Череп колдуна

– Здесь был дом одного из великих этого народа, но он совершил ужасную ошибку. Ведь никто из нас не обладает совершенной мудростью или неуязвимостью. Даже я защищен не от всего, человечек. Я открыл тебе, что у меня есть слабое место, но ты никогда его не найдешь. Как тебе моя наука, ученик?

Оуэн взглянул сквозь клубящийся туман на распахнутые двери зала в белом здании и рассеянно кивнул.

– Спасибо за урок, Мирдин, – ответил он.

Конечно, думал он, Мирдин нарочно искушает его. Он хочет заставить Оуэна как-нибудь покуситься на его персону. Любая подобная попытка обречена на провал, но она развяжет Мирдину руки, и Оуэн попадет к нему в рабство навсегда. «Может, я и не мудрец, – думал Оуэн, – но я и не дурак».

Он подошел поближе к зданию и разглядел главный зал, залитый холодным светом. На полу чернело что-то, похожее на большое пятно… но оно шевелилось. Оуэн услышал тонкий, звенящий, непрекращающийся вой, безнадежно метавшийся от низких нот до самых высоких.

Он с ужасом понял, что это воет темное существо на полу, которое извивалось, каталось, боролось с чем-то, но не могло сдвинуться с того места, где лежало. Оно продолжало биться и выло, словно от боли.

– Он мучается, – продолжал Мирдин тоном слабого участия, – за то, что приблизился к вечности… но я говорил тебе, все мы можем делать ошибки. И он ее совершил. Идем дальше, Оуэн…

Дорожка продолжала виться, и приглушенный шепот стал громче: похоже, впереди ожидала толпа, но он никого не видел в тумане. Перед ним выросла еще одна белая стена. Оуэн увидел распахнутую дверь и понял, что они наконец дошли до цели. Все голоса разом смолкли.

Он вошел внутрь и увидел зеленую колонну в золотом свечении. Высокие призрачные фигуры были скрыты в темных нишах по стенам, узор пола извивался под ногами Оуэна, когда он вышел к центру зала и опустил свою ношу.

Медленно он откинул крючок и открыл крышку. В шкатулке лежал самый обыкновенный череп – старый, высохший, желтый, в пятнах. Но в глазницах сверкали два лиловых камня, и тонкий золотой венец украшал его. А на зубах засохло что-то темное, коричневатое, что заставило Оуэна вздрогнуть, невольно напомнив о недавних событиях.

Преодолевая страх, Оуэн взял его в руки и понес к колонне из зеленого камня, на вершине которой было вырезано углубление в виде чаши, специально для черепа, и Оуэн осторожно поместил его туда.

Зеленый камень колонны засверкал новым светом. Лиловые глаза загорелись, и раздался гул, словно звон гигантского колокола. И эхом стали откликаться из тумана голоса, крича что-то на непонятном языке.

У колонны стоял Мирдин Велис, живой, молодой и смеющийся…

– Твоя служба исполнена, – торжественно произнес он, и Оуэн в ответ склонил голову. – Я вернулся, как и предсказывал когда-то. – Казалось, Мирдин говорил со всем народом, хотя его сверкающие глаза смотрели только на Оуэна. – Теперь я вызову моих слуг из-под земли, где они спали, ожидая меня. Я выпущу на волю своих зверей, и мои армии поднимутся снова. И те, кто в прошлом восставал против меня, вновь узнают мой гнев: их потомки поклонятся мне и пополнят мои стада. Непревзойденным будет величие моей столицы и моей империи и здесь, и там, наверху, под солнцем… в конце концов я буду властелином всего мира.

Из тумана загремело новое эхо, и толпа теней приблизилась. В углах зашевелились какие-то гигантские предметы. Один был огромным железным человеком, который медленно встал на свои подкованные ноги, как бы просыпаясь. Было там и чудовище в виде громадной птицы, которая расправила железные перья и начала поводить клювом во все стороны. Третий предмет, неопределенной формы, напоминавший укрытую чехлом статую, тоже шевельнулся и сдвинулся с места.

Чародей вновь посмотрел на Оуэна:

– Теперь ты свободен. Тебя не будут преследовать Гончие Псы, а сейчас я освобожу тебя и от наваждения, которого ты так боишься. Я снимаю с тебя слепоту и припадки.

Странное ощущение, вроде вспышки жара, на секунду овладело Оуэном. Он пошатнулся, и в глазах у него помутилось. Что-то ударило его, но в то же время он понял, что в нем что-то изменилось.

Неутихающая жажда видения жила в нем постоянно, даже после второго путешествия туда, с Зельзой. Его человеческая природа постоянно боролась с жестокостью видений, но они всегда побеждали. Теперь он понял причину этого и увидел, какую власть имели над ним видения. Он почувствовал сильный, до горечи во рту, приступ отвращения к тому природному страху смерти, что испытывает каждый человек. Этот страх и был той ловушкой, в которую попадались вриколы, ибо они именно попадали в ловушку. Страх заставлял их порождать новый страх. И теперь Оуэн знал, что так же однажды попался и он.

Перед ним появилось лицо Зельзы, и теплая волна окатила Оуэна: теперь он знал, что она значила для него. К этому примешивалось и чувство вины оттого, что он так мало воздавал ей за все, что она сделала для него.

Оуэн стоял перед магистром-волшебником, растерянно моргая и опираясь на топор. Вокруг них, в широких проемах стен, туман сильно поредел, и Оуэн увидел размытые очертания деревьев и крыши домов.

– А теперь уходи, Оуэн из Маррдейла, – вновь заговорил чародей. Глаза его горели злобой, и голос звучал по-новому, – уходи скорей. Мне не дано испепелить тебя… но если бы я мог, даже тень твоя не упала бы на мое могущество. Ты мой враг… враг, которого я не смею убить. Уходи.

Оуэн повернулся и вышел. Он шел по мощеной дороге, надеясь, что инстинкт приведет обратно к лестнице. Туман снова окружил его, и голоса слышались отовсюду, но он твердо шагал вперед.

18

Наконец, после долгих блужданий в разных направлениях, ему удалось нащупать ступеньку винтовой лестницы, ведущей наверх. Тут голоса окружили его настоящим роем, горящие глаза мелькали вокруг, как бабочки, и, покрывая все, звенел серебряный голос Ринели, жалобно звавший его.

– Вернись, Оуэн… Оуэн, Оуэн…

Но для него уже не было прежнего очарования в этом голосе: теперь он чувствовал только холодное отвращение. Шаг за шагом лестница вела его все выше, мимо костей и изломанного оружия, все вверх и вверх. Наконец он увидел проблеск совсем иного света, не похожего на окружавший его жемчужный туман, – из последних сил подтянулся и выбрался наружу.

Храм уже не был обиталищем теней. Колоннаду освещали связки огромных сверкающих факелов, и их густой черный дым поднимался под купол. Шагнув по каменной платформе, Оуэн едва не споткнулся о тело лежавшего неподвижно жреца в черном. Рядом лежал еще один, тоже мертвый. Чуть подальше он заметил тела двух других: они были мертвы, но никаких следов, указывающих причину смерти, не было видно. Никого из живых поблизости не было, а с улицы шел странный шум, будто там стонало и вскрикивало множество людей.

Оуэн бросился вон, и на бегу слышал шелестящий шепот невидимых вриколов, которые вились вокруг, как мухи, возбужденно преследуя его.

Наступила ночь, город был погружен во тьму. Но звезд не было: все вокруг застилал черный дым, красные отсветы огня отражались в облаках. Площадь перед храмом была, как саваном, покрыта лежащими телами: одетые в серое рабы и кое-где – расшитые одежды знати. Все были мертвы.

Двигались во тьме только мертвецы-стражники: они маршировали и поворачивались, как тупо шагающие автоматы, подчиняясь неслышному приказу. Одна из групп выстроилась в ряд как раз на пути Оуэна. Воины слепо глядели перед собой, но, когда он приблизился, все, как один, повернулись и подняли мечи.

– Клянусь зубом бога-счастливца, мне не до вас сейчас, – крикнул Оуэн и бросился вперед, низко взмахнув топором. Он ударил первого стражника как раз под руку с мечом. Кукла упала, но за ней другая приняла угрожающую позу, замахнувшись мечом. Новый удар опрокинул создание, снеся ему полголовы, но Оуэн не увидел ни капли крови.

Оуэн прорвался сквозь ряд стражников, но странное дело – они не повернулись за ним. Не замечая своих упавших товарищей, они стояли лицом к храму, слепо уставившись перед собой.

Задыхаясь, Оуэн бежал по площади, увертываясь от новых групп стражников. Но ни один из них не попытался угрожать или преследовать Оуэна. Наконец он понял, в чем тут секрет: эти автоматы не делали ничего без приказа, а им было приказано только шагать по площади, и все.

Где-то в городе был пожар: красные отсветы ложились на великолепные здания. Вриколы этой ночью вышли на невиданную доныне охоту. Они будто обезумели, и никакие резоны уже не сдерживали их. Оуэн заглянул в боковую улочку и увидел, как, схватившись за горло, умерла женщина, когда невидимое существо выпило из нее жизнь. Потом он заметил, что выбежавший из одного из домов мужчина и рядом трое других упали на мостовую, пораженные почти одновременно.

Живые обитатели города в панике бежали, позабыв все от страха. Оуэн попал на улицу, выходившую на каменную набережную, за которой плескалась черная ночная вода. У воды металась одичалая толпа горожан, и, когда он подошел, один или двое из них вскрикнули и упали на камни мертвыми. Остальные тут же попрыгали в море и поплыли в темноту. От пристани отошла лодка, явно перегруженная: весла беспорядочно и истерично били по воде.

Оуэн протискивался в толпе, отчаянно вслушиваясь в незнакомый говор и с надеждой вглядываясь в темноту. Следов Зельзы и Кайтая не было нигде, не нашел он и никого, кто говорил бы на языке запада.

Он собирался уже идти назад, как заметил какие-то огни, появившиеся на черной поверхности моря. Оуэн остановился посмотреть.

Это были яркие голубые светлые точки, плывущие, как ему показалось, от самого горизонта. Они быстро приближались, группами по шесть-восемь. Затем далеко в открытом море он увидел пенный всплеск, за ним еще. Над водой стали появляться неясные фигуры, которые выпрыгивали и снова уходили под воду. Оуэн прищурился, стараясь разглядеть их. Это были мужчины… но – верхом на больших рыбах? Вскоре уже ничего нельзя было разглядеть, кроме перегруженных лодок, несущихся по волнам навстречу неизвестности.

Оуэн повернул и медленно пошел прочь. Он направился в ту сторону, где по его расчету должны были быть городские ворота. И опять отовсюду навстречу ему бежали люди, и большинство их стремилось к морю: некоторых невидимые убийцы не поражали, но все же чаще люди падали. Оуэн понял, что по неизвестной ему причине трогать его вриколам было запрещено.

И вдруг на темной улице он увидел знакомое мохнатое существо, в панике мчавшееся без всадника, с развевающимися поводьями. С коротким криком Оуэн схватил юлла под уздцы и заставил остановиться. Животное тяжело дышало и скалило зубы.

– Ну-ну, дружище, – Оуэн крепко держал юлла, – а где… – Он рассмотрел животное в метавшихся кругом красноватых отсветах огня. Дьявольски трудно различать этих мохнатых чертовых детей, но этот… был явно не из тех трех, на которых они приехали в город. Во всяком случае, на нем было чужое седло: с узорами и притороченной связкой стрел.

Всадники на юлла в городе? Оуэн задумчиво почесал бороду. Что же это?

А за углом уже показались гигантские ворота и толпа беженцев… и всадники на юлла! Он видел, как они цепью мчались по бульвару, примкнув к беспорядочным кучкам бегущих горожан, а за ними… неслось что-то невероятное.

Оно было похоже на громадную железную гусеницу, безглазую и громко клацавшую по мостовой. Гусеница, высоко выгибая спину, с бешеной скоростью скакала за убегавшими. А с другой стороны уже шагало дюжины две стражников, чтобы перекрыть путь к воротам.

Четверо всадников повернули и с проворством, которого Оуэн и не подозревал у юлла, врезались в шеренгу стражи. Подлетая к стражникам, всадники низко пригибались. Зазвенели короткие луки, полетели стрелы, и стражники начали падать, хотя некоторые так и остались стоять.

Остальные всадники опустили копья и атаковали железную гусеницу. Один из них, промчавшись мимо нее, метнул копье, но гусеница подняла свою ужасную голову и поразила его. Юлла завизжал и упал в конвульсиях на мостовую, всадник был сметен на камни. В ту же секунду ударил второй копьеносец, и его копье проникло глубоко в тело чудовища. Но страшная голова взметнулась снова, и опять удар ее был смертоносным.

– Ну что ж, – вслух сказал Оуэн, – похоже, эти ребята сейчас больше всех нуждаются в помощи. – Он бросился вперед, размахивая топором, мимо потрясенного всадника, который резко остановил юлла, когда Оуэн проскочил прямо под его копьем. Топор глубоко вонзился в тело страшилища, рядом с его ужасной головой, и взметнулся снова, когда Оуэн отпрыгнул, спасаясь от смертельного укуса. Еще удар – на этот раз огромные челюсти клацнули в нескольких дюймах от его руки. Но второй удар поразил зверя. Чудовище попятилось, жутко вереща, и укусило само себя. Потом оно, извиваясь, покатилось, забилось о камни мостовой, скорчилось и замерло.

– Ах-хай! – Один из всадников одобрительно закричал и поднял копье, салютуя Оуэну. Остальные сделали круг и вновь атаковали ряды стражников, сметая их копьями и стрелами.

И тогда беженцы кинулись к воротам, по пути перебираясь через трупы, в изобилии лежавшие повсюду, и Оуэн, чуть задыхаясь, двинулся за ними. Всадники полукругом поехали следом. Один из них догнал Оуэна.