– Да, сэр, к сожалению, теперь мы можем предложить вам всего тридцать центов.
– Что за…
– Мне очень жаль, но мне велели передать именно так.
– Мы договорились, передай Осману, что мы договорились!
– Прошу вас, сэр, не называйте имен!
– Что за херня? С чего вдруг Осман решил меня кинуть?
– Прошу вас, давайте придерживаться установленных процедур…
– На хрен процедуры, что там еще придумал Осман?
– Откровенно говоря, у нас есть причина сомневаться в ваших источниках. Относительно маршрута.
– Маршрута? Я с самого начала говорил, что на это уйдет время, это процесс… Погоди-ка… ах вы ублюдки!
– Что, простите?
– Сволочи, гады! Это Птичка-Невеличка, да? Вы переговаривались с ним через мою голову! Вот откуда вам известно о маршруте!
– Нет, сэр. – Хендрикс не терял хладнокровия и учтивости. – Просто рыночные силы пришли в движение, нашему покупателю сделали более выгодное предложение, и мы вынуждены…
– Вы меня кидаете, мать вашу!
Хендрикс пытался что-то сказать, но Шабангу своими криками заглушал его:
– Слушай меня внимательно, я возьму камешки, и тогда посмотрим, сколько вы заплатите! Я выясню, каким маршрутом они поедут, и заберу всю партию, так и знайте!
– Прошу вас, сэр, не забывайте, мы говорим по мобильному телефону…
– Пошел ты! – заорал Инкунзи и нажал отбой. Руки у него дрожали от ярости. Он громко ругался десять минут кряду, бил по рулю, злобно косясь на стоящие рядом машины.
Немного успокоившись, Инкунзи позвонил обоим своим заместителям, рассказал им о предательстве мусульман. Потом он связался со своим главным осведомителем в Хараре.
– Мать твою, за что я тебе деньги плачу?
– Что случилось, Инкунзи?
– За что я тебе плачу, гад? Ты сообщил неверный маршрут, и вот что я тебе скажу: если вовремя не узнаешь настоящий, я лично отрежу тебе яйца, понял?
К одиннадцати Инкунзи Шабангу вернулся в свой роскошный дом. Настроение у него немного улучшилось после заверений лейтенантов, осведомителя и других знакомых из Зимбабве: они узнают маршрут, чего бы им это ни стоило.
Его мобильник зазвонил снова.
– Да?
– Братан, меня зовут Лукас Беккер, и ты случайно украл мои деньги. Я не сержусь, братан, но хочу их вернуть.
Лаконичный стиль и медленный, врастяжку, незнакомый голос застал его врасплох, а обращение «братан», выдававшее в звонившем белого африканера, бура, оказалось таким неожиданным, что Шабангу расхохотался.
И Беккер сказал:
– Братан, приятно иметь дело с человеком, который умеет смеяться.
Сотрудница группы наблюдения послала за Квинном вскоре после разговора между Шабангу и Хендриксом, и он прослушал запись на компьютере сотрудницы, попросил переместить запись в общую папку на сервере и расшифровать, а сам пошел доложить в кабинет Масило.
Разговор с Беккером прислали ему позже по электронной почте – с приложением двух аудиофайлов. Оператор написал: «Подумал, что вам понравится. Довольно любопытно».
Квинн стал слушать.
(Шабангу оглушительно хохочет.)
– Братан, приятно иметь дело с человеком, который умеет смеяться.
– Ты кто такой, мать твою?
– Лукас Беккер. Твои ребята вчера угнали мою машину. Я ее брал напрокат, братан, так что ее можешь оставить себе. Но в машине лежали мои деньги. Прошу тебя по-хорошему: верни деньги!
– Деньги? Какие деньги?
– Много денег. В фунтах стерлингов… Наличными.
– Мои ребята? Почему ты говоришь «мои ребята»?
– Один из них сейчас у меня. Говорит, что его зовут Енох Мангопе. У него бельмо на глазу. Он уверяет, что работает на тебя.
– Не знаю такого.
– Братан, сначала он тоже ничего не хотел говорить, но после того, как я привез его к полицейскому участку, у него развязался язык. Мне не кажется, что он врет. Слушай, давай все решим по-хорошему. Верни мои деньги, и все.
– Не знаю ни о каких деньгах.
– Верю тебе, братан, но твои ребята наверняка знают. Деньги лежали у меня в рюкзаке, рюкзак был в багажнике. Рюкзак тоже можешь оставить себе, верни только деньги.
– А то что?
– Нет, давай не будем говорить о том, что «а то».
– Тогда отвали.
– Слушай, братан, с таким подходом ты только неприятности наживешь.
– Неприятности? Ты кто такой, мать твою?
– Лукас Беккер. По-моему, я уже представился.