Злые времена. Книга первая

Вдруг откуда-то выскользнула здоровенная крыса и прямиком направилась к трупу. Брат молниеносно выхватил из наплечной кобуры пистолет и, почти не целясь, влепил крысе пулю. Та подскочила и скрючилась в снегу, почти разорванная пополам.

– Ловко – я присвистнул. – Только зачем? Она ведь явно не одна, да и не первый день они на нем кормятся.

– Терпеть не могу – зло выдохнул брат, убирая пистолет. – Поехали, чего стоять.

Впавший в кому город смотрел на нас зияющей пустотой выбитых окон, заставляя меня неуютно ежиться. Где-то мерно бряцал кусок то ли жести, то ли кровельного железа. Эхо от работающего двигателя билось о стены домов по обеим сторонам улицы, дробясь и рассыпаясь окрест. Ехать по Ленина на снегоходе было как-то… неправильно, что ли. Я невольно прижимался к стенам домов там, где это было возможно. Затылок холодило ощущение опасности, рука тянулась выкрутить газ на полную. Но не надо сейчас спешить,

– Что-то у меня загривок дыбом, как бы чего не случилось – брат за спиной поудобнее перехватил свою «ксюху». Тоже, значит, неуютно ему.

Через минуту мы уже крались мимо 14-й школы, в которой я проучился 11 лет. На видимом с Ленина главном фасаде уцелело только одно окно, у входа на первом этаже. Было оно закрашено белой эмалированной краской и сейчас бельмом выделялось на красном кирпичном фасаде. Крышу со школы сдуло, завалив ее остатками стоящую рядом маленькую гостиницу. А вот памятник Ленину в окружении высоченных голубых елей устоял и по-прежнему указывал рукой в светлое будущее. Ошибся ты, великий революционер, будущее рисуется нам в черных тонах…

От мрачных размышлений меня отвлек брат. Он хлопнул меня по плечу, призывая остановиться. Мы как раз въехали на главную городскую площадь перед администрацией, до ОРСа нам оставалось около километра.

– Глуши мотор.

Я молча заглушил двигатель, и на нас упала тяжелая, как бетонная плита, тишина.

– Ты чего?

– Тссс – брат прижал палец к губам. – Прислушайся.

Я даже дыхание задержал, пытаясь хоть что-нибудь услышать, но тщетно. Полное отсутствие звуков давило на голову. Вдруг зверски захотелось заорать, громко, изо всех сил, чтобы только сломать эту тишину.

– Слышишь? – брат вопросительно посмотрел на меня.

– Неа. А чего я должен услышать?

– И я не слышу. А это плохо, брат. Это значит, что живые если и есть, то в город они не выходят. Ни одного следа, ни звука, ничего. А это в свою очередь означает как минимум две важные вещи. Первое – все доступные ресурсы пока еще доступны, и можно неплохо затариться. И второе…

Его прервал звук выстрела. Стреляли из ружья где-то в районе стадиона «Шахтер» метрах в пятистах от нас. Брат резко обернулся в ту сторону, скинул ремень «ксюхи» с плеча и снял автомат с предохранителя. Сделал он это одним слитным движением. Взгляд стал жестким, движения плавными. Куда делся здоровый увалень с повадками неадекватного медведя?

– Поехали помалу, только не шуми.

– Куда?

– К стадиону. Надо посмотреть, кто стрелял. Есть живые, есть!

Я тронул снегоход и потихонечку пополз в сторону Треста (так у нас называют кольцо, на котором расположен стадион). Выстрелов больше слышно не было. Зато метров через двести мы увидели медленно бредущего на лыжах мужика, который тащил за собой санки. Выглядел мужик странно. Дорогая кожаная куртка, джинсы, валенки и здоровенный малахай. На плече висело ружье, вертикалка. Брел мужик строго поперек кольца как раз в сторону стадиона. Красивая отделка трибуны была снесена ударной волной, но сама трибуна стояла как ни в чем не бывало. Нас мужик не слышал.

– Догоняй, побыстрей только, чтоб не успел среагировать.

Я вывернул газ, и снегоход с утробным рыком прыгнул вперед. Через десяток секунд мы поравнялись с мужиком. Он нас, конечно же, услышал и только начал оборачиваться. Брат хлопнул меня по плечу и чертом соскочил на снег:

– Здоров, друг. Тихо, тихо, не лапай ружье. Ты чего здесь?

Мужик хмуро и с немалой долей испуга глядел на нас из-под косматой шапки. Ружье осталось висеть на плече.

Я кинул взгляд на санки и разглядел, что там лежит ротвейлер, из его носа протянулись две кровавые вожжи.

– Здорово – тихим бесцветным голосом сказал наконец мужик. – Вы кто такие?

– Люди мы. Ты пошто собачку обидел, изувер?

– Жрать что-то надо.

– Чудак человек, в любой магазин заберись и затарься едой. Собака – друг человека, в нынешних условиях очень полезная зверюга. Ты один?

– Теперь один – мужик сплюнул.

– А куда идешь?

– Туда – мужик мотнул головой в сторону трибуны.

– Живешь там?

– Теперь да.

– А ружье откуда?

– Мое.

– Ты вроде как не рад нас увидеть?

– А чему радоваться?

– Тому, что мы живые.

– Мне и одному нормально. Теперь…

– Давно в город выходишь?

– Неделю уже.

– А неделю что ел?

– Там под трибуной сторож жил, у него припас был.

– Что со сторожем?

– Умер через два дня после взрыва.

– Сам?

Мужик непонимающе уставился на Леху и ничего не ответил.

– Что с семьей? – брат заметил на его пальце кольцо.

– Нет семьи… теперь.