Гридень 3. Экспансия

Бран думал, а я решил, что в какофонии множества звуков не будет слышно одно воззвание. Может мои браться под дверьми стоят, услышат меня, да и ударят по двери, вышивая ее.

– Эй, Боброк, Фома? Не засиделись вы там? – кричал я.

Стоящие трое охранников озирались, крутили головой, но никто более не реагивал на мой крик, да и вовсе рядом не оказалось больше никого. Все силы, все отряды Кучки были задействованы для отражения атаки.

– Хорошо, мы уходим! – сказал Бран. – Будем недалеко. Помни свое слово, что оставишь в живых.

Мне протянули ключ, я не сразу попал в замочную скважину замка, но с третьей попытки открыл дверь.

– Красавцы! – я даже прихлопнул трижды руками.

Двадцать воинов были связаны и сидели кучками спина к спине с кляпами во ртах.

– И как позволили себя охомутать? – просил я, разрубая толстую веревку и высвобождая Боброка, почти одновременно высовывая кляп изо рта десятника Фомы.

– Не было силы смолчать, тысяцкий, посекли мы четверных кучковцев. Но они так нас принижали, что нельзя было смолчать… – оправдывался Фома.

– Вот заладил: «нельзя смолчать». Понял я. Но говорил же всегда, что можно и нужно стерпеть все унижения, хоть бы и просить о пощаде и уверять врага, что предал своих, но выполни задачу, сделать, что должно! А потом уже шкуру снимай со своего врага, – говорил я, помогая высвобождаться воинам.

Хотя… Воины… Повязали их, еще и половина из братьев с синяками под глазами сидели. Если уже драться начали за обиды свои, так надо было идти до последнего

– Потери есть? Оружие где? – задавал я вопросы.

– Нас не убили, но помяли. А по оружию… знаю я, видел, как сносили его. Все тут, в этом доме, там, наверху. Не беспокойся, тысяцкий, – говорил Фома, а у самого глаза пол дырявили.

– Стыдно? Но не красные девицы, кабы стыдится нынче. Служить нужно. Вот задача вам: быстро облачиться в брони и занять боярский терем. Никого не впускать, никого не выпускать. Кто будет на пути вашем, бить, но не убивать, только связывать. И веревки – вот они, – говорил я. – Главное – то женская половина. Там Улита, там младший сын боярина Яким. Ни волоска с их головы, кабы не упало!

– Все сделаем, тысяцкий, – выкрикнул Боброк, первым побежавший наверх за вооружением и доспехами.

Я поспешил за ним. Нужно было иметь представление, что происходит за стенами дома-казармы. По моим расчетам, я уже опаздываю и могу не успеть взять под свой контроль терем боярина. Бои уже должны были перерасти в избиение кучковцев и сдачи в плен отдельных отрядов-наемников. Но звуки боя доносились только со стороны ворот.

Выбив на втором этаже дома пузырь в оконце, я подставил лавку, так как даже моего роста не хватало, чтобы смотреть в вырубленное отверстие, стал смотреть.

Сражение велось у ворот, прорыва княжеской дружины не случилось. При этом я не видел огромного количество воинов. Складывалось впечатление, что князь прибыл сюда всего может с двумя сотнями воинов, или того меньше. Это создавало некоторый паритет сил, так как две сотни у князя, полсотни, наверняка уже меньше, у Угрюма, а против них было не менее трех сотен воинов боярина.

В кутюрьме сражений среди княжеских стягов, я не увидел Андреевского флага – стяга Братства. Но это не значило, что братьев среди сражающихся не было. Несколько знакомых воинов, узнанных мной скорее по вооружению, я увидел.

Хотелось бы в будущем откреститься от того, что Братство участвовало в сражении. По сути, воевода выразил своим молчанием нейтралитет. Но получится ли скрыть то, что Братство и план разработало по захвату Кучково, и участвовало в операции по выманиванию из крепости части войск боярина? Нет, но вот выступить спасителем бедной и несчастной девушки, как и ребенка, в лице Якима Степановича, вполне можно, христианское же, богоугодное дело. Это и нужно сделать.

Я всматривался в развернувшееся сражение, оно было не просто кровопролитным, обе стороны стремились уничтожить друг друга, нанести, хоть какой-то урон. Я наблюдал, как один из кучковцев, с дротиком в животе, не просто оставался в седле, но и пытался хоть кого-то достать своим мечом, умирая он хотел убивать. Другой боярский ратник, проткнутый мечом, схватился за лезвие поразившего его клинка и пусть ладони почти что мертвеца истекали кровью, но воин не отдавал меч хозяину, и тогда княжеского воина рубанул по голове другой кучковец и ратник упал с коня.

Ожесточенная битва казалась столь яростной, что я уже и не делал ставку, кто именно победил бы, не будь у союзников в запасе еще не менее чем пять сотен воинов. Где они? Не столь важно, нужно свои задачи решать.

Через минут пятнадцать, я входил в комнату, самую дальнюю в тереме. Все никак не могли заткнуть Марфу, пожилую сестру боярина, она кусалась, не давала себя увести. Так тетка стремилась защитить своих племянников.

– По здорову ли, Улита Степановна? – усмехаясь сказал я, увернувшись от неумело брошенного в меня ножа.

И тут скрутило от боли в ребрах. Когда были активные действия, не ощущал особо, так, дискомфорт, а сейчас, когда перед девкой хотелось бы выглядеть молодцем, и скрутило.

– На! – ударила меня древком от копья Улита.

– На! – пришлось ударить в ответ.

– Тысяцкий, там княжеские прорвались на стене и ударили свежими силами у ворот, – вошел в комнату с новостями Боброк.

– Якима нашли? – спросил я.

– В сундуке прятался, – отвечал десятник.

– Сделай то, что нужно!.. – сказал я с нажимом и Боброк, не отвечая, пошел прочь.

У него своя задача… Та, которая повернет историю таким образом, что уже в прежнее русло ей вернуться будет крайне сложно.

Глава 3

Пронзительные, чарующие девичьи глаза злобно, но с потаенным интересом смотрели на меня. Или мне хотелось увидеть этот интерес и я его придумал? Может получилось все же заглянуть в сознание Улиты? Не столь это важно. Важнее не поплыть от такого взгляда девушки. Я взрослый человек в теле молодого мужчины, очень молодого, гормоны тут должны господствовать и сложно их обуздать. Хотелось сделать Улиту кроткой, доминировать над ней, назвать своей. Хотелось, но с желаниями своими я боролся.

Сильные женщины манят, они, как магнит притягивают к себе. Слабые и властные, сильные, мужчины почти в равной степени поддаются чарам роковых женщин. Вот только слабые уходят, не веря в то, что могут быть достойны таких женщин, сильные мужи могут так же уйти, подспудно опасаясь растерять свою силу рядом с такими ведьмами.

Есть в отношениях мужчины и женщины метафизика, то, что объяснению не подлежит, что заставляет сильного, мудрого мужчину делать глупости и вести себя так, что осознание нелепости поведения может прийти сильно позже, порой и через года, изредка и некогда.

– Ты или твои люди, вы убьете нас? – задала вопрос Улита после продолжительной паузы.

Девушка сидела на кровати и обнимала испуганного младшего брата, который уже перестал закатывать истерику, но лишь тихо всхлипывал. Из горницы вывели тетку Марфу, которая задавала тональность истерикисвоим племянникам. Вкупе с тем, что я старался говорить спокойно и доброжелательным тоном, психологическая атмосфера внутри помещения выравнивалась.

Без добровольного согласия Улиты на выход из Кучково такую операцию будет сложно осуществить. Она должна поверить в то, что ее спасают.

– Мы не собираемся тебя убивать, как и твоего младшего брата. Я хочу предложить тебе выехать из Кучково, – сказал я.

– Что с моим отцом и с моими братьями? – спросила Улита, зажимая уши своему брату и готовясь услышать самое страшное, но неотвратимое.

– Думаю, что убиты, или будут казнены в ближайшее время, – ответил я, делая вид, что не в курсе судеб старших братьев и отца Улиты.

Самый старший, Иван, мертв, это почти точно. Средний был в гуще сражения, но я не видел его смерти, как и гибели самого боярина Степана Ивановича Кучки. Вот только есть четкий приказ от меня, отданный лично Угрюму, ну и Боброку только что. Они не должны были допустить, чтобы Кучка остался жив, как и его второй сын.

Боброку еще было задание… Убить, если появится на то возможность, ростовского князя Юрия Владимировича.

И тому была причина, причем связанная с текущим положением дел на Руси. Если Юрий будет жить, то он имеет больше прав на Киев, чем Изяслав, являвшийся всего внуком Владимира Мономаха, а не сыном, как Юрий. Большая усобица при таком положении дел была бы неминуемо. Нельзя допустить, чтобы русские земли вновь погрязли в Смуте, вместо того, чтобы направить свою энергию во вне, расширяя границы и приобретая новые ресурсы.

Время до прихода монголов остается не так, чтобы и много, если прямо сейчас ничего не сделать, а допустить усобицу Долгорукого с племянником Изяславом, осаду Луцка, разорение Мурома и Рязани, продолжение чехардыс княжением в Киеве, еще большее удаление Новгорода от княжеского правления и полный переход к республиканскому… А после, если все пойдет по схожему с иной историей сценарию, состоится грандиозная усобица с битвой при Липе. Там погибнут тысячи ратников, так и не решив междоусобных проблем.

Нет, именно сейчас решается судьба Руси. Нельзя было бы многое исправить, случись так, что я оказался бы во временах перед самым Батыевом нашествием. Нет, я постарался бы, сделал все, что возможно, но не верю, что получилось. А сейчас, за девяносто лет до Батыя можно перестроить Русь.

И Кучково, как и Улита, ее брат – это очередной шажок на пути уже не становления Братства, а начала экспансии на юг, восток, есть вероятность, что и на Запад. Овладеть этими землями, московскими, – это уже создать сильную экономическую опору для Братства, которое могло бы существовать в таком случае и без эффективной поддержки извне. Следовательно, обладать большей независимостью в принятии решений.

– И за кого меня замуж думаешь отдать? Я постельной девкой не стану, так и знай, ратник… – начала возмущаться Улита.

– Тысяцкий – такой у меня чин, боярская дочь. А замуж… – и так распирало сказать, чтобы шла за меня, но… – За князя-воеводу Ивана Ростиславовича сватать стану, как того и хотел твой отец.