове, а я продолжал стоять неподвижно, даже не поворачивая головы в его сторону. Тихо зашуршал песок – вор совершал шаги, словно ступая по воде. Расстояние между нами сокращалось, пока не осталась пара метров. Обманное движение, тычок концом лезвия в пустоту рядом с моим горлом, в расчёте, что я вздрогну и двинусь с места, подставляя бок для удара. Моя ладонь описала короткую дугу, перехватила ятаган, плавно развернула и отпустила, а вор не успел отреагировать, и его лицо разделила кровавая косая черта.
– Отруби себе руку сам, – вкрадчиво прошептал я, – Вот эту с татуировками. И останешься жить.
Стало невозможно читать эмоции по изуродованному лицу, но оружие в руках вора начало двигаться неуверенно, ноги заплетались и яростные выпады сменились отступлением.
– Я не Узул, – нужно было продолжать нашёптывать, чтобы весь этот чудовищный цирк не оказался зря, – Отруби себе руку и выйдешь отсюда живым.
Вор взвыл от безысходности и совершил ещё одну попытку напасть, но на этот раз неуклюже упал и едва не насадил себя брюхом на клинок, получив сильный порез на боку.
– Рубани и всё! Ты ведь видишь, что резать себя не так больно. Давай!
– Подавись! – истерично взвизгнул обвиняемый, перехватил ятаган в левую руку и с размаху отсёк кисть.
Толпа сверху неистовствовала. Кто-то даже бросил мне под ноги несколько фруктов. "Что, если Карим отреагирует не так, как запланировано?" – думал я, поднимаясь по винтовой лестнице, и в этот время случилось что-то ещё, судя по дружному крику, сотрясающему здание. Оказалось, что неудавшийся вор, поднимаясь на ноги, не удержал равновесия от быстрой потери крови и упал так, что ударился шеей о лезвие. Я успел увидеть, как он дёргался в агонии и сразу всё понял.
– Мы еще успеем прибыть в храм до начала молитвы, – сказал Карим хватая меня за руку, – Побежали быстрее!
"Пожалуй только молитвой и можно будет смыть с себя произошедшее", – подумал я, осматриваясь, желая убедиться, что следивший за казнями военный чиновник продолжает с интересом наблюдать за мной.
3.14 Всё идёт по плану
Карим заметил за нами слежку сразу, как мы вышли из храма. Он изо всех сил старался вести себя естественно и травил байки пока ходили по рынку и всю дорогу до городских ворот.
– А что ты сказал такого на арене? – спросил бригадир, оказавшись снаружи стен, вмиг посерьёзнев и осторожно оглядевшись не только по сторонам, но и задрав голову вверх.
– Да ничего такого, – я продолжал идти вперёд, словно ничего необычного не происходило, – Сказал, что если будем драться, то погибнет один из нас, а если он смирится, то оба останемся живы.
Карим недоверчиво посмотрел на меня, но не заметил ничего подозрительного ни в мимике, ни в голосе.
Ветер начал подбирать мелкую пыль и подбрасывать в лицо, редкие прохожие натянули на носы платки, а глаза закрыли самодельными очками из эластичных лент, где вместо стёкол были кусочки мутного пластика. Очень скоро видимость упала почти до нуля, и мне пришлось закрыть глаза и взять бригадира за руку, чтобы не потеряться.
Кто-то бесцеремонно схватил меня за предплечье и поволок в сторону. Сквозь шум бури раздались глухие удары: Карим попытался сопротивляться, и его били. Полицейские действовали быстро и слаженно, сразу стало понятно, что их хорошо натаскивают.
– Можешь открывать глаза, – голос слишком высокий для мужчины резанул по ушам, – Мы в помещении.
Меня толкнули в грудь, чтобы уронить на жёсткую скамейку. В небольшой комнатке находились пятеро человек в форме, и двое из них продолжали избивать Карима ещё какое-то время, пока он не затих.
– Понимаешь, почему вы оказались здесь? – высокий, скрипучий голос принадлежал молодому офицеру с короткой стрижкой рыжих волос и чёрными злыми глазками, близко посаженными по сторонам от горбатого носа.
Я отрицательно замотал головой и тут же получил сильный удар сапогом в бок, от которого свалился на пол и сразу же последовал второй удар по лицу.
– Думай! – юноша перешёл на визг.
– Я вчера пришёл в город из долины Фира! Ферма разорилась, всех рабочих и меня расстрелял карательный отряд из-за моего тейпа. Я не был с братьями ни тогда, ни сейчас! – слова вылетали друг за другом вместе с капельками слюны, окрашенной в алый кровью из разбитой губы, – Мне некуда податься больше! Позвольте дожить рабочим! Клянусь, что не имею в мыслях ничего против Императора!
– Как ты выжил?
– Пуля попала в грудь под углом и отскочила от связки магнитных ключей, – я распахнул халат и показал шрам.
– Взять кровь на анализ, – скомандовал офицер, и полицейский в форме с белой нашивкой на рукаве вытащил небольшой прибор из чемоданчика. Симбионты должны были помочь в этой процедуре, выдав необходимое количество материала с нужным геномом, но я всё равно напрягся, потому что о технологиях Даймода разведка знала далеко не всё.
Полицейский рывком вернул меня на скамейку, проколол палец простым механическим скарификатором и перенёс каплю в чашку прибора. Несколько минут все ждали результатов и, наконец, голографический монитор изобразил лицо человека довольно сильно похожего на меня.
– Что же… Месхиф Дудигер, почему вы взяли чужое имя? – вопрос Визгуна сопроводился хлёсткой пощёчиной.
– Чтобы кто-нибудь из рабочих не заколол меня ночью… – я несколько раз всхлипнул, – Мои братья опозорились и нас всех ненавидят…
– Ты дал взятку Кариму Ситдигеру?
– Нет! – я изобразил ужас – по местным законам раскрытый подкуп приводил всех участников на арену, – Карим очень добрый человек! Он разрешил мне отречься от своего имени и стать ему братом!
Меня перестали бить. Офицер сел верхом на край скамейки и наклонился ко мне:
– Кто тебя учил владеть оружием и… Голосом?
– Отец немного показал, а потом я сам тренировался, когда было время.
– Складно, – допрашивающий заговорил сам с собой, – Выходит, что передо мной талантливый и очень преданный Императору человек… А вдруг всё это ложь? – ухоженными пальчиками офицер достал сигарету и закурил.
Трое полицейских переминались с ноги на ногу в ожидании решения, а тот, что с белой повязкой, помогал Кариму остановить кровь. Едкий сизый дым быстро заволок комнату. В носу засвербело, и я чихнул, но никто даже не пошевелился. Неожиданно дверь распахнулась и ворвался очень похожий на Визгуна мужчина в гражданской одежде и сразу же прокричал густым басом:
– Прекратить! – и обратившись к, по всей видимости, своему младшему брату, – Что ты себе позволяешь, идиот?
Визгун съёжился и залепетал:
– Доложили, что замечены подозрительные личности…
– Почему мне не сообщил? – уже спокойнее спросил старший.
– Я глава подразделения – могу и сам эти вопросы решать…
– Вижу, что нет… Карима отпустить, направить в войсковой госпиталь и выдать компенсацию, – распорядился старший.
Я сразу узнал Махдифа и Расула Бакиевых, советника Императора, главу тайной полиции, и его младшего брата, начальника подразделения службы контрразведки. По плану я должен был попасть к старшему, но получившаяся ситуация оказалась даже больше подходящей легенде.
– А с тобой мы поговорим в другом месте, – бросил мне Махдиф, – Отправь его в мой офис.
Теперь со мной обращались гораздо мягче, не пинали и не били, а взяли под руки и вывели наружу, где буря стихла и лишь немногие перекати-поле продолжали свой путь от лёгкого ветра.
Компактная угловатая машинка для перевозки заключённых стояла совсем неподалёку от места допроса. Нас с Каримом разделили: его усадили в наземный транспорт, а я с конвоем дождался аэрокара и полетел над городом к возвышающейся в центре резиденции Императора. Сначала пробирались сквозь пробки над кварталами-лабиринтами самых бедных работяг с домиками из мусора, потом улицы выровнялись и здания резко взмыли на сотню метров вверх, и наконец мы понеслись над парками с частными виллами, надёжно укрытыми силовыми полями от пылевых бурь. До стен, огораживающих резиденцию Его Величества, оставалось пару сотен метров, когда аэрокар резко снизился по крутой спирали и сел на лужайку с цветами перед белоснежным строением, украшенном искусной лепниной, колоннами и мозаикой.
– Прибыли, – сказал полицейский, выпуская меня, – Жди здесь и никуда не суй свой нос.
Аэрокар поднялся и унёсся прочь, как только обе мои ноги ступили на мягкий газон. Вокруг не было ни души, только огромный дом и лабиринт из разнообразных невысоких кустарников, некоторые из которых цвели и благоухали, а другие клонили ветви под тяжестью плодов. Камер наблюдения было не видать, но я продолжал усердно следовать своей легенде: расстелил купленный сегодня на базаре коврик и принялся усердно благодарить бога за то, что ещё жив.
Почти неслышно сквозь заросли подошёл Махдиф и некоторое время наблюдал за мной, пока я продолжал бить поклоны, делая вид, что не замечаю его.
– Мой брат решил бы, что ты переигрываешь, и забил бы тебя до смерти, а я знаю, насколько тейп Дудигер набожны… – произнёс Махдиф, когда я закончил, – Пойдём, поговорим.
– Как вам угодно…
– Эти живодёры не успели тебе ничего сломать?
– Нет… Это их работа хранить порядок…
– Порядок сам себя хранит, если у всех одна идея, ведь так? – Махдиф даже остановился, чтобы оценить мою реакцию и услышать ответ.
Я немного подумал и произнёс:
– У всех сынов Творца одна идея: служить ему. Однако не все одинаково прилежны.
Махдиф рассмеялся и несколько раз хлопнул себя по бёдрам:
– Узнаю слова Джафара…
– Моего деда звали Джабраль, господин… – поправил я, решив, что это очередная проверка.
– Думаю, что тебя хорошо подготовили, но ты всё же не Дудигер… Один из моих людей был в отряде карателей, и он утверждает, что Месхифа зарезали его собственные братья, решив, что это он предал их.
Махдиф долго смотрел на меня ожидая ответа, но я лишь молча расстегнул робу и показал множество шрамов, нанесённых заранее перед вылетом.
– Вижу ты живучий и многое пережил, но всё ещё не верю, – лицо советника сделалось жёстким и холодным, – А поэтому я буду держать тебя рядом и внимательно следить за каждым шагом. Будешь работать в отделе пропаганды – там твой уникальный талант к Голосу принесёт пользу Даймоду.
Махдиф Бакиев, казалось, полностью утратил ко мне интерес и брёл по зелёному лабиринту, любуясь цветами, порой касаясь их своими длинными пальцами. "Слишком просто всё," – подумал я. В своих экспедициях мне приходилось часто работать под прикрытием, но там всегда неподалёку был ударный флот, целый отряд аналитиков постоянно на связи и мои расширения, позволявшие исправить большинство ошибок, а главное, цена этих ошибок была намного меньше, чем теперь.
– Знаешь, мы, расширяя своё влияние, когда-нибудь можем натолкнуться на противника сравнимого с империей по силе, – задумчиво произнёс Махдиф, – Никто, кроме меня, не говорит об этом вслух… Как думаешь, а это могут быть другие разумные существа?
Мне начинал нравиться советник, и это было опасно. На его вопрос хотелось ответить честно, даже на мгновение показалось, что можно попытаться его завербовать, рассказать немного о Союзе.
– В книгах Творца говорится только о людях… Значит "других", наверное, нет? – ответил я вопросом, взяв себя в руки.
– Меня от этих мыслей дрожь пробирает… – Махдиф резко развернулся и направился к резиденции, – Не отставай, я покажу тебе твою комнату и познакомлю с обязанностями.
Я едва поспевал за ним и всё думал о том, что разглядел искреннее разочарование на лице советника из-за моего последнего ответа.
3.15 Трудно быть пророком
В моей комнатке-камере находились лишь необходимые вещи: стол с компьютером, кресло, жёсткая кровать, которая для экономии места пряталась в стену, зарешёченное окно выходило в сад. В углах у потолка ютились четыре камеры наблюдения. Симбионты могли подключиться к ним и какое-то время выдавать ложную картинку, но побег в мои планы не входил. Махдиф больше не навещал, чтобы поговорить по душам, а все распоряжения передавал через своего помощника: мальчишку-подростка с очень умными и внимательными глазами, чем-то похожего на него. Его звали Вахит, и на мои вопросы он никогда не отвечал.
Я каждый день подолгу анализировал сводки, которые попадали мне в руки, перед тем как садиться за работу. Восстания умирающих от голода фермеров требовали от правительства качественного объяснения причин, определения виновных и обоснования принятых карательных мер. Каждый раз я подбирал строки из писаний, которые порицали мятежников и обеляли имперский дом. Вот только текст священных книг был конечным, и скоро пришлось бы повторяться или выдумывать, а число волнений только нарастало.
– Собирайся, – Махдиф вошёл без стука и встал у окна, поглядывая на улицу.
Я сделал вид, что от неожиданности слегка замешкался.
– Быстрее! – нетерпеливо приказал советник, – Император ждёт!
Запахнув халат, я впрыгнул в туфли и подбежал к двери.
– Будь учтив и говори, когда спросят, – поучал Махдиф, открывая магнитным ключом дверь, – Он делает вид, что любит свободолюбивых и сильных людей, но будь осторожен, чтобы не лишиться жизни.
Во дворец мы прибыли в небольшом вагончике по монорельсу, очевидно в прошлом общественному транспорту. Величественные залы с драгоценными украшениями, картинами, антиквариатом множество раз сменились по пути к тронному помещению, бывшему больше других и лучше обставленному. Император ходил из стороны в сторону, меряя мозаичный пол широкими шагами. Услышав нас, он остановился и грозно смерил меня долгим взглядом.
– Что ж, я представлял тебя выше… – произнёс правитель Даймода громким голосом, – Докладывай!
– План пропаганды для компании готов и прорабатывается, – опустив взгляд начал я.
– Это я знаю! Ты ловко используешь Писание, но оно за последний век весьма сократилось… Есть у меня одна идея… Что если найти "утерянный" том? Что тебе нужно, чтобы написать его? Сколько это займёт времени?
– Будет проклят тот, кто изменит хоть слово Писания… – ответил я.
Залман без замаха, но чувствительно ударил меня по лицу.
– Ты и твой род уже прокляты! А теперь я даю тебе шанс искупить вину своего тейпа! Я, император – есть воля Творца!
– Умоляю! Простите мою дерзость! Всё будет исполнено! – я упал ниц, чтобы скрыть ликование на своём лице, и сразу ощутил, как между лопаток наступила нога Залмана.
– Сколько нужно тебе времени?
– Пару десятков дней, я надеюсь…
– Ты показал себя очень хорошим богословом, – голос стал низким и отдавался дрожанием в груди, – Таких сейчас не найти… Порой я жалею, что рассорился с твоими братьями, – каблук сильнее впился мне в спину, – Молись, чтобы я не пожалел, что ты ещё жив!
Не разгибаясь, я несколько раз кивнул и почувствовал, что император, наконец, убрал ногу и снова принялся ходить туда-сюда.
– Пойдём, – сказал Махдиф и протянул мне руку, – У тебя много работы.
Выводя меня из дворца, советник вынул планшет из небольшой наплечной сумки со словами:
– Тут все священные тексты, которые нам удалось собрать. Ты должен использовать их.
– Хорошо. Вот только… – я остановился и нерешительно переминался с ноги на ногу, изобразив на лице внутреннее смятение, тревогу и страх.
– Говори! – нетерпеливо рыкнул советник.
– Существует множество противоречий в писании, когда один стих объясняет мир чуть иначе, чем другой, похожий. А ещё в самом нашем мире много такого, что не выходит понять простому человеку. Наука, например… – я говорил тихо, и так, словно был одновременно не уверен в своих словах и знал, что говорю правду – сложная техника, доступная для обладателей лицевых аугментаций, давалась мне без имплантов с огромным трудом, но всё же подействовала.
– Так что ты предлагаешь? – советник, терпеливо выслушав, глубоко вздохнул, и в его глазах проявилась нечеловеческая усталость.
– Если будет позволено, то я бы внёс в писание изменения, которые решат некоторые из этих проблем…
Махдиф потёр подбородок в раздумьях. Его тёмные глаза будто бы увидели нечто далёкое во времени и пространстве. Мышление, связанное путами догм, обладающее огромной инерцией, сопротивлялось любой идее "расконсервировать" общественное устройство, даже в этом человеке, которого я считал весьма прогрессивным.
– Нужно подумать об этом… – больше советник не проронил ни слова.
Оказавшись в своей "келье», я с усердием принялся за работу. Прекрасное владение литературными формами арабского языка позволило мне искусно вплетать в стихи завуалированные идеи о равенстве всякого человека, любого труда и многие другие тезисы, лежащие в основе научного познания общества. Словно истинный пророк, я нёс слово о первичности реального мира и его влиянии на разум отдельных людей и всю цивилизацию в целом. Получался поистине чудовищный кадавр, химера, но способный толкать сознание вперёд. Я воспроизводил установки и тезисы, продуманные множеством аналитиков, готовивших эту операцию. Был остриём воли. Даже если Император выкинет эту работу, а меня прикажет казнить, но останется в его голове хотя бы часть, и этого будет достаточно, чтобы владыка Даймода начал сомневаться.
В горячке я забыл о времени и отвлёкся только тогда, когда Вахит принёс завтрак.
– Вы не спали? – спросил юноша.
– Увлёкся… – я устало улыбнулся и зевнул, – Надеюсь, ты поймёшь и испытаешь, как это – быть увлечённым своим трудом. Не за деньги, а ради лучшего будущего.
– Дядя Махдиф называл вас пророком… Говорил, что вы видите будущее.
– Очень бы хотелось, чтобы все видели будущее.
– Но ведь тогда вы перестанете быть важным!
– А я и не важен, мальчик… – я вдохнул аромат свежего хлеба, – Без всех людей вокруг, я лишь одинокий безумец, печатающий никому не нужные слова.
Вахит поспешил уйти, не дожидаясь, когда я закончу завтрак – его смутил разговор. "Дурак!" – подумал я про себя. Нельзя впускать в свои мозги даже намёки на мессианство. В памяти всплыл образ Пророка, висящего на куске арматуры и его последние слова. Пожалуй, стоило бы поспать, но как к этому отнесётся Махдиф? Зачтёт ночную переработку? Решив, что всё равно нет никакой возможности спросить, я закончил трапезу, помыл и аккуратно сложил приборы, а потом вернулся к работе.
