Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья

– Обязательно! Держи хвост пистолетом! И прибавила: – я буду постоянно поддерживать с тобой связь.

Она чутко прислушалась к тишине, и, наконец, изрекла:

– Так… всё, сюда идут!

Снаружи раздались приближающиеся тяжёлые шаги, звук отпираемой двери.

Через минуту их обоих втащили в чистую, просторную и хорошо натопленную горницу. За столом, вытянув длинные ноги в идеально начищенных сапогах, сидел офицер люфтваффе.

Он что-то сказал по-немецки, и широким жестом повёл рукой, как будто приглашая на разговор. Четыре немецких автоматчика, притащившие связанных по рукам и ногам пленных советских лётчиков, разделили пленников: Андрея усадили на стул справа от стола, поближе к офицеру, Агнию же пихнули на лавку, к стене, метрах в трёх от Андрея. Все четыре немецких автоматчика остались в горнице. Одному из них офицер отдал какой-то приказ по-немецки. Автоматчик ухмыльнулся, взял валявшуюся на печке грязную тряпку, макнул её в ведро с водой, что стояло в углу, у печки. Затем подошёл к Агнии и несколько раз грубо и бесцеремонно повозил тряпкой ей по лицу, стирая с него следы сажи и крови.

Фашист с погонами капитана люфтваффе одобрительно кивнул:

– Гуд!

После этого широко улыбнулся и на чистейшем русском произнёс:

– Добро пожаловать!

Продолжая улыбаться и, видимо, наслаждаясь произведённым эффектом, продолжил:

– Да-да! Я прекрасно говорю на русском. Спросите почему? Мои родители жили в России. Вы знаете, что в Российской Империи жило много немцев?

Андрей угрюмо молчал, исподлобья наблюдая за фашистом.

– Да-а… многим пришлось уехать, – с сожалением протянул фашист напротив, – революция, большевики… но русский язык я не забыл. И вот видите, как оказалось, не зря!

Он замолчал, и выпятив губу, с весёлой насмешкой посмотрел на Андрея:

– Ну-ну, не надо ТАК смотреть на меня. Я вас не съем. Разрешите представиться – гауптман Петер Отте. По-русски – Пётр. А в детстве, до вашей революции, когда я с моей семьёй ещё жил в России, соседские мальчишки звали меня Петя, или Петька. Ха-ха-ха-ха! А вы, я так понимаю, – он заглянул в лежавшие на столе документы Андрея и Агнии, – а вы – Андрей Чудилин и… ваша фроляйн… ага… Агния Чудилина. Сестра? Жена? О! Русские уже уходят на фронт целыми семьями? Неужели у большевиков дела идут настолько плохо?

Он вынул красивый, шикарный портсигар, протянул его Андрею:

– Закуривайте, отличные сигареты, – но тут же спохватился: – ах да, у вас же связаны руки… Ничего страшного, это – простейшая мера предосторожности. Думаю, что после нашего с вами разговора ваши руки будут развязаны. И ноги тоже. А пока, если вы позволите, я сделаю так.

Он вынул из портсигара одну из сигарет и протянул её Андрею с намерением всунуть ему её в рот.

Андрей с отвращением отшатнулся назад и рта не раскрыл. Офицер поднял брови:

– Отказываетесь? От хорошей сигареты?

– Не курю, – хмуро буркнул Андрей, – а и курил бы, всё одно – не взял бы…

– Ну-ну… вы, я вижу, крепкий орешек! Наконец-то мы вас сбили.

Андрей вскинулся:

– Кто это вы? Ты, что ли, нас сбил. Лично?

– Ну, не я лично. Но пилоты из моей эскадры. И я так понимаю, вы оба – как раз те, кто нам нужен.

Андрей угрюмо рассматривал свои унты и продолжал молчать. Дело было туго – помимо офицера люфтваффе, в горнице находились ещё четверо солдат, и все они были с автоматами. Как Агния предполагала с ними справиться, было совершенно непонятно, а если учесть, что и руки, и ноги у обоих были связаны, то… Андрей терялся в догадках и… ждал сигнала.

В голове пока было тихо, никаких команд от неё, никаких подсказок. Офицер тем временем, что- то увлечённо рассказывал, пытаясь завладеть вниманием пленного пилота. Андрей опять настроился на то, что говорил немец, и услышал окончание фразы:

– …да-да, и вот тогда я понял, что вы – не просто пилот и просто стрелок. Вы – команда! Вам тогда дали за это медаль?

– За что? – не понял вопроса Андрей.

– Ну, как же? Ведь это именно вы, вдвоём, тогда угнали у нас с аэродрома новейшую модификацию «Густава» с низковысотной системой форсирования двигателя? Ведь вы? Не отпирайтесь!

В голове разом подуло вихрем внимания от Агнии: «Внимание! Ответь ему «да», заинтересуй его!»

Андрей ухмыльнулся уголком рта:

– Ну, мы. И не медаль дали, а орден. Каждому.

– О-о-о! Я так и зналь! – фашист с удовольствием затянулся сигаретой, – вы даже не представляете, какой здесь был…был… э… кавалер… абардар… бардак… нет… как это по-русски… забыл… а! Кавардак! Сколько голов сняли! Но я на вас не обижаюсь. Вы – герои. А немцы уважают героев. Если бы мне удалось угнать из-под носа у большевиков самолёт новейшей модификации, я бы страшно гордился этим. Вот вы, к примеру, знаете такой секретный русский истребитель – И-185? Да, он не пошёл в серию, и это просто прекрасный факт для люфтваффе… Вы, Чудилин, знаете такой самолёт? Или он настолько секретный, что…

– Да знаю я про него, знаю! – Андрей хмуро кивнул головой, – и что?

– Как что?! Если бы мне удалось угнать этот истребитель из-под носа у русских в тот момент, когда они испытывали его в боевых условиях на Калининском фронте, то я бы… я бы… это бы было величайшим подвигом всей моей жизни! Но увы… увы… мне приходится заниматься более приземлёнными делами.

Но задумчиво стряхнул пепел в пепельницу с парой окурков:

– Да-а-а… а я уже тогда понял… вот взять хотя бы её, – он ткнул сигаретой в сторону Агнии, – скольких эта милая фроляйн перестреляла там, когда вы аварийно… чёрт, опять забыл, как это по-русски говорилось, плях… плих… а! плюхнулись! Аварийно плюхнулись! Ведь тридцать с лишним трупов! И почти ни одного подранка! Да плюс к этому, как мне доложили, она, раненая и едва-едва пришедшая в сознание, при её пленении застрелила троих солдат вермахта. Это же экстра-класс, стрелок от Бога! Снайпер! Вы верите в Бога? Ах да, вы же большевик, а они в Бога не верят. А мы, немцы, верим.

«Давай, давай, раскручивай его, обостряй» – настойчиво шелестит в голове. Андрей вскинул голову:

– Это Бог вам, фашистам, приказывает сжигать заживо мирных жителей в сараях? Это Бог вам сказал, что надо детей к столбу колючей проволокой привязывать?! – Андрей, сверля фашиста ненавидящим взором, подался вперёд.

Фашист поморщился, как от зубной боли:

– Не надо такой конкретики, э-э…Андрей, вы, большевики, тоже… знаете ли… Война! Как это в пословице: лес рубить… э-э… лес рубят, щепки летят.

Улыбка сходит с его лица, оно становится жёстким: он о чём-то думает, потом снова натягивает вежливую улыбку на лицо:

– Вот вы кричите, бросаете мне в лицо обвинения, как будто это лично я делал все эти страшные вещи, что вы мне сейчас описываете. А я, между прочим, – тут он сделал многозначительную паузу, – здесь для того, чтобы сделать вам предложение.

– Какое ты, фашист, мне предложение можешь сделать? – криво усмехнулся Андрей.

Офицер подаётся вперёд, и вперившись взглядом Андрею в глаза, чётко, отделяя каждое слово, произносит:

– Я вам предлагаю снова стать пилотом.

Андрей дёрнул плечом:

– Я и так пилот.

– Не-е-ет! – офицер зловеще засмеялся, и помахал перед его носом пальцем, затянутым в перчатку из тонкой кожи, – ты сейчас уже не пилот. Ты – пленный. Даже больше скажу, ты – кусок мяса. И она тоже, кстати, – согнав улыбку с лица, он тыкает пальцем в сторону Агнии, – вы оба – два куска мяса. Стоит мне пальцем махнуть, и вас обоих выведут на улицу и расстреляют. И через полчаса вы оба – это просто два куска мяса, закопанные в землю.

Не мигая, фашист смотрел Андрею в глаза. Наконец, наглядевшись, он откинулся на спину стула и выпустив вверх струю дыма, продолжил:

– Но в случае, если ты и она согласитесь служить в люфтваффе, то… ваша жизнь почти не изменится: вы будете летать, сбивать, в затишье между боями отдыхать, веселиться.

«Обостряй, обостряй, зли его, гада!» – шелестит в голове.

– Веселиться, говоришь? – Андрей прищурясь, зло смотрит на врага, – в люфтваффе, говоришь? Это, значит, я, советский офицер, в своих товарищей, по-твоему, буду стрелять?

Немец удивлённо поднимает брови на лоб:

– О-о-о, нет! Разве я что-то говорил про твоих товарищей? Ты будешь стрелять в янки, в американцев!

Андрей удивлённо поднимает глаза на фашиста, но молчит.

– Да, да, в американцев! Неужели вы думаете, что я не понимаю? Понимаю! И командование люфтваффе тоже понимает! Загадочная русская душа… Свои, чужие. Те русские, что пошли служить пилотами в люфтваффе, они здесь не летают, они летают на Западе. Знаешь, сколько уже русских пилотов воюет на западном фронте? Не сосчитать! И очень многие прошли через мои руки! Да, я их вербую. И поверь мне, практически все соглашаются. Ну, кроме самых упёртых и самых недалёких. А что? Почему в них, в этих американцев, не стрелять? Сильно вы их любите? Они вам помогли? Второй фронт, может быть, открыли? Да не дождётесь! Они ждут, пока мы вас, большевиков, перебьём.

И видя, что пленный русский пилот уже, вроде бы, начинает к нему прислушиваться, капитан с воодушевлением продолжил:

– Что ты, старший лейтенант, знаешь про тактику «диких кабанов»?33 Слышал? А про двухмоторные ночные истребители с радарами? Знаешь, что такое радар? К примеру, новейший «Лихтенштейн»? Представь себе: летит ночью армада тяжёлых четырёхмоторных английских бомбардировщиков. Они думают, что их не видят в темноте. Но только не истребители с радаром «Лихтенштейн»! Они поднимаются навстречу этой армаде, перехватывают её на полпути у цели, и всё! Нет армады! Горящими факелами падают на землю огромные бомбардировщики, а кто-то подрывается на собственных бомбах прямо в небе! Огромные взрывы в ночном небе! Смертельный, фантастический фейерверк! И делаешь его ты! Ты! Ты – пилот люфтваффе! И ты мстишь проклятым янки и их прихвостням англичанам! Ведь это так здорово! Твой, э-э… твою фроляйн ты, если конечно захочешь, ты сможешь видеть каждый день. Даже нет! – немецкий офицер театрально взмахивает руками, сам увлечённый своим рассказом, – есть лучшее решение, и оно вам обоим должно понравиться! Ведь вы же один экипаж, не правда ли? Вы будете, как и прежде, летать вместе, одной командой! Думаю, что её не составит труда переучить на оператора радара. Хороший снайпер – это, несомненно, и отличный специалист по радиолокации! Ты знаешь, что в экипаж ночного истребителя обязательно входит оператор радара? Она справится, ведь так?

Он повернулся к Агнии, обращаясь к ней с вопросом:

– Фроляйн, вы справитесь?

«Выведи его из себя, пусть разозлиться, потеряет бдительность» – как сквозняк, шелестит в голове.

Андрей не успел раскрыть рта, как из-за его спины звонко раздалось:

– Да пошел ты, к херам собачьим, лось тифозный!

«Кто это сказал? Я? Неужели Агния?! Она и слов-то таких не знает…»

Но, да, ЭТО сказала она. Улыбка в очередной раз сошла с лица фашиста. Он снова повернулся к Андрею и вопросительно посмотрел на него:

– Что это было? Я не ослышался? Это сказала твоя прекрасная фроляйн? Напра-а-асно…

Холодная, уверенная, боевая злоба пронизала всё существо Андрея – он качнулся на стуле, и вперившись взглядом в фашиста (эх, погибать, так с музыкой!), сказал с презрением, как сплюнул через губу:

– Чё пялишься? Я ж тебе сразу сказал – пошёл ты на х…й, гнида вонючая! И она тебя туда же послала! Чё не ясно?

«Отлично, отлично, сейчас начнётся! Он уже вскипает, уже злится! Готовься, уже скоро…» – шелестит в голове предупреждающий голос Ангела.

Фашист откинулся назад, вытянул губы трубочкой и ненадолго задумался. Потом перевёл взгляд на стоявших, как истуканы, конвоиров с автоматами. Потом подался вперёд и хлопнул обеими ладонями по столу, видимо, приняв какое-то решение.

– Та-а-ак… хотел я по-хорошему, да видать, придётся по-плохому, – и добавил: – план Б.

После этого он кивнул одному из солдат, стоявших до сих пор у стены. Фашист с автоматом быстро отделился от стены и с размаху ударил Андрея кованным сапогом в бок, сбивая его со стула.

Полыхнуло, ожгло болью. Дощатый пол рванулся навстречу, и больно ударил Андрея в висок.

– По голове не бить и не калечить! Может быть, он ещё одумается, – офицер по-немецки отдал приказ подчинённым, но Андрей уже ничего не слышал сквозь град ударов, сыпавшихся на него.

Через минуту, качественно отделанного двумя солдатами, его грубо подняли за воротник с пола, и снова усадили на стул. Только теперь он сидел, скособочившись: его тело превратилось в сгусток ломающей и ревущей боли. Из носа и разбитых губ бежали густые, солёные струйки крови.

Офицер поморщился:

– М-да… а ведь я просил, чтобы они не били вас по лицу. Совершенно грубые солдафоны.

«Хами, хами ему, пусть окончательно выйдет из себя» – настойчиво шелестит в голове.

– Ну так что? Ты переменил свое мнение насчёт своей дальнейшей судьбы? – и уточнил с нажимом: – своё неправильное мнение?

Андрей поморщился, и с трудом через разбитые губы сплюнул на пол липкий кровавый сгусток:

– Да пошёл ты… гондон с говном. Я тебе всё сказал.

Потом подумал, и для верности добавил:

– Русские не сдаются. И Родину свою не продают.

«Отлично, сейчас они переключатся на меня, и тут ты не зевай, жди сигнал!»– тихо шелестит в голове напряжённый донельзя голос Агнии.

Офицер снисходительно хмыкнул, встал из-за стола, подошёл с Агнии, стиснул своими пальцами её щеки, поднял её лицо вверх. Повернул справа-налево, всматриваясь в черты её лица.

– Хороша. Ах, как хороша! Красивая… посмотри на неё! – он резко дёрнул рукой, выворачивая её лицо навстречу Андрею, – себя ты не жалеешь, чёрт с тобой, проклятый идиот, но её тебе не жалко?!

Опустив голову, Андрей угрюмо и напряжённо молчал. Ему казалось, что от бессильного бешенства внутри у него сейчас что-то вот-вот лопнет.

Фашист резко дёрнул её лицо обратно и снова уставился на Агнию своими белёсыми, рыбьими глазами, в которых плескалась смерть:

– Слышишь, он думает, что ему тебя не жалко.

Ответом ему был смачный плевок – целилась она ему прямо в рожу, но за недостатком сил и неопытностью в этом деле Агния смогла доплюнуть только до воротника.

Скосив глаза вниз, и убедившись в наличии её плевка на воротнике, он со злостью оттолкнул её от себя, и брезгливо вытерев плевок вынутым из кармана платком, стал мерять широкими шагами горницу. Наконец, приняв какое-то решение, он с размаху бухнулся на свой стул, и нервно отбарабанив пальцами по столу какой-то марш, кривя губы, и растягивая слова, произнёс:

– А вот мы сейчас и проверим, жалко ему тебя или нет.

И отдал по-немецки какой-то приказ. Двое солдат, только что избивавших Андрея, гаденько и плотоядно улыбаясь, пошли к Агнии.

«Всё, будь наготове! Сейчас начнётся. Но чтобы они со мной не делали, не дёргайся, – сплошным, быстрым потоком полился в голову ручеёк её наставлений, – я буду кричать, я буду визжать, мне будет очень больно. Но это необходимо для того, чтобы я ВКЛЮЧИЛАСЬ. Жди сигнала».

Оба фашиста закинули свои автоматы за спины, и подхватив Агнию подмышки, резко вздёрнули её вверх, и легко, как котёнка, потащили её к дальнему столу, ближе к входу в горницу. Двое их камерадов так и остались стоять у стены, держа автоматы в руках. Двое палачей бросили Агнию на табурет, стоявший у стола, развернули её спиной к столу и опрокинули назад, плечами и головой на стол. Первый фашист прижал к столешнице её голову и связанные руки, а второй вытащил из ножен штык-нож, одним движением разрезал верёвку, схватил её левую руку и прижав её запястьем к столу, и обернулся к офицеру, ожидая команды.

Офицер, глаза которого смотрели дулами пистолетов, выдержал театральную паузу, и обращаясь к Андрею, спросил:

– Смотри, какие у неё хорошенькие и красивые пальчики. Да что я тебе говорю? Ты же и сам знаешь! Так вот. Сейчас вот этот фельдфебель будет ей их отрезать. Медленно. После каждого отрезанного пальчика я тебя буду спрашивать, готов ты сотрудничать, или нет. Времени у нас полчаса. Так… давай посчитаем… десять пальцев… ага, вот: режем первый палец, делаем паузу. Три минуты. Это тебе подумать. Потом – второй. Ещё три минуты. Потом – третий. Ну, и так далее… Как тебе такая перспектива?

С трудом подавляя клокочущее в горле рычание, плюясь сгустками крови и кособочась на стуле, Андрей проскрипел зубами:

– Я тебе, падла, кадык отгрызу!!

– Загадочная русская душа… – фашист снял с руки часы и положил их на стол.

Потом подумал, и вынув из кобуры «Вальтер», положил его на стол под правую руку, и сказал как бы между прочим:

– Это так, на всякий случай, чтобы ты не учудил чего-нибудь этакого. Хм… Чу-ди-лин.

И махнув рукой фельдфебелю, смотревшего на него, и ждавшего приказа, добавил по-немецки:

– Langsam.34

Отрешённое холодное бешенство охватило Андрея с головы до пят, вздыбило волосы на всём теле.

«Сейчас… сейчас… твоя задача – вырубить офицера. Помни – Всегда Двести Вариантов! Приготовься к броску. Жди сигнала» – шепчет и щекочет голову её напряжённый до предела голос. Андрей набычился, и скосив глаза, исподлобья со звериной ненавистью смотрит на фашиста.

«Чёрт… двести вариантов… тут бы хоть один найти!» – как новогодняя шутиха волчком крутилась в голове единственная мысль. У человека, сидящего на стуле, со связанными руками и ногами, да ещё и только что жестоко избитого сапогами, шансы вырубить сидящего напротив него за столом в полутора метрах противника равны почти нулю. Ничего путного в голову никак не приходило…

«Стоп!! Фашист сидит за столом… до него метра полтора, а у меня за спиной – стена, до неё тоже около полутора метров, не более… а что если…»

Мгновение растянулось…

…руки палачей ещё плотнее прижали голову и руки Агнии к столу…

Всё внимание двух фашистов с автоматами у стены переключилось с избитого русского пилота на интересное и захватывающее зрелище – ведь не каждый день здесь отрезают пальчики красивой русской фроляйн. А ещё она так громко кричит и бьётся, тщетно пытаясь вырваться!

Агния, стремясь всецело приковать к себе поток внимания предвкушавших развлечение садистов, судорожно забилась в руках палачей, тоненько завыла, стала из всех сил брыкаться ногами. Один из палачей безжалостно придавил её коленом к табурету. Она завыла ещё громче…

Офицер уже не смотрел на пленного русского пилота: он подался вперёд, ноздри его раздулись, глаза были широко раскрыты – он тоже желал получить своё удовольствие от кровавого зрелища…

Андрей напрягся, стиснул зубы изо всех сил, мышцы его закаменели. Его выворачивало наизнанку от ненависти к этим скотским нелюдям, его сердце разрывалось от крика Агнии,

и… он ждал сигнала…

«Рвать! Рвать!! Падлы!!! Без ножа, зубами, на куски порву, с-с-суки!!!» – бешеная ненависть клокотала в нём адским пламенем, застилая взгляд кровавой пеленой.

Мгновение прошло…

Нож, медленно опускаясь, прорезал кожу,

мышцы и сухожилия, с хрустом сокрушил тонкую кость…

глухо стукнул металлом о дерево столешницы.

Маленький палец отделился, и, роняя капельки крови, откатился в сторону…

Стены, казалось, колыхнулись от её крика, сорвавшегося на оглушительный визг.

Сознание Агнии в ту же миллисекунду схлопнулось в бесконечно маленькую точку и тут же, в следующее мгновение она взорвалась изнутри – её внутреннее «Я» скачком расширилось, объяло горницу, дом, деревню, весь континент, шарик Земли, рвануло в стороны, к звёздам.

Она ВКЛЮЧИЛАСЬ!