Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы

– Правильно! Так с ними надо! – поддержал Адетокумбо пожилой Петрович. – А то мигом на шею сядут!

Но подобные эпизоды представляли собой скорее исключение из правил. В остальном же все шло нормально. Однако с некоторых пор в их веселой компании начал появляться диакон Троекопытов. Притусовался раз, притусовался два, а после и вовсе зачастил. Диакону было лет 45. Худой, седой, с тощей длинной бороденкой, он оказался хорошим собеседником, выпить любил здорово, поэтому в их тусовку вписался вполне. Приходит, бухло с собой приносит, веселится от души. Единственный момент – деревенские мужики напрочь отказывались верить в искренность диакона, поэтому их напрягал вопрос, что ему нужно. Ясно же, что не просто так появляется. Возникло беспокойство – сбрехнешь по пьяни что-нибудь лишнее, а он возьмет и настучит куда… Но скоро замысел диакона раскрылся. Точнее, замысел принадлежал настоятелю местной церкви – Отцу Николаю, а диакон только исполнял поставленную задачу. Дело обстояло так.

Отца Николая Господь призвал к себе на службу особым образом – по так называемой «комсомольской путевке». Как говорил известный православный миссионер диакон Кураев, таких «комсомольцев» насчитывалось больше 30 %. В духовные семинарии их направляла советская власть для контроля над церковью и слежения за верующими. Потом многие из них покинули церковь, но многие и остались. Остался и отец Николай, хотя карьеру церковного иерарха ему сделать не удалось. Он не раскатывал по Москве, спрятавшись за темными стеклами блестящего БМВ, не носил часов за 30 тысяч евро, а был лишь рядовым настоятелем рядового прихода в захудалом провинциальном районе. Покровители из особых государственных инстанций успокаивали его, говоря, что он очень нужен в провинции: если все будут сидеть в Москве, то кто же тогда станет следить за жизнью простого народа, выведывать на исповеди их помыслы и грехи, и сообщать в компетентные органы? Отцу Николаю приходилось соглашаться, к тому же звездочки на погоны в, так сказать, его «параллельной жизни», ему исправно добавляли.

С учетом специфики его работы, совсем не удивительно, что он заинтересовался внезапно появившимся в их районе чернокожим гражданином Намибии. Хорошо было бы его как-то прицепить к приходу. Это, с одной стороны, позволило бы держать его на контроле и выведывать информацию, а с другой – создало бы приходу рекламу: все же не в каждой провинциальной церкви есть негры-прихожане. Эту задачу и решал диакон Троекопытов.

Троекопытов двигался не спеша, понимая, что форсируя события легко испортить дело. Сначала он сблизился с Адетокумбо и стал для него неплохим собутыльником. Затем разузнал о его взаимоотношениях с религией. Троекопытов больше всего боялся, что Адетокумбо уже успели покрестить в одну из ветвей христианства, присущих колонизаторской Африке – католичество или протестантизм, обе из которых диакон считал ложными, хотя и не мог толково объяснить, почему. Оттуда перетащить его в православие было бы существенно сложнее, чем из какой-нибудь местечковой веры. Но к счастью Адетокумбо оказался некрещеным.

В процессе общения Троекопытов поставил себя как человека полезного, имеющего разнообразные связи, могущего ввести Адетокумбо в тот или иной круг, а кроме того, доучивал его русскому языку. Наш негр и так неплохо говорил по-русски, правда, с заметным акцентом. Усилиями же диакона он вполне осваивал специфические особенности русской речи. Ну кто еще мог бы разъяснить ему такие нюансы, что про выпитый стакан говорят «Накатил!», а не «Накатал!»? Это дополняло его занятия с местной учительницей-пенсионеркой, которой он, в качестве оплаты за науку, помогал с тяжелыми работами по хозяйству. Интересно, что ей также приходилось не только разъяснять основы грамматики, но и поправлять Адетокумбо в вопросах, не входящих в школьную программу, учить правильному произношению. Занятно было наблюдать, как, обсуждая посещение сельской дискотеки, она втолковывает ему: «Говорить надо не “даль в хли-ибaль-о!”, а “дал в х-л-е-бaло!”. Повтори: в хле-бa-ло! А лучше так вообще не говорить, и в хлебaло кому попало не давать – мало ли на кого нарвешься!» Но, конечно, превзойти деревенского диакона в идиоматических вопросах она не могла, поэтому его наука оказалась для Адетокумбо очень кстати. Так начался путь Адетокумбо к православной вере.

Троекопытов со своей задачей справился. Помогла ему и добрая воля Адетокумбо, который, найдя прибежище в российской глубинке, старался максимально вжиться в русскую культуру и поэтому сам был рад принять православие.

Прагматичный Отец Николай решил сделать из крещения шоу, чтобы привлечь побольше народу, поэтому его приурочили к церковному празднику. Настоятель заранее распустил слухи о предстоящем мероприятии, в результате количество народу увеличилось – многие просто хотели посмотреть на нигера, которого никогда не видели живьем. А уж нигер в купели – разве можно такое пропустить!

Правда, имелось одно но, которое могло превратить шоу из торжественного в комическое. Адетокумбо матерился нещадно. При этом отучить его материться не удавалось. Русский язык ему был не родным, поэтому он не чувствовал никакого отличия матерных слов от обычных, они для него не имели того значения, как для русского. Соответственно, Адетокумбо было очень тяжело их отслеживать. Отец Николай это понимал, и процедуру крещения решили отрепетировать заранее. Репетировали до тех пор, пока Адетокумбо ни научился делать все идеально.

Некоторая загвоздка вышла с купелью – погружаясь, он каждый раз вскрикивал «Ух, «глядь»!!!» – уж очень холодной казалась ему вода. С остальным получилось проще. Разучили необходимые ритуалы – где встать, когда что сказать и сделать. Оставалось еще выбрать русское имя, которое будет дано при крещении. Чтобы облегчить Адетокумбо задачу, Отец Николай предложил ему выбрать имя, как-то созвучное с имеющимся. Например, Александр. Однако Адетокумбо решил оттолкнуться от имени Мамбуда, тем более, что и сам Николай чаще всего называл его именно так. В результате сошлись на имени Михаил, а на вопрос, почему, Адетокумбо сослался на диакона Троекопытова, который рассказывал ему об Архангеле Михаиле, что тот «типа, крутой чувак, всем звезды наваляль!» Отец Николай был уверен, что диакон описывал архангела иначе, но не стал спорить.

В конечном итоге, все прошло хорошо. Адетокумбо правильно выполнил все необходимые ритуалы, без лишних восклицаний погрузился в купель, правда, явив присутствующим ярко алые, буквально сверкающие трусы, которые надел, видимо, по случаю праздника. Его лицо светилось неподдельной радостью. Идея Отца Николая сработала, оставалось приучить негра регулярно исповедоваться. Шанс у священника был.

Естественно, исповедовал Адетокумбо сам Отец Николай. Он расспрашивал неофита о его грехах – злоупотреблял ли спиртным, курил ли траву, прелюбодействовал ли и т.п. Адетокумбо на все вопросы отвечал утвердительно. Казалось, он искренне раскаивался в содеянном. Когда очередь дошла до убийства, Адетокумбо тоже кивнул. Отец Николай обрадовался, но не подал виду. «Нет, не зря мы его обрабатывали!!! – подумал он. – Будет, что доложить центру!». Покровительственно прикоснувшись к плечу новообращенного, Отец Николай спросил:

– Сын мой! Ты отвечаешь «да»? Правда ли, что ты убил кого-то?

– Да отьец, да! Замочиль, cyка!!! – говорил Адетокумбо, чуть не плача. – Точнее не я, а может и я, не знаю, кто-то из нас!

– Так расскажи же мне подробнее, кто пал от руки твоей! Ну или не твоей, – потребовал священник.

– Дьело в Африке было. Шатались мы с братом по окраинам Виндхука, а там в один поселок, где богатые живут, колдун Вуду приезжал. Мы случайно его заметили. Он к кому-то приезжаль, чтобы магией помочь. И задержалься там, домой уже вечьером ехаль. А мы пешком шли. А колдун случайно шину прокололь, и остановилься, меняль. А у нас с братом по железному пруту быльо, на всьякий слючай, от разной шпаны отбиваться. Грабить-то мы никого не собирались, а тут подумали: едет от клиента, значит, дьеньги есть! Подскочили, и давай прутьями дубасить, весь кочан раскроили! Забрали деньги, часы, мобилу, ну и еще кое-что! Кто из нас убиль – не знаю, неизвестно, от чьего удара он подох! – трясясь, рассказывал Адетокумбо.

– Деньги пропили? – спросил священник.

– Коньечно, отец!

– Раскаиваешься ли ты в содеянном?

– Раскаиваюсь, отец! – ответил Адетокумбо, всхлипывая.

– Тебе жалко колдуна?

– Ньет, колдуна мне не жалко, их у нас много! Мне жалко, что я его убиль! В этом раскаиваюсь!

Адетокумбо не мог больше говорить и зашелся в рыданиях. Наблюдавший со стороны народ начал перешептываться: «Э, как черномазого-то проняло! Небось, много грехов за ним водится! Они ж там в Африке своей совсем дикие!» А Диакон Троекопытов подумал: «Прав был Колян! Этож какой пример суперский! Вот оно – искреннее христианское раскаяние! При всем народе! Прямо-таки живой образец!»

Отец Николай постарался побыстрее закончить исповедь, решив, что для первого раза хватит. Адетокумбо поднялся с колен и отошел к образам, где, утирая слезы, трясущимися руками ставил свечи, крестился и прикладывался к иконам. Но несмотря на это, душа его до краев наполнилась радостью. Еще ни разу в жизни он не ощущал такого колоссального облегчения, как когда священник сказал, что отпускает все его грехи. Адетокумбо буквально ликовал и плакал уже не от сокрушения в грехах, но от счастья.

Тот день действительно стал для него значимым, и не только из-за исповеди. Адетокумбо испытывал искреннюю благодарность к стране, которая приняла его, и очень гордился тем, что теперь его приняли и в господствующую в этой стране религию. После первой исповеди он почувствовал, что действительно стал православным, а значит – и немножечко русским. Такое дело грешно не отметить. На обратном пути, бережно неся свежекупленный молитвенник, Адетокумбо зашел к торговке самогоном и приобрел сразу трехлитровую банку свирепого пойла. Однако звать друзей не хотелось. Адетокумбо чувствовал, что они не поймут его, не разделят его искренней радости, хотя с удовольствием разделят с ним самогон. Поэтому он заранее предупредил их, что сегодняшний вечер проведет в молитвенном уединении и просил к нему не заходить.

И правда, придя домой, Адетокумбо расставил на столе несколько икон, зажег свечи и лампадку перед распятием, положил рядом библию, встал на колени и, махнув для храбрости 50 грамм, открыл молитвенник, принявшись на ломаном русском, вслух, читать молитвы, восхваляя Господа. После каждой молитвы он истово крестился, а после нескольких – накатывал еще по 50 грамм. Позже он стал молиться собственными словами, отложив книгу в сторону, а когда дошел до кондиции, сплясал вокруг импровизированного алтаря ритуальный африканский танец с громкими криками – ему показалось, что без этого его обращение к Богу все-таки останется не полным. В конечном итоге Адетокумбо налакался просто в нулину, так, что даже не смог взобраться на кровать, и полночи проспал на полу, сопя и похрюкивая, но тем не менее, обнимая своими черными руками молитвенник.

С тех пор Адетокумбо довольно регулярно ходил на церковные службы и исповедовался. Правда, ничего интересного Отец Николай от него больше не узнал. Грехи черного прихожанина были обычными. Адетокумбо курил, ругался матом, злоупотреблял спиртным, частенько участвовал в драках, из которых, благодаря своей природной силе всегда выходил победителем. Необычной была только искренность, с которой каялся Адетокумбо. В отличие от подавляющего большинства прихожан, эмоциональный негр всегда сокрушался от души, до слез. Его детская наивность, непосредственность и неподкупность не могли оставить равнодушным даже неверующего Отца Николая. Правда, после исповеди поведение Адетокумбо никак не менялось – очистившись от греха, он сразу же обо всем забывал и точно также продолжал грешить до следующей исповеди, нисколько не мучаясь совестью.

Но Отец Николай не сдавался и то так, то эдак пытался спровоцировать Адетокумбо на какое-нибудь признание. В конце концов, надо же что-то писать в докладах центру. Но наркотой тот не торговал, убивать больше никого не собирался, а что воровал при случае – так все деревенские воровали. Правда, однажды он сознался в том, что у убитого им колдуна они изъяли не только материальные ценности, но и специальные магические причиндалы.

– А ты ими пользовался? – строго спросил Отец Николай.

– Редко. Несколько раз всего! Они помогают! Но только я их и сам боюсь! Это магия Вуду! Самая могущественная магия!

– Так, значит ты еще и колдовством занимаешься… В христианстве колдовство считается тяжким грехом! Ты должен навсегда прекратить колдовать! Православным это строжайше запрещено! А эту пакость богомерзкую принеси мне посмотреть!

И Адетокумбо принес. Правда, не все, а только одну магическую фигурку. Отец Николай внимательно осмотрел ее и конфисковал, а остальные повелел сжечь в поганом костре. Адетокумбо ушел, а Отец Николай все сидел в своей каморке за алтарем, цедил оставшийся от причастия кагор, и смотрел на фигурку, расположив ее на стопке священных книг. Развитая интуиция агента подсказывала ему, что дело тут нечисто, и фигурка эта непростая, но понять причину своего беспокойства он так и не смог. В конце концов, кагор кончился и Отец Николай пошел домой, но дал себе слово разобраться в проблеме до конца.

Адетокумбо тоже находился в раздумьях. Избавляться от магических предметов не хотелось. Видать не до конца проникся духом христианства. «То же мне, придумали, – рассуждал он, – не воруй, к бабам не ходи, много не пей, да еще и колдовские причиндалы выбрось! А спрашиваешь, как же проблемы решать – говорят, все молитвой и постом одолеешь! А попробуй одолей! Неравноценная партия-то получается! Забирать, выходит, забирают, а взамен ничего не дают! Молитвой и постом, для! А у самих хари лоснятся! От молитвы и от поста что ли?!» Но и ослушаться батюшку он боялся. Поэтому Адетокумбо придумал компромисс – он решил не сжечь магические предметы, а продать их.

Правда, кому продать их в Тульской области он не знал. Практически никто из местных крестьян ничего не понимал в магии Вуду и, соответственно, не видел ценности в этих предметах. Ехать же в Москву было некогда, да и там потребовалось бы время, чтобы найти покупателя. И тут Адетокумбо вспомнил своего случайного пассажира, которого подвозил до санатория. Тот, вроде бы, представился как главный редактор магического журнала, и следовательно, мог заинтересоваться. Адетокумбо обрадовался своей мысли, но следовало торопиться, пока у редактора не кончилась путевка, поэтому тем же вечером, после смены, он отправился в санаторий.

Алексея Ильича Адетокумбо нашел на пляже, где тот прогуливался под руку с какой-то женщиной по имени Наталья, которую подцепил на время отпуска. Улыбнувшись своей ослепительной улыбкой, Адетокумбо направился к нему.

Извинившись, что прерывает беседу, Адетокумбо кратко описал историю своего крещения и вытекающую из него проблему.

– Неужели священник велел продать магические вещи? – удивился Алексей Ильич.

– Ну не совсем продать… – смутился Адетокумбо. – Он велел сжечь. Но деньга-то ведь нужна…

– Ну хорошо, давай отойдем в сторонку, вон к той лавочке, что в кустах, да посмотрим.

Адетокубмо запросил большую цену, мотивируя тем, что вещи эти подлинные, а потому уникальные. Алексей Ильич же торговался, апеллируя к тому, что подлинность их неустановленна, а если они ненастоящие, то красная цена им сто рублей. Как мог доказать свою правоту Адетокумбо? Не скажешь же, что лично убил настоящего колдуна Вуду и забрал у него эти вещи…

Признаться, внешне магические предметы действительно выглядели как б/у. Десятка полтола потертых фигурок, половина диска, похожего на шестерню, какие-то палочки с узорами, четыре черные свечи, замысловато разрисованная пластина… Не зная их истинного происхождения, легко было подумать, что это какая-то бижутерия с вьетнамского рынка. Но мысль о том, что это инструменты самого настоящего, африканского колдуна Вуду, приводили Алексея Ильича в трепет. Достать такие в Москве – дело почти нереальное, поэтому он решил рискнуть. В конечном итоге сторговались за 100 долларов.

– А это действительно серьезная штука? – спросила спутница у Алексея Ильича, когда довольный Адетокумбо ушел. – Не зря ты ему столько денег отдал?

Алексей Ильич не хотел посвящать свою временную подругу в данный вопрос, поскольку в отношении магии Вуду у него имелись свои, совершенно определенные планы. Поэтому он слукавил:

– Ну понимаешь, если эти предметы настоящие, то они имеют историческую ценность: ведь найти подлинные магические инструменты Вуду в Москве практически невозможно, одни подделки.

– А как проверить, не подделка ли и эти? Мало ли, может этот черножoпый где-то магазин обокрал, где китайцы всякой мишурой торгуют? – продолжила сомневаться Наталья.

– Давай попробуем. Одним из традиционных применений этой магии является воздействие на погоду. Вот и испытаем. Помнится, завтра у нас экскурсия в Ясную поляну, а обещали дождь. Я возьму эти штуки и поработаю над тем, чтобы дождя не было! – ответил Алексей Ильич.

– Но ведь наверное грешно вмешиваться в природу по любому пустяку? А вдруг дождь кому-то нужен?

– А мы не будем его совсем отменять. Пусть прольется после экскурсии!

Тем же вечером Алексей Ильич заперся в номере, объяснив Наталье, что ритуал – дело серьезное, и без специальной подготовки принимать в нем участие ни в коем случае нельзя, и чего-то наколдовал, используя известные ему технологии. В это время его подруга смотрела в холле телевизор, объявлявший о штормовом предупреждении на завтра, и думала, что скорее всего, ничего не получится, и завтрашняя экскурсия окажется испорченной.

Честно сказать, Алексей Ильич и сам сомневался в успехе своего предприятия. Уже с вечера, ломая ветки деревьев, подул сильный ветер, а небо затянуло свинцовыми тучами. Глядя на все это, никак не верилось, что завтрашний день будет светлым и солнечным.