Империи песка

– Давайте угостим их, майор!

Жюль продолжил наблюдение и вдруг замер, когда в поле бинокля снова попал крестьянский дом.

– Merde! – выругался он.

– В чем дело, господин полковник?

– Франтирёры. Они вернулись.

Делеклюз и пятеро его головорезов все это время отсиживались в кустах, а когда убедились, что путь свободен, вернулись в дом. В бинокль Жюлю было видно, как они спешиваются. Делеклюз повел их в дом. Жюль знал, чего они хотят, знал, что сделают. При мысли о беде, которая вот-вот случится в доме, у него снова закипела кровь.

Раздумывал он недолго. Как бы ему ни хотелось сразиться с пруссаками, тех всего кучка. Дюпре легко их уничтожит.

А он разберется с капитаном Делеклюзом.

– Майор, я возьму с собой шестерых и вернусь в дом. Вы берете остальных и отправляетесь охотиться на уланов. Вы разделаетесь с ними без лишнего шума, если будете поджидать их вон в той рощице, где дорога сворачивает на Аттиньи. После того как вы разберетесь с ними, ждите нас там.

Улыбаясь во весь рот, Жюль указал место встречи. Дюпре кивнул и тоже улыбнулся. Ему было все равно. Пруссаки или Делеклюз – после недель томительного бездействия у них наконец-то появился противник.

Отряды покинули утес, спустившись по противоположным склонам. Жюль думал о женщине и понимал: нельзя терять ни минуты. Он пришпорил лошадь. Ей и самой надоело стоять на одном месте, и она легко одолевала спуск по каменистому склону. Они спустились в ущелье, миновали лесок и понеслись по каменистым полям. Когда достигли картофельных полей, принадлежавших крестьянской семье, гвардейцы Жюля выехали вперед, образовав цепь. Они мчались по полю под негромкий стук копыт своих лошадей.

А в доме Делеклюз поднялся с тела женщины и застегнул ширинку. Он был в бешенстве. Эта сука помешала ему получить удовольствие. Она не отпускала от себя девчонку, и ему пришлось вырвать орущую маленькую паскудницу и швырнуть одному из солдат, словно мешок с провиантом. С этого момента женщина дралась, как дьяволица. Такого он не видел даже у дерущихся мужчин. Она билась умело и злобно. Кулаком она ударила Делеклюза в висок, отчего у капитана зазвенело в ушах. Когда он схватил ее за руку, она другой попыталась выцарапать ему глаза, полоснув ногтем по глазному яблоку. Он взвыл от боли и сильно ударил ее по зубам. Он бил ее снова и снова, слыша, как в ее щеке что-то треснуло. Но даже перелом не заставил женщину прекратить сопротивление. Она не собиралась уступать. И тогда Делеклюз полез за пистолетом, чтобы вразумить строптивицу рукояткой. В этот момент она ухитрилась ударить его в пах своей увечной ногой. Вот тогда-то его возбужденный член, до этого остававшийся твердым как камень – ярость женщины и напор ее ударов лишь добавляли возбуждения, – вот тогда-то его член обмяк и съежился. И когда она это сделала, когда вместо всплеска похоти его пронзила острая боль и заставила скрючиться, когда он услышал смех солдат, которые потешались над бессилием, вдруг постигшим капитана в его сражении с калекой, Делеклюз перестал управлять собой. Его разум наполнился холодной яростью, глаза от гнева вылезли из орбит. Он швырнул женщину на пол, припечатал своим телом, впился пальцами в шею и стал давить. Он давил, слушая, как она кашляет и задыхается, давил до тех пор, пока большие пальцы не ощутили ее позвоночник. Она смотрела на него жуткими, полными ненависти глазами, выпученными, но непокоренными. Ее губы посинели, и наконец – ему это время показалось вечностью – ее руки стали обмякать, а ноги слабеть. Настал момент, когда она прекратила сопротивляться. Жизнь покинула ее, и она умерла.

– Проклятая шлюха! – проревел Делеклюз, выпрямляясь. – Сука!

Один из его людей засмеялся. Делеклюз обернулся и ударил насмешника, опрокинув того на пол. Что-то заставило капитана посмотреть в разбитое переднее окно, где он увидел Жюля с гвардейцами, несущимися по полю. Делеклюз понимал: ему и его людям не уйти. Ситуация не оставляла ему выбора.

Он знал, как им поступить.

В отряде Жюля никто не ждал сражения. Они ожидали небольшой потасовки с пьяными и недисциплинированными франтирёрами, а затем арест всех шестерых. Они даже предвкушали эту потасовку. Излишне самоуверенные, они ехали цепью: гордые воины Императорской гвардии в белых мундирах с эполетами, красных брюках и черных сапогах. Гвардейцы, вызывавшие трепет. Перья на их золотистых шлемах развевались на ветру. Они быстро разберутся с этим сбродом и вернутся к майору, туда, где происходит настоящее сражение.

Когда они подъезжали к дому, изнутри грянул первый залп, убив четверых наповал. Лошадь полковника получила пулю в грудь и рухнула, сбросив всадника. Жюль сильно ударился о землю и потерял сознание. Ошеломленные случившимся, двое уцелевших гвардейцев туго натянули поводья, заставив своих испуганных лошадей встать на дыбы. Схватиться за винтовки они не успели. Из дома раздался второй залп. Оба гвардейца упали с лошадей. Один был серьезно ранен в лицо, другой убит. Между залпами прошло менее тридцати секунд. Раненый корчился в агонии. Его крики были единственными звуками вокруг.

Дверь дома приоткрылась. Кто-то из франтирёров осторожно выглянул наружу. Довольный тем, что больше противников нет, он подошел к раненому, взял винтовку гвардейца и выстрелил.

На картофельном поле перед домом вновь воцарилась тишина.

Очнувшись, Жюль обнаружил, что лежит ничком на грязном полу крестьянского дома. В ноздри ударил запах. Запах был знакомым, резким и раздражающим. Все еще оглушенный падением с лошади, Жюль, словно во сне, видел движущихся по комнате франтирёров. Они втаскивали тела его убитых гвардейцев. Дымка перед глазами мешала смотреть, но Жюль все же пересчитал тела. Все шестеро были мертвы; всех сложили в кровавую бело-красную груду. Их бросали друг на друга, словно кукол, отчего руки и ноги убитых хаотично переплелись, а на пол стекали ручейки крови. Слышался смех и разговоры, потом двое франтирёров подошли туда, где возле стены лежал Жюль. Один из них пнул его сапогом в рот. Жюль почувствовал вкус кожи, грязи и крови. Затем солдаты подхватили его под мышки и поставили на ноги. Его оцепенелое состояние сохранялось, равно как и дымка перед глазами. Он увидел тело женщины; ее платье было сорвано с плеч и сбилось в ком вокруг талии. Поперек груди лежала ее малышка лицом вниз, из спины девочки торчала черная рукоятка кухонного ножа.

Потом он понял, откуда этот запах. Кто-то из солдат обрызгал керосином пол комнаты, мебель, стены и тела. Боже, все тела стали мокрыми от вонючей жидкости! Солдат наклонился и чиркнул спичкой. Жюль зарычал и кинулся к солдату. Под руки попалось что-то мягкое. Его ударили по затылку. Пламя занялось, а Жюль снова потерял сознание.

Вторично он очнулся, когда уже стемнело. Ему было не шевельнуться. Все тело окоченело. Везде болело. Руки были крепко связаны за спиной. Он не чувствовал пальцев и не знал, сгибаются ли они, подчиняясь приказам мозга. Жюль попытался перевернуться, но не смог. С губ сорвался стон.

Напротив него, в темноте, сидел Делеклюз. Капитан устроился на красной попоне, взятой у кого-то из убитых гвардейцев, и лениво потягивал из бутылки бренди.

– Так-так, наш гость проснулся. Усадите его! – распорядился Делеклюз.

Солдат схватил Жюля за плечи мундира, отчего один эполет оторвался. Солдат пялился на шелковые шнурки, болтающиеся у него между пальцами. Захохотав, франтирёр потянулся и сорвал второй. За эполетом последовала медаль Жюля за итальянскую кампанию, ленточка за Алжир, эмблема военной академии Сен-Сир – словом, все знаки звания полковника и истории его военной карьеры. Часть солдат прицепил на свою серую рубаку, остальные запихал в карманы.

– Ну вот, теперь я настоящий офицер Императорской гвардии, – заявил он и стал расхаживать, выпячивая грудь и придерживая эполеты на плечах.

Жюль попытался сориентироваться. Он не представлял, где находится. Костра не было, но полная луна на безоблачном небе позволяла увидеть окрестности. Похоже на рощицу, но где? Он не знал, какое расстояние успели покрыть франтирёры, пока он был без сознания. Жюль тряхнул головой, пытаясь избавиться от дымки. У него распух рот, на разбитых губах запеклась кровь. Голова раскалывалась, кровь стучала в висках. Через какое-то время в голове стало проясняться, он начал вспоминать произошедшее, отчего в нем снова поднялась ярость.

– Не желаете ли промочить горло, господин полковник?

Делеклюз протянул Жюлю бутылку, которую тот резко отшвырнул прочь. Видя это, капитан покачал головой, молча встал и подхватил опрокинутую бутылку.

– Негоже поливать землю таким прекрасным бренди, – сказал он. – Это из Шаранты. Вам следует быть поразборчивее.

– Я требую немедленно меня освободить, – заявил Жюль; невзирая на случившееся, его голос звучал сильно и абсолютно властно. – Вы должны мне сдаться.

Поначалу Делеклюз молчал, словно не расслышал требования, потом улыбнулся во весь рот, а его люди покатились со смеху.

– Ваша шутка чертовски смешная, – признался капитан, кивая в знак искреннего восхищения. – Но боюсь, господин полковник, у вас в голове случилась путаница. Это не я вам, а вы мне сдались.

– Черта с два я вам сдался! Я позабочусь, чтобы за учиненное вами вы жарились в аду.

– Быть может, полковник, вы и увидите меня в аду, но не за это, – покачал головой Делеклюз. – Нет, полковник, за это я не понесу никакого наказания. За то, что произошло сегодня, я буду раскланиваться на сцене знаменитого парижского театра, возможно, на сцене «Комеди Франсез». Я буду стоять перед толпой зрителей, видя, как они мне рукоплещут, забрасывают цветами и шлют воздушные поцелуи.

Жюль не понимал капитанских слов. Его мучитель сидел, склонив голову. Время от времени капитан вскидывал голову, и тогда в голубоватом свете луны Жюль видел его лицо. За пьяной остекленелостью глаз проглядывала сила, целеустремленность и изрядная злость. «Делеклюз не пьяница, – подумал Жюль. – Он сумасшедший».

– Вы безумны, Делеклюз.

Капитан встретил его слова довольным смехом:

– Да, полковник, безумен. Действительно безумен. Безумен до мозга костей. Вы не лишены проницательности. – Делеклюз привалился к широкому бревну и закурил тонкую сигару, дым лениво поднимался в воздух. – Да, безумен. Верное слово. Точнее не скажешь. Безумен, но не спятил. Безумен я, безумен я… – Его голос звучал все тише, а сам он уносился мыслями куда-то далеко. Помолчав какое-то время, он взглянул на Жюля. – Я презираю вас, полковник. Вы мне отвратительны. Вы и ваши императорские гвардейцы – свиньи, ибо вы охраняете империю. Великого, блистательного, могущественного Луи-Наполеона и его двор ворья. Вы стоите на его стороне, лижете его сапоги и творите зло по его приказу. Империя прогнила, а вы… вы… мерзавец… ее защищаете! Сохраняете ее!

Делеклюз пришел в ярость и сапогом ударил Жюля по голени. Его ногу обожгло резкой болью, однако в лице Жюля ничто не изменилось.

– Вы несете чушь, Делеклюз. Вы хотите сказать, что убили моих гвардейцев из-за своей неприязни к императору?

Делеклюз наградил Жюля презрительным взглядом:

– Не будьте глупцом, полковник. Я убил ваших солдат, потому что мы веселились, а они норовили нам помешать. Но если немного подумать… да, я убил бы их, потому что терпеть не могу императора. Да, полковник. Я бы убил любого, кто продлит дни этой гадкой империи. Ваш император убил моего отца. Сначала он украл отцовскую землю. Его барон Осман – этот великий строитель – решил, что там нужно проложить улицу. И ради улицы он отнял у моего отца жизнь. Отнял все: дом, магазин, средства к существованию. По приказу барона дом с магазином снесли, на их месте проложили улицу, а под улицей – сточную трубу, чтобы удалять из Парижа королевское дерьмо. Поганая улица ценой жизни моего отца! Он взамен не получил ничего. Ни денег, ни объяснений, ни другой работы, чтобы как-то компенсировать его потерю. Ничего! Когда отец вздумал протестовать, власти посмеялись ему в лицо. Никакой суд не брался его защищать. Он бродил по улицам, требуя справедливости, и его застрелили, словно бездомную собаку, а труп бросили гнить на той самой улице, пока мать не нашла его и не увезла. Улица и труба с дерьмом, оплаченные жизнью моего отца.

Делеклюз надолго припал к бутылке. Если до сих пор он не был пьян, похоже, теперь он собирался напиться. С минуту он молчал, глядя на луну и погрузившись в раздумья. Вдалеке слышалась артиллерийская канонада; гул войны, обошедшей их обоих стороной.

– Слышите, полковник? Это пруссаки дают пинка под зад нашей армии. Они победят в этой войне, полковник. Они уже победили. Бисмарк и его долбаные планы – он делает для нас то, что мы не смогли сделать сами для себя. Он вонзит шип своего шлема прямо в задницу Луи-Наполеона и избавит нас от лишних хлопот. – Делеклюз снова приложился к бутылке. – Если бы мог, то поубивал бы вас всех, но этого я никак не могу. Я отправлюсь в лес убивать пруссаков, поскольку этим сейчас и должен заниматься. Их я ненавижу еще больше, нежели толстую задницу империи. Больше, чем ненавижу вас. Но я не в состоянии убивать их в достаточном количестве, а вы и ваши подонки слишком слабы, чтобы это делать. И в конце концов пруссаки победят.

– Что вы намерены сделать со мной? – спросил Жюль.

Чувствовалось, вопрос увел Делеклюза далеко от поляны. Глаза капитана остекленели. Он долго не отвечал, и Жюль подумал, что Делеклюз не расслышал вопроса. Но затем капитан вернулся к действительности и посмотрел на полковника. В лунном свете глаза Делеклюза лихорадочно сверкали.

– Поскольку мы взяли вас в плен, я много размышлял над этим вопросом, полковник. Конечно, думал я и о казни на месте. Я бы мог попросту оставить вас в доме, освежить керосином и угостить сигарой. Я почти так и сделал. Почти. Но потом подумал: это была бы слишком почетная смерть для такого напыщенного мерзавца, как вы. Кто-то решил бы, что прекрасный, благородный и храбрый полковник погиб в сражении. Такого я допустить не мог. Я не мог оставить ваших детей с уверенностью, что их отец был героем, погибшим на войне с пруссаками. Мне, полковник, было бы тошно, если бы они так думали, ибо героев в вашей империи нет. Идолов полным-полно, но не героев. – Делеклюз приложил руку ко лбу. – А затем мне в голову пришла мысль, и она была подобна грому. Я человек простой, но даже я не мог не восхититься красотой этой мысли. Вы превосходное орудие для моей мести. Спрашиваете, что я намерен с вами сделать? Я намерен отдать вас в руки ваших же офицеров. – Он улыбнулся. – Я отправлю вас в Шалон! Прямиком туда, и пусть ваши псы вас и терзают. Я отправлю вас туда и добавлю небольшое развлечение, которое наверняка сделает вашу жизнь интересной, хотя бы на какое-то время.

Жюль с недоумением смотрел на него, ничего не понимая.

– Видите ли, полковник, я желаю уничтожить не вас, а вашу честь, – сказал Делеклюз и кликнул одного из солдат: – Фонарь мне! И прикрути фитиль!