Маленькие милости

– С позавчерашнего вечера.

– Господи, Мэри Пэт… – Кен-Фен подходит к ней, берет под локоть. – Присядь-ка.

И пускай он не рад ее видеть, пускай по-прежнему злится (если это злость, а не что-то похлеще), пускай их последний разговор прошел на повышенных тонах – в минуту нужды он все равно будет рядом. Кенни – это скала, всегда таким был. Первый приходит на выручку, последний просит о помощи.

Он подводит ее к столу и пододвигает стул. Она беспомощно опускается на него. Глаза наполняются слезами. Страх, который Мэри Пэт затолкала глубоко внутрь, прорывается наружу коротким всхлипом. Кен берет другой стул и садится напротив.

Несколько секунд она переводит дух, а потом начинает говорить – слова будто извергаются из нее нескончаемым потоком:

– Что со мной, Кенни? Я не видела ее всего два дня, а уже предчувствую самое страшное. Такого не было даже в тот год, пока Ноэл был во Вьетнаме, даже когда Дюки, земля ему пухом, ушел из дома и не вернулся. Будто бы мы с ней до сих пор единое целое, понимаешь? Крупинка ее осталась во мне, преобразилась и… как бы… срослась со мной, что ли. Стала частью моего тела, вместе с кровью и прочими органами, без которых нельзя, понимаешь? Она всегда была там, внутри, но… но… но теперь, впервые с тех пор как она появилась на свет, я ее не чувствую. – Мэри Пэт бьет себя в грудь, чуть сильнее, чем рассчитывала. – Ее там больше нет.

Кен-Фен достает откуда-то бумажные платочки, протягивает ей. Она утирает лицо и с удивлением видит, что платочки насквозь мокрые. Кенни забирает у нее хлюпающий комок, дает пару свежих платочков, потом еще, пока она наконец не вытирает слезы насухо и не прочищает нос.

– Значит, ты тоже ее не видел… Может, слышал чего? – спрашивает Мэри Пэт.

– Нет. – Взгляд у него сочувственно-печальный.

– Если б она угодила в передрягу и хотела бы скрыть это от меня, то наверняка связалась бы с тобой.

– Наверное.

– Она тебя любит.

– Знаю.

– У нее ведь есть твой номер?

– Ага.

Это немного ранит. У дочки есть его номер, а у самой Мэри Пэт нет.

– Так, ладно, – говорит Кенни. – А теперь давай все с самого начала и по порядку.

Рассказ занимает минут пять.

– Подытожим… – произносит он тем самым взвешенным голосом, каким иногда объяснял ей непонятные ситуации в американском футболе или в последние годы их брака толковал смысл того или иного изречения. – Она тусуется с друзьями в парке до полуночи. Потом еще сорок пять минут проводит на пляже. Потом уходит домой. Это с их слов.

– Да, именно так они все и говорят, – подтверждает Мэри Пэт.

– По-моему, чушь собачья.

– Почему?

– Как-то все складно. Они ведь наверняка пили и курили всякую дрянь?

– Ну да.

– И при этом точно помнят время.

– Ага, до минуты. Меня это тоже насторожило.

Кен-Фен ненадолго задумывается; в его глазах светится ум, который он никогда не мог скрыть, как ни старался. И этот ум занимал в ее сердце второе место после доброты.

– Погоди-ка, – говорит он. – Весь этот казус – ну, или история, неважно – произошел в ночь на воскресенье между полуночью и часом ночи, так?

– Так.

– А что у нас прямо через дорогу от парка Коламбия?

Мэри Пэт пожимает плечами:

– Да много всего.

– Станция «Коламбия». Там, где погиб тот черный парень.

– И что?.. – не вполне понимая, спрашивает она.

– А то, что он тоже погиб между полуночью и часом. Так в газетах пишут.

– И какая связь?

– Мало ли… Может, ребята что-то видели?

Она пытается уложить это в голове.

– Или, – продолжает Кен-Фен, – может, они как-то к этому причастны.

Мэри Пэт подозрительно щурится, и тут в помещение входит чернокожая девушка с прической афро раза в два больше головы. В одной руке у нее пакет с едой, откуда доносится запах чего-то жареного, а в другой болтаются между пальцами две бутылки колы. Девушка смотрит на Кенни с теплой улыбкой.

Со смесью замешательства и отвращения Мэри Пэт понимает: «Так вот, значит, ради кого ты меня бросил. Ради этой ниггерки».

Девушка неуверенно улыбается Мэри Пэт, и она невольно успевает подумать: «Черт, и правда красавица», – и вдруг ляпает первое, что приходит в голову:

– Сколько тебе, девочка?

– Твою мать… – Кен-Фен, поднимаясь, отпихивает стул назад.

Негритянка подходит ближе, теперь улыбаясь чему-то своему.

– Двадцать девять. – Она ставит еду на стол и встает позади Кенни. – А вам?

Мэри Пэт внутренне усмехается, но виду не подает.

Повисает молчание, чем дальше, тем более неловкое. Нарушить его, однако, никто не решается.

Первой находится Мэри Пэт.

– Дай мне знать, если Джулз объявится, хорошо? – говорит она Кенни.