– Ух ты! А откуда начинается Бия?
– Из Телецкого озера – дядь Саша повел плечами и сделал глоток чая. Он, как и мой отец, обладал удивительной способностью пить почти кипящий чай и при этом даже не морщиться.
– А Катунь откуда начинается? – мне было очень интересно, хотя в школе географию я терпеть не мог.
– А Катунь, брат, начинается на склоне самой высокой горы в Сибири. И гора эта называется Белуха. Высота у нее целых 4506 метров, представляешь? Там белоснежные пики своими вершинами задевают небо, и в ледяном безмолвии над ними кружат огромные грифы – нараспев произнес он. – Это из старинной алтайской легенды о Кадын Бажи.
– Кадын Бажи?
– Да, так алтайцы называют Белуху. Голова Катуни означает. Еще они называют ее Уч Сумер, Главная трехглавая вершина, хотя вершин у Белухи две.
– Эй, географы, ехать пора – это отец. – Давайте собирайте все, я пока посуду помою…
Мы ехали и ехали вдоль Бии, иногда заезжая в лес или преодолевая небольшие ручейки, стекавшие с ближних к дороге гор. За каждым поворотом дороги открывались пейзажи один красивее другого. Пушистые крутобокие горы вырастали прямо из бирюзовой воды, синее-синее небо с редкими барашками белоснежных облаков безмятежно смотрело на нас сверху, предзакатные солнечные лучи насквозь пронизывали сосняк на том берегу и мягкими лапами гладили воду, деревья, прибрежные валуны и наши лица. Все молчали, глядя на эту невероятную красоту и пытаясь впитать ее каждой клеточкой.
– Вот за этим, сын, мы сюда и ездим. Есть много разных гор в мире, но такой красоты нет больше нигде.
– Пап, а мама здесь бывала?
– Мы с твоей мамой и познакомились как раз здесь, в походе. Она ногу потянула, и я ей помог. Ну, она сама тебе расскажет…
Стемнело как-то сразу, словно кто-то повернул выключатель. Исчезли прекрасные пейзажи, и теперь свет фар выхватывал из чернильной темноты то придорожные кусты, то покрытые мхом валуны. Ехать все уже откровенно устали и возились на сиденьях, пытаясь устроиться поудобнее. Один дядь Саша рулил, словно и не было за спиной шестнадцати часов пути, даже песенку какую-то напевал.
– Пап, скоро уже?
– Скоро, сын. Еще минут сорок, и будем на месте.
Через сорок минут за окном мелькнул указатель «Артыбаш», и еще через пару минут «РАФик» захрустел колесами по гальке.
– Прибыли! – гаркнул дядь Саша и первым полез из машины.
На улице оказалось холодно. Заметив, как я ежусь, отец вытащил из поклажи штормовку:
– Это горы, сынок, здесь по ночам обычно прохладно. Тем более мы рядом с огромным озером, у воды всегда зябко.
Пока взрослые ставили палатку, я застыл на берегу у самой воды, вглядываясь в залитое лунным светом Озеро и вслушиваясь в его мерное могучее дыхание в абсолютной тишине.
Яркий лунный свет серебрил легкие волны и освещал крыши домов в деревне. Если бы мне кто-нибудь казал, что при лунном свете можно даже читать, я бы никогда не поверил. У нас я никогда не видел такой большой и яркой луны. Бездонное небо было усыпано мириадами ярких крупных сочных звезд. Невероятный Млечный путь огромной спиралью протянулся прямо над головой, и я заворожено смотрел на него, задрав голову. Никогда прежде я не видел его таким.
Передо мной был совершенно другой мир. Непонятный, загадочный и очень красивый. И уже утром я останусь с ним один на один. А пока пора идти спать. Самая первая ночь в палатке – это ведь тоже приключение, и нужно постараться ее получше запомнить. Что-то ведь нужно будет пацанам рассказывать…
Утро началось с того, что я зверски замерз. Отец хотел уложить меня в машине, но я отказался. Как можно спать в машине, когда рядом стоит расчудесная брезентовая палатка, пропахшая костром? И вот сейчас лежа в палатке и изо всех сил кутаясь в ватный спальник, я отчаянно жалел о своей тяге к походной романтике. Стуча зубами и отчаянно путаясь в штанинах и рукавах, я кое-как оделся и выбрался наружу. И тут же забыл обо всем на свете. Передо мной раскинулось Озеро. Огромная зеркальная гладь в окружении самых настоящих гор потрясла меня. Над водой плотной белой кисеей растянулся туманище. Он словно ножом разрезал горы пополам и прятал очертания дальних берегов. Я наивно полагал, что с северного берега великого Телецкого озера можно увидеть южный. Я не знал тогда, что у Озера морской масштаб и характер Северного моря. Серые предрассветные сумерки заставляли меня мерзнуть еще сильнее, и я подумал, что неплохо бы развести костер. Я пошатался по берегу в поисках хоть каких-нибудь дров, но тщетно. Ничего, кроме гальки. Чтобы согреться, начал прыгать, и в какой-то момент вдруг вспомнил, что в машине видел две вязанки дров. Отлично! Стараясь не шуметь, я открыл заднюю дверь «РАФика» и сразу же увидел то, что искал. Дрова лежали под нашими пожитками у самого края. Я попробовал вытащить хотя бы одно полено, но оно упорно не желало поддаваться. Тогда я взялся за всю вязанку и спустя пару минут сопения дрова лежали на берегу. Теперь надо как-то их разжечь. Спички я взял с переднего сиденья, стараясь не потревожить спавшего в салоне дядь Сашу. Я никогда в жизни сам не разжигал костра, но смутные представления все-таки имел. Выбрав местечко посуше, я сложил поленья домиком. Вовремя вспомнив, что для розжига нужна бумага, я нашел в машине скомканные газеты, в которые была завернута колбаса, подсунул одну из них под поленья и чиркнул спичкой. Газета занялась сразу, и я обрадовано приготовился греться, но… Газета сгорела, а дрова даже не подумали разгораться. Я попробовал еще раз. Бесполезно. И что делать? Подумав пару минут, я вытащил из кармана свой перочинный нож. Как им отколоть от полена щепки? Все просто! Я поставил полено на гальку, приставил сверху нож и легонько ударил по нему камнем. Потом еще раз и еще. Скоро передо мной высилась горка щепы. Я наломал ее пополам, чтобы получилось побольше, положил газету, сверху соорудил шалашик из щепы, и только потом сверху уложил поленья. Теперь точно должно получиться. Огонек со спички перепрыгнул на газету, от нее занялась щепа, над водой поплыл синеватый вкусный дымок. Я упал на колени и принялся аккуратно раздувать пламя, и совсем скоро на берегу запылал самый настоящий костер! Я чуть было не завопил от радости, но вовремя вспомнил, что все еще спят. Но бросив взгляд на палатку, я увидел довольного отца. Он все это время наблюдал за моими мучениями и даже не подумал помочь! Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы возмутиться, но он широко улыбнулся, показал мне большой палец и сказал:
– Котелок возле колеса. Давай чай варить?
И все мое недовольство улетучилось от отцовской похвалы. Я сбегал за котелком и пошел к воде. Озеро оказалось очень теплым! Услышав за спиной хруст шагов по гальке. Я не стал оборачиваться. Шаги отца я узнаю из всех других.
– Умывайся скорее, скоро вода станет ледяной.
– Как это?
– Это озеро – волшебное, оно живое. И от его настроения зависит все вокруг, в том числе температура воды.
– Пап, ну так же не бывает. Какое волшебное озеро? Волшебство только в сказках ведь.
Отец не стал спорить, быстро умылся, набрал в котелок воды и пошел к костру.
Когда я умылся, из-за ближайшей горы вдруг показалось солнце. Вокруг сразу посветлело и туман начал исчезать прямо на глазах. И вот тут-то меня проняло по-настоящему. Озеро показалось мне во всей своей красе. Огромное! Целое море, а не озеро! Поднялся легкий ветерок, по воде побежали легкие волны, бросая солнечные зайчики на борта стоящих неподалеку лодок и целых теплоходов. Далеко от берега в нескольких местах покачивалась на воде большая деревянная лодка, в которой сидел дедушка с окладистой седой бородищей.
– Пап, а чего он там делает? Рыбачит, да?
– Да, сига ловит, самое время сейчас.
Покрытые тайгой пушистые зеленые горы уходили вдаль насколько хватало глаз, Озеро мерно дышало, отражая в себе и горы, и ярко-синее небо, и слепящее солнце. В вышине бесшумно кружил коршун, широко раскинув крылья и иногда испуская свой печальный клич. В деревне лаяли собаки, мычали коровы и блеяли овцы, где-то звонко тюкал по железу молоток.
– Пап, оно и правда волшебное!
– А ты сходи, потрогай воду – хитро улыбнулся папа.
Мне стало очень интересно, я подошел к воде и опустил в нее руки. Холоднющая!
– Пап, а почему так? Вчера оно тоже было холодным, а утром теплым-теплым. Почему, а?
– Волшебство, сын, обыкновенное волшебство.
Чай получился гораздо вкуснее обычного. То ли вода в Телецком особенная, то ли на своем костре всегда вкуснее, только я выпил аж две кружки. Отец с друзьями поглядывали на меня и с улыбками о чем-то переговаривались, а я наслаждался чаем и видом на Озеро.
Первым лодку заметил отец.
– О, Михалыч идет.
Я завертел головой, пытаясь увидеть, откуда идет Михалыч, но никого вокруг не было.
– Да вон, на Озеро смотри, видишь, лодка идет под мотором?
Я посмотрел в ту сторону, куда указывал отец, и увидел маленькую точку, медленно двигающуюся в нашу сторону.
– А почему идет? Он ведь плывет.
– Плавают рыбы и птицы, а люди по воде на лодках ходят – назидательно сказал дядь Саша.
Я так и не понял, почему люди не плавают, а ходят, но допытываться не стал. Мужики начали собираться, и я бросился помогать. Первым делом все наши пожитки выгрузили из машины, и дядь Саша погнал «РАФик» в деревню, к какому-то знакомому. Мы прибрались за собой на берегу, оставив только котелок с чаем.
– Михалыч два часа с ветерком по Озеру идет, чаек как нельзя кстати придется – пояснил отец, когда я собрался было его убрать.
Через полчаса со стороны деревни показался всадник. Приглядевшись, я с удивлением узнал дядь Сашу. Он гордо восседал в седле, всем своим видом изображая как минимум командира кавалерии, не хватало только сабли и лихо закрученных усов. Добравшись до нас, дядь Саша довольно неуклюже сполз с лошади, забросил повод ей на шею и повернулся к нам:
– Видали? Это вам не на «РАФике» кататься, тут подход иметь надо.