Призраки Зазеркалья

Рита исчезала в зазеркалье в каждое новолуние. Настроение ее тоже менялось, будто сама луна напрямую на нее воздействовала. Перед новолунием она становилась вялой и рассеянной, но после снова приходила в себя, словно возрождаясь. Точно, как молодой месяц на небосклоне.

«Как же, черт возьми, это связано с зеркалом? Что происходит там, в зазеркалье?»

Этот вопрос сводил с ума.

Мысли о переезде давно покинули ее. Бросить сестру одну она не могла.

Жене отчаянно хотелось поговорить с Ритой по душам, расспросить ее обо всем. Почему та не хочет открыть ей свою тайну сама? Каждый день она репетировала фразы, которые, по ее мнению, могут помочь правильно начать разговор. Но всякий раз, как только она думала, что заговорит с сестрой, смелость покидала ее.

Что, если Рита настроится против нее?

Как поведет себя, если Женя признается в увиденном?

Приближалось очередное новолуние и она не могла успокоиться, глядя на сестру, бродившую, словно лунатик.

– Риточка, – окликнула она ее. – Скоро твой день рождения. Я присмотрела тебе одни серьги красного цвета. Зайдем завтра в магазин, примерить?

Маргарита, чуть приподняв плечи, замерла посреди комнаты.

– Не люблю красный, – глухо пробормотала она.

– Ах, да! Прости, пожалуйста, – наигранно произнесла Женя. – Там еще есть другие! Мне очень хочется, чтобы они тебе понравились. Ну, что? Договорились?

Рита вяло кивнула и уселась в кресло.

– Хочу почитать, – объявила она, намекая, чтобы ее не беспокоили.

И вот так всякий раз, когда они заговаривали о чем-то, что ей не нравилось.

– Без проблем, – сладким голосом пропела Евгения.

«Как же… Не любит она красный… Мне-то можно не рассказывать».

За день или два до новолуния Женя плохо спала. Она знала, что Рита вот-вот снова войдет в зеркальную гладь, а потом, будто ничего и не было, снова станет собой.

И что же это?

Она намерена так всю жизнь по зеркалам бегать?

Еще неизвестно, чем это ей грозит.

А еще Маргарита начала худеть. Это вовсе не походило на модное стремление выглядеть стройной и соблазнительной. Нет. Ее худоба приобретала болезненный вид. Обострились скулы, впали щеки, а о ключицы, наверное, можно было поцарапаться.

Рита таяла, как свеча, и никакой здравый смысл не мог объяснить, отчего это происходит.

– Рит?

– Что? – снова этот равнодушный тон.

– Хочешь мне что-нибудь рассказать? – Евгения старалась, чтобы ее голос прозвучал жизнерадостно.

– Нет. Почему спрашиваешь?

– Мне кажется, ты чем-то расстроена в последнее время и, – Женя замялась, – слегка похудела. Что тебя гложет?

Рита сильнее запахнула на себе серый кардиган и спрятала голову в плечи.

– Да я не настаиваю, – продолжала сестра. – Но волнуюсь.

– Поверь, повода для волнений нет. У меня все отлично. Кстати, ты нашла себе квартиру? Помню, что тебя коммуналки раздражают.

– Так было, но я немного привыкла. Все не так и плохо. К тому же, не нашла подходящий вариант.

– Вот как?

Ей показалось или в голосе Риты прозвучал сарказм?

Евгения вздохнула.

– И выглядишь ты неважно, – осторожно произнесла она, но глаза Риты тут же вспыхнули гневом.

– Извини, – примиряюще подняв руки, сказала Женя. – Ты всегда можешь поговорить со мной, ты же знаешь. Мы сестры и все такое. Да?

– Да, – коротко ответила Рита.

Разговор был окончен.

Озарение снизошло на Женю в тот час, когда первый снег стал ложиться на сонный город.

Ей выпало работать в первую смену. В это время большинство людей ещё спят, валяются перед экранами телевизоров или неторопливо шлепают в тапках на кухню.

С одной стороны, ей нравилось, что она открывает пустое кафе и ещё минут двадцать наслаждается тишиной, включает кофейный аппарат, протирает чашки, аккуратно раскладывает выпечку на прилавок. С другой, когда заведение наполнялось посетителями, она наблюдала с удовольствием за ними, делая о них определённые выводы. Были тут и постоянные покупатели и она почти никогда не ошибалась с тем, что же они выберут прежде, чем произнесут, скажем:

– Латте, пожалуйста!

– Американо и круассан.

– Капучино без сахара.

И так далее.

Когда она устраивалась сюда, над сестрой ещё не тяготело это странное необъяснимое проклятие и один день был похож на предыдущий. Евгения не переживала из-за этого. Предсказуемость её вполне устраивала. Она любила знать, что все идёт по чёткому плану, но теперь уже третий месяц жила с ощущением непостижимости бытия.

Все, во что верила девушка, в том числе в мироустройство, терпело болезненный крах.

Самое страшное, что она не могла с кем-то поделиться этим и ей в одиночку приходилось справляться с шокирующей правдой, какой бы невероятной она ни была. Женя всегда твёрдо доверяла лишь логике и порядку. Любой хаос или то, чему нельзя было дать чёткого определения, безжалостно критиковалось. Она никогда не испытывала склонности к мистицизму, не попадала под очарование старых рассыпающихся особняков, старинных фотографий, портретов. Пожалуй, она и в Бога то не верила, ведь ей никогда не доводилось его видеть.