Трудности понимания

А дальше, у рядов, где сегодня торгуют аквариумными рыбками, стояла избушка, торговавшая ароматными мантами. По три лаптя в одноразовой тарелке. Покупаешь, обжигая руки, и жуешь, стоя у ростового столика. Главное, надкусить тесто так, чтобы не полетел бульон на брюки, а лишь стуился по подбородку. Тут же на столешнице всегда имелась бутыль с уксусом и рулончик туалетной бумаги, которую выставляли сместо салфеток. Несколько пар голодных глаз как правило наблюдали за твоей трапезой. Нет-нет, какой-нибудь забулдыга просил едой поделиться. И делились. Ведь на рынке все равны.

Впереди немолодая пара супругов дифелируют между покрывал со скарбом, который пытаются продать укутанные в дубленки старухи.

– Я еще косметику хотела посмотреть, – говорит спутнику женщина.

– Так смотри, – кивает ей ее морщинистый сухой супруг.

– Здесь что-ли? – с возмущением спрашивает тетка.

– А где еще? – искренне недоумевает дядька.

Они поворачивают к рядам справа. Я продолжаю движение вперед, где как правило торгуют семенами всяких овощных культур для дач. Вижу впереди директора банка, который приценяется к соленой капусте. Торговка, обернув руку прозрачным пакетом, вместо перчатки, протягивает ему щедрые порции на пробу. Тот жует и морщится, указывает жестом на другие ведра. Забавно. У мужичка в активах – половина мира. А он тут среди челяди сто грамм капусты с капризами выбирает.

Киваю ему в знак приветствия и спешу затеряться в толпе.

– Хурма, – неожиданно выкрикивает очередная торговка, заставляя меня вздрогнуть, – Свежая хурма. Налетай. Почти даром!

Фруктов я не планировал. Глазею по сторонам. И вот опять впереди выплывает парочка, которая говорила про косметику. Идут. Тетка аккуратно выбирает места, чтобы не подскользнуться на своих ботах с высокими подошвами. Мужичок чуть впереди. Руки в карманах. С одной стороны – женатый. С другой – духом свободный.

Вдруг дядька неожиданно меняет курс и устремляется за прилавки.

– Ты куда? – кричит ему вслед супруга.

– Сейчас, – отмахивается спутник.

Он пробирается к торговке, которая мучает в руках банку вареников. Упрямая крышка не поддается.

– Давайте помогу, – кивает он продавщице.

– Эх, кобель, – громко заявляет брошенная баба, – Помощник. Тоже мне.

– Щас поправим мироощущение, – говорит директор банка, невесть откуда оказавшийся рядом. Он подхватывает бабу за локоть и громко, чтобы было слышно всей округе, спрашивает, – Чего красотка, пойдем в кабачке посидим?

Мужичок, только что предлагавший помощь продавщице, вытягивает голову так, что рискует порвать шею.

– Спасибо вам, – с благодарностью кивает директору женщина, – Ишь, как мой взъерошился.

– Все понятно. Просто жизнь. Трудности понимания.

Аспект пустоты

Новые легковушки, словно игрушечные, стояли среди колонн шоу-рума, разглядывая нетронутой оптикой фар каждого, кто открывал входную дверь. В воздухе витали ароматы новой резины и шум мастерской, которая располагалась в одном ангаре с магазином, разделенным легкой стеной. У центральной стойки демонстрационного зала били баклуши менеджеры, ожидая клиентов, словно ливийские бедуины дождя в Эль-Азизии.

Я переступил порог, едва не споткнувшись о швабру единственного занятого здесь делом человека. Уборщица что-то изрекла, по интонации непечатное, но мне не было дела до контекста. Я обогнул колонну, под которой демонстрировались варианты кованых дисков с ценниками, и нашел мастера смены, собирающего на своем древнем ноутбуке цветные камешки тетриса. Несколько минут ушло на оформление пропуска и вот уже дед в будке открывает шлагбаум, чтобы мой тарантас продефилировал во двор.

В этот раз, пропуская над крышей полосатую жердь, радуюсь, что не толкаю машину, как в прошлый раз. И не дышу сбежавшим из прохудившейся печи антифризом. И все равно в душе сидит нечто суеверное, что любая авария воздается за грехи. И перелистываю все страницы своей личной зачетки на предмет поиска причин.

Медленно подруливаю к мойке, разглядывая покрытые инеем деревья и стоявший под ними ветхий автопарк. Вижу припаркованную справа классику с задранным передом – сельский тюнинг местного умельца. Нажимаю на клаксон, чтобы сообщить специалисту, что очередной борт прибыл на техничку. Ворота остаются закрытыми. Жду, заставляя себя проявить побольше смирения. Тем паче выскакивать на мороз не тянет. Минут через пятнадцать приходит понимание, что другого выхода нет. Оставив автомобиль колошматить, проникаю в ангар. Здесь пусто. На полу среди луж валяются шланги. Поверхность истощает едва заметный пар с запахом промокшего бетона. Прохожу к воротам и поднимаю их к потолку с помощью массивной цепи. Сажусь в машину и вкатываюсь в пространство гаража. Мойщик, откуда ни возьмись появившийся на рабочем месте, что-то хочет сказать. Но я четко командую: «Ворота спусти».

Мальчишка в робе, стуча каблуками кирзовых сапог, исполняет поручение. Передаю лист наряда: «Арки колес хорошо пройди – будем передний бампер менять». Юноша смотрит на убитый перед машины и молча, кивает. Беру его за локоть и максимально вежливо добавляю: «Пожалуйста».

Мастер сидит в углу и что-то читает, пока нет работы.

– Добрый день, – протягиваю ему руку, – Я уже на мойке.

– А, хорошо, заезжай.

Иду назад за машиной мимо других подъемников почти пустого цеха. Несколько слесарей занимаются предпродажной подготовкой новых машин. Один из них перегоняет готовый транспорт к выездным воротам. Едет, на клаксон нажимает. Толи мешает ему кто, толи сам себя веселит. За недолгий путь я один раз вздрагиваю, через несколько шагов – второй, потом – опять. Несдержанная дуделка звенит резко, будто по спине током жжет. Аж в висках болью отдается. «Может, – думаю, – догнать, да по башке настучать?». Смотрю, мужичок в возрасте. Из машины вылезает. Улыбка. Штанишки робы коротковаты. Голова маленькая – только нос на ней да широкий рот умещаются. На вид – клоун из проезжего цирка. Вылез, кого-то резво к матери послал. В ответ тут же прилетело аналогичное. «Пусть живет, весельчак, – решаю, – В конце концов, это я здесь – гость».

– Так-с, – осматривает пробоину в бампере мастер, когда я пригнал машину к его подъемнику, – Печально, что разбил.

– Да уж, – киваю, – Антиблокировочная система подвела. Не я первый. Жмешь на тормоз, а машина продолжает ехать. Какой только дурень это придумал?

* * *

Сутки назад я открыл рабочий кабинет и, проверив содержимое чайника, поставил кипятить воду. Компьютер загружался, шурша системным блоком. Завибрировал сотовый телефон. Звонила супруга. «Алло, что случилось? – спросил я, – Не слышу тебя». В динамике раздавался треск, будто кто-то вытаскивал из упаковки турецкий батон. Я сбросил вызов и перезвонил сам, но это не помогло. Через минуту телефон вздрогнул. На экране высветился конверт эсэмэски: «Попала в аварию на Пролетарской, 52. Сможешь подойти?».

Я схватил пальто, сумку и стремглав бросился к лестнице.

На улице еще горели фонари, хотя над стеной пятиэтажек уже был виден восход. Вереницы легковушек мертво стояли в пробках, делая усилия светофоров напрасными. Казалось, что машины лежали брюхами на мостовой, потому что от порогов каждой из них спускались к земле грязные снежные наросты. У кого-то из любителей сдавали нервы, и он начинал сигналить, наполняя пространство нервозностью.

С севера тянул зябкий ветер. Я проскочил между капотов и тяжелой рысью припустил в сторону нужного адреса. Откуда-то сзади услышал вой сирены. В висках стучало. Через минуту мимо пронеслась желтая карета неотложки, до краев наполнив меня трагическим ожиданием. Память услужливо подбросила воспоминание, как много лет назад я увидел перелетавшего через капот пешехода. Это было в небольшом уральском городке, где я проработал не более года. Однажды мы застряли в пробке на повороте с проспекта Ленина. И перед нами, будто в объемном кинотеатре со стереозвуком случилась трагедия, которую сразу захотелось развидеть. Туловище, дуга, отлетевшая обувь и пакет молока с батоном, разлетевшиеся по дороге. Теперь я попытался побежать еще быстрее, игнорируя одышку и льющийся из-под шапки пот.