Любовь опера

– Вот, Витя, художника тебе привела, Эдика, – сказала редактор и кивнула бабушке, мол, надо освободить внука от опеки.

Дамы ушли, а Виктор и Эдик отправились в холл к Цою, чтобы обсудить первые редакционные задачи по рисункам. Пикалов в то время носил розовый женский свитер, не означавший ничего пошлого и предосудительного, но в остальном оставался тем, кто он есть и сейчас – прекрасным бесшабашным юношей, генерирующим талантливые идеи. Виктор как-то сразу ввинтил в Занозова свое очарование, растоптав дистанции. Он активно жестикулировал, радовался тому, о чем рассказывал, разжигал внутри жажду к сотворчеству. Дал задание нарисовать нескольких подростков за столом, которых снимает кинокамера на штативе.

Выполняя задание, Занозов отправился на местный телеканал с блокнотом и карандашами, чтобы достоверно изобразить оборудование в студии. Через время было готово четыре варианта рисунков тушью и он пришел к Виктору с чувством выполненного долга:

– Знаешь, Эдик, – как-то занервничал редактор, – Так получилось, что материал уже напечатали. Но ты нарисовал прекрасные рисунки. Просто великолепные. Они обязательно будут опубликованы, но когда-нибудь позже.

Писать в газету материалы Занозов стал не вдруг и не сразу. Все началось с юмористического дневника, рассказа о поездке на всесоюзный слет молодежной прессы в Харькове, на котором Занозов побывал с Виктором Пикаловым. Эдик читал дневники вслух ради простой хохмы, но Виктор, вдоволь посмеявшись над комичностью описанных Занозовым событий, сделал очень серьезный вывод: «Надо тебе писать материалы в газету, Эдуард».

Безудержно жалко, что все это сегодня умещается только в глагол прошедшего времени «было». Думал, проезжая мимо, журналист. С закрытием «Поколения», мы не просто потеряли издание. Мы начали терять всю отрасль, ее первостепенный замысел и значение, что, безусловно, уже сказалось на мировоззрении нации, ее ментальных скрепах, активно разыскиваемых сегодня. Именно тогда, к окончанию тысячелетия, мы сделали первый печальный шаг «в бесконечные пропасти к недоступной весне…»

Эдуард вспомнил, что здесь же работал великий художник Сергей Максимов, так и не успевший прославить свое имя в масштабе мира. Хотя его руку невозможно было спутать с какой-то другой. Совершенно гениальный и самобытный мастер.

Эдуард вспомнил, как карикатурист выкинул печатную машинку из окна седьмого этажа издательства, разбив ею огромное окно в кабинете. Художник был пьян и одинок в тот момент. Ему казалось, что его все бросили и заперли дверь, которая просто захлопнулась от ветра сама.

Максимова за сей флюид уволили, естественно. Благо, машинка никого не убила внизу. А Серега потом долго торговал самодельными свистульками у кукольного театра. Пока не перестало биться его сердце.

– «Факел», следующая «Комсомольская», – прохрипел кондуктор.

Здесь стояла высотка, облицованная так, будто была изготовлена из золотых блоков. Это здание филиала одной из московских академий, у которой редакция газеты «Курьер» арендовала четвертый этаж. Тут Занозов работал фотокорреспондентом после того, как закрылось «Поколение».