Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне
Помолчав, изрёк:
– С чуйкой или без неё, но стоять мы должны за народ свой до крайнего.
Ни лишнего слова пафоса, что так напыщенно вещали комиссары в предвоенные время. Слова простого мужика, но именно они так запали всем в душу. Емельян вспомнил эти слова сейчас.
Вначале решили обследовать район универмага. Было ясно, что немецкий снайпер высокого класса не будет сидеть на одном месте. Расчёт строился на то, чтобы определить все пригодные для стрельбы позиции, отработать их, обнаружить следы пребывания и позже выйти на противника.
Сам снайпер с восточной тщетностью и терпеливостью изучал карту, был дотошным при определении ориентиров. Он был стрелком-снайпером в дивизии почти с самого начала войны, уже успел обучить молодых снайперов. Старшина Кудрин сразу определил в Тулаеве опытного воина.
До универмага добрались в первой половине дня, но за работу принялись лишь с наступлением темноты. Снайпер-фриц всегда выходил на позиции с рассвета, – так читал своего врага казах. Безусловно, он мог сидеть в засаде и больше суток. Но риск на войне пока никто не отменял.
Группа разбилась на три части: две поисковые и одна огневая. Огневая в составе одного Тулаева обеспечивала прикрытие, Кудрин с Ахметдиновым начали с обхода правого крыла, Злотников и Зорин подходили с тыльной стороны.
Тулаев видел в темноте лишь силуэты, рассчитывать на точное попаданием ночью не приходилось, поэтому он сразу засел в засаде с автоматом.
Руины разрушенного города казались Емельяну уже тихими и унылыми, они смотрелись серыми глыбами, сиротливо косящимися друг на друга. Переползая, он чувствовал всем телом могильный холод, исходящий от разбитого камня. Добрались до здания тихо. По наблюдениям Тулаева, фриц облюбовал себе место где-то на втором или третьем этаже с обзором на перекрёсток двух улиц. Бойцы использовали маршрут в обход зловещего перекрёстка. Это было то самое место, где пал смертью храбрых капитан-лейтенант Рожнов. Неубранные трупы попадались бойцам очень часто, Емельян даже мог припомнить как погибли некоторые, отдельных русских бойцов он знал лично. Голоса, интонацию, походку…
Смахнув рукавом гимнастёрки навернувшуюся слезу, немедленно одёрнул себя: «Ну хватит! Иначе также остыну, окоченею, как ребята на камнях!»
Невольно мелькнуло в голове: «Даже по-человечески не похоронить…»
Внутри здания ветер шуршал обрывками газет, куски штукатурки хрустели под ногами. Морпехи встретились в коридоре, по силуэтам узнав друг друга.
Пробраться наверх решили по лестнице с торца здания Кудрин с Ахметдиновым. Емельян с Лёшкой поднимались по центральной лестнице. Долго пробирались сквозь разбитую мебель. По всей видимости, до войны магазин был очень шикарным.
Осмотр верхних этажей ничего не дал. Не удалось найти ни лежанки, ни чётких следов пребывания снайпера, – Тулаев уже поведал бойцам о снайперских повадках и приметах. Да и Кудрин имел опыт, недюжинный опыт следопыта.
В предутренних сумерках все собрались в подвале пятиэтажного дома, сильно пострадавшего от бомбёжки, но сумевшего сохранить свой остов. Молча перекусили холодными консервами, легли передохнуть, назначили дозорных. Лёша всё ворчал, жалуясь на кормёжку и привередливый желудок.
С рассветом группа ушла к ткацкому комбинату. Ближе к Волге била артиллерия, гул воздушного боя раздавался совсем рядом.
Маршрут поиска проходил прямо по промышленной зоне. Уже недели две эта территория считалась ничейной, но встретить противника всё же были шансы.
Бойцы приободрились, отдохнули, были настроены по-боевому. Старшина категорически запретил громко разговаривать и курить: снайперы особенно рьяно находили свою жертву по табачному дыму.
Емельян никогда не курил, пробовал ещё подростком лет шесть назад. Махорка вызвала рвоту и стойкое отвращение.
Идти в паре с Зориным он всегда считал удачей. Несмотря на суровый нрав, Лёха был весельчак от по натуре и обладал поразительным чутьём. Тулаев так вообще утверждал, что немца можно даже унюхать. Человеческое тело обладает своим неповторимым запахом. Казах как заправский охотник при встречном ветре мог запросто учуять врага. Но это ещё и при погодных условиях, отсутствии ветра и дождя. Ещё он уверял, что невозможно по запаху спутать своих и немцев. Вот как именно- дитя степей, неграмотный с детства, объяснить не мог. Говорил только: «Наши ядрёные, немцы приторные».
Осмотр помещений комбината также не дал результатов. По строгому указанию, он был проведён опять ночью. Эта монотонность давила на Емельяна изнутри. Бодрствуя часть ночи, он всматривался в развалины, пытаясь угадать в них чудовищ из сказок, прямо как в детстве. Было ощущение, что все поиски тщетны. Вражеский профессионал затаился надёжно. Возможно даже, что почуял за собой охоту.
Склады речпорта занимали немалую территорию. По привычке, вновь пропустили день и начали поиски в темноте.
Самой подходящей позицией посчитали крышу сортировочно-весового пункта. Зияющая в ней дыра прекрасно подходила для ведения огня и контроля за всеми складами. Казах занял позицию за руинами проходного пункта.
Поисковики обходили сортировочную по соседним линиям складов. Шуршали куски бетона под сапогами, но особенно донимали бойцов мухи, – погода стояла жаркая. К тому же, здесь, как и по всему городу, покоились неубранные мертвецы. «Город непогребённых трупов», – вот как теперь можно смело было называть Сталинград, с тоской и горечью думал Емельян. Темень плотным кольцом окутывала сортировку, не видно было ни зги. Тулаев не отводил прицела от чердака. Немец, завидя разведчиков, давно бы отреагировал…
Емельян с Лёхой залегли за грудой мусора, сверху торчал поваленный телеграфный столб. До сортировки оставалось метров десять-двенадцать. Старшина с Ахметдиновым укрылись за штабелем блоков. Кудрин вёл наблюдение сквозь щель в штабеле. Казах же обошёл штабель сбоку на четвереньках.
Прижавшись телом к нагретой земле, подтянул к себе автомат. Ухватился за выступ, подался телом вперёд. Сухой щелчок прозвучал в воздухе как удар хлыстом.
Ахметдинов разом обмяк, уткнулся в выступ лбом.
Старшина растянулся вдоль штабеля, вжавшись в землю. Снайпер определённо попал в товарища.
Почти дуплетом с первым грянул второй выстрел- Тулаев был начеку. На крыше громыхнуло что-то тяжёлое.
Кудрин по-пластунски добрался до Ахметдинова, оттащил от выступа дальше за штабель. Повернул голову: над левой бровью запеклось красное пятно. Прямо в голову. Старшина подпёр руками свою и чуть было не заскулил от досады. Татарин « открыл себя» для снайпера и погиб геройски.
А его собрат, отомстив, щёлкнул затвором. Но затвор вместо характерного щелчка отозвался грубым:
– Вжииик!
Пуля чиркнула по кирпичу и обожгла плечо. Тулаев почувствовал в нём острую боль.
Емельян с Лёхой видели, что с Ахметдиновым не всё в порядке. У них еле выдержали нервы не сорваться, когда снайпер упал на чердаке. Ведь если бы они сунулись к штабелю, то непременно бы оказались на линии огня. Игры со снайпером заканчиваются трагически. И судьба Ахметдинова- тому подтверждение. На миг высунулся поменять позицию, – и уже не дышит.
Лёха неожиданно краем глаза зацепил шевеление брезентового полога, закрывавшего вход в проветриваемый склад, предназначенный для хранения зерна. Движение, безусловно, выдало противника. Дал в ту сторону очередь. Ещё одну.
Подключился Емельян, подбежав чуть правее и ближе к хранилищу.
Старшина был поражён смертью Ахметдинова. Уж кто-кто, а этот боец был профессионалом. Смелый, храбрый, выносливый, он во многих боях выказывал доблесть.
Он бежал и видел, как шевелится полог, пробиваемый пулями, как в стенах появляются выщербины. Кудрин бежал истреблять фашиста, мстить за товарища.
Ворвавшись в полутьме складского барака, он прижался в угол. Враг мог затаиться где угодно. Лишь обследовав всё помещение, стало ясно, – фриц ушёл через трубу ведущую в главный элеватор.
Она зияла чёрной трубой в противоположном конце помещения. Старшина предостерёгся, обошёл с фасада. Тут уже подтянулись товарищи слева. Морпехи укрылись за насыпью, знаками прося поддержки у снайпера. Тот быстро сменил позицию, взяв под наблюдение элеватор.
Хранилище было круглым, его стены воронкой уходили в фундамент. Снаружи четыре опоры с каждого угла поддерживали конструкцию. С фасадной стороны ко входу вела небольшая железная лестница. Дверь была заперта. Снайпер не стал бы здесь оборудовать позицию, – элеватор ему нужен был для отступления.
Лёха под прикрытием товарищей взобрался по лестнице. Ступил на пролёт, протянул руку и внезапно замер, услышав неожиданно резкий выкрик Кудрина:
– Стоять! Назад!
Лёха только сейчас сообразил, что дверь может быть заминирована. Снайпер здесь часто оперировал, наверняка, через элеватор проходил основной маршрут отхода. И заминировать единственную дверь было бы логично. Дверь следовало открыть и сделать это с безопаснейшего расстояния.
Емельян с Тулаевым отправились на поиски верёвки. Ничего подходящего даже и близко не было. Тут взгляд Зорина вновь упал на изгородь с колючей проволкой. «Ну раз не хрен брать, так хоть колючку попробовать», – со злостью подумал он.
У казаха оказались с собой кусачки, ими перерезали проволку длиною в метра два с половиной.
Старшина, увидев импровизацию, лишь хмыкнул:
– Голь на выдумки хитра! Лёха, затяни конец на ручке двери!
Тот перемотать её как смог. Затянул потуже грязными длинными пальцами несколько слоёв. Скатился быстро по лестнице.
Для лучшего хвата обмотали снятым костюмом, чтобы не уколоть руки.
Втроём схватились за тугую проволку, та нехотя выгнулась, выпрямилась. Противно за скрипели ржавые старые петли.
Едва-едва дверь вышла из створки, как из помещения вырвался сноп пламени, дверь отшвырнуло, серый дым взвился в небо.
Морпехам пришлось выждать пару минут, дабы рассеялся дым. Далее поодиночке выдвинулись к элеватору.
Огонь на створке двери уже прогорел. Внутри стояла кромешная тьма, включили фонарь. Пыль застилала вокруг всё пространство, внутри элеватора ещё хранилось зерно. Почерневшее, оно напоминало опалённую волжскую землю.
По лежавшему зерну был отчётливо виден след. Кто-то либо полз, либо его тащили волоком. След вёл к внушительной горе зерна, где внезапно обрывался. А над горою зияло отверстие вентиляционного короба, запертое решёткой. Фриц каким-то образом исчез именно в этом коробе, а дверь заминировал, чтобы не устроили засаду на пути отступления.
Лёха со злости зарядил очередью по кирпичной кладке:
– Уууу, курва! За татарина кишки достану!
Старшина утёр нос рукавом костюма, промолвил:
– По верёвке забрался, точно. Спустился вниз по верёвке, оставил её, пострелял, потом забрался смотал верёвку наверх, всё просто.
Дальше по следу идти не было смысла- вражина наверняка смылся, в западню или тупик он не полез бы.
Ахметдинова похоронили прямо возле сортировочного пункта. Поставили крест: основание в виде металлического прута, поперёк накрутили проволку. Вот и весь надгробный знак.
Тулаев подошёл и загнул концы проводки вверх. Пояснил для чего:
– Мусульманин. У них полумесяц- священный символ, как у вас крест.
Спорить с ним никто не стал.
Глава девятая
Набережная Волги в районе рыбачьей пристани представляла собой изрытую снарядами и бомбами песчаную площадь. Сожжённой техники было много, поэтому группе разведчиков передвигаться по этой территории осторожно и с опаской. Смерть Ахметдинова заставила бойцов обдумывать каждый свой шаг и манёвр.
Переползая на брюхе от одного остова к другому, бойцы чётко прослеживалось перед собой пятачок земли до Волги, на котором не осталось ни кустика, ни травинки, – всё сожгла война.
Восток только начал выпускать из своих объятий солнце, когда бойцы всей группой разобрались возле перевёрнутой полуторки со сгоревшим кузовом. Узкий жёлтый луч рябью стелился по воде. Холодная вода почти не волновалась, ветра не беспокоили матушку-Волгу. Война не иссушила, не залила огнём, ничего не смогла поделать с великой русской рекой.
Чёрное горе будто всё же оставило на реке свою печать, – над почерневшей водою стелился туман. Кривой косой, будто ватным струистым облаком, он расходился в разные стороны, предоставляя дорогу солнечным лучам. Солнце встало в зените, совсем не грело, будто обидевшись на людскую глупость: «Зачем вам война? Люди, опомнитесь…»
Кузов полуторка насквозь был пробит осколками и пулями, наблюдать за обстановкой было удобно. Немец любил работать именно в эти рассветные часы.
Внезапно заработала вражеская артиллерия. Батареи стояли в километрах трёх-четырёх. Гул разросся по округе, снаряды пролетали над станцией и ложились где-то на склоне Мамаева кургана. Разглядеть, где именно, – не представлялось возможным.
Тулаев сразу прикинул возможную позицию снайпера. Может залечь за бугорком на противоположном конце станции, на самом её краю. Может выбрать и спасательную каланчу, что одиноко торчит посередине станции.
– За бугром повнимательнее, – инструктировал Тулаев бойцов, -чуть каждое движение, мне сразу… На каланчу не полезет, отходить оттуда плохо. Надёжный путь отхода для снайпера, – залог успеха.
Ещё добавил, что именно здесь, во время прорыва наших со стороны кургана снайпер-фриц собрал большой кровавый урожай.
Орудия гулко ухали вдалеке, перелётная через станцию с вязким и ужасным визгом.
Солнце уже поднялось достаточно высоко, когда Тулаев что-то заметил:
– «Блики» на каланче!
Через прицел «мосинки» он наблюдал минуты три, затем тихо передёрнуло затвор. Крепче сжал приклад, палец аккуратно лёг на курок. Тот плавно сдвинулся, на половине своего хода остановился, как будто запоминая положение. Утомительно тянулось время в ожидании выстрела.
Снайперское ремесло, – ювелирная работа. Путь к меткому выстрелу, – это маленькая тропинка, проложенная над крутым берегом бездонной пропасти. Когда снайпер выходит на дуэль, он волнуется, как будто встаёт на острие ножа. Чтобы удержаться над пропастью, на самом острие, нужны, безусловно, смелость, опыт, спокойствие и хладнокровие. Победителем из поединка выходит первым тот, кто сумел победить прежде всего свой страх. И потом уже, своего врага.
Сухо щёлкнул выстрел в воздухе. Тут же резко стащил винтовку с позиции и перекатился:
– Всем сидеть! Не высовываться! – отрывисто бросил он.
Выстрел могли засечь, взять под наблюдение позицию и снять любого, кто засветится за укрытием. Ещё неизвестно, зацепили немца или нет. Не исключено, что он работал с группой поддержки.
Прошло уже минут пятнадцать, и Кудрин с казахом договорились знаками показать приманку. На тонкий металлический прут повесили пилотку, поднесли к щели. Затем быстро убрали, имитируя движение. Выстрелов не последовало. Затем Кудрин ещё два раза выполнил манипуляцию, никакой реакции не последовало. Либо немец разгадал муляж, что не было редкостью в городских условиях, либо цель была поражена.
Тут с обратной стороны вышки опрометчиво метнулись две тени.
– Фрицы! Драпают!
Казах вскинул винтовку, припал к цевью, почти не целясь, нажал на курок. Следом, почти дуплетом, вылетела вторая пуля. Немцы упали как подкошенные, один за другим…
– Зассали, вот и сорвались! Кто ссыт на войне, – тот гибнет! – подвёл итог старшина.
На поведение матёрых снайперов было мало похоже. Группа прикрытия? Только вот кого?
Ползком, а иногда перебежками разведчики пробрались к лестнице, ведущей на вышку. Страховал Тулаев из-за укрытия. Емельян остался внизу, Кудрин с Зориным собрались на самый верх. Прыгнули в проём, – именно из него мелькали блики.
Под проёмом лежал труп, накрытый серой шинелью. Казах таки не промахнулся. У его ног стояла радиостанция, мерцала лампами.
«Значится, корректировщик артиллерии», – мелькнуло в голове у старшины.
Бойцы наверху пробыли недолго, но спускались обратно какими-то возбуждённым, как показалось Емельяну. Кудрин лишь махнул рукой на его вопросительный взгляд:
– За полуторку, там всё опишу.
– Значит, так, – начал он, когда все собрались за машиной.– Ты, стрелок, наблюдателя щёлкнул, который артиллерию корректировал… Эти двое его прикрытие. Дурканули или зассали… Но ещё мы там его позицию нашли. В дураках нас водил, всё просто оказалось.
Глаза казаха горели недобрым огнём.
– С другой стороны, там, где нет лестницы, канатная верёвка висит. Он ночью по ней поднимается, маскируется, дело делает и спускается. Падла, ныкается путёво, не проймёшь! Наверх залез, – за собой смотал, спустился, – натянул, подмотал, маскировка. В элеваторе он ведь тоже по канату залез, в отдушине.
Глаза казаха горели всё ярче и злее:
– Ну хотя бы теперь мы знаем больше о его повадках, – зло процедил он.
Небо заволокло грозовыми тучами. В воздухе носилось ненастье, а звуки орудийного гула были словно предвестниками грома.
Орудия били на Мамаевом кургане. Район, в котором располагался универмаг, вот уже дня четыре как был «ничейным», – здесь оперировали лишь разведка и корректировщики огня.
Группа Кудрина уже шестые сутки рыскала в поисках снайпера, на исходе были припасы, бойцы осунулись, благо боеприпасов хватало, война вокруг оставляет богатые трофеи.
Пару раз группа натыкалась на противника, но всякий раз старшина уводил бойцов от открытого столкновения. Сейчас же бойцы решили ловить снайпера возле большого серого здания, бывшего когда-то городским универмагом.
Казах оборудовал себе позицию в здании через дорогу от универмага. На пятом этаже через щель обзор на фасад был отличным. Запасные позиции располагались на этаж ниже и чуть левее основного входа. Они позволяли бы отслеживать маршрут отхода врага.
Морпехи окопались на углу универмага, возле перекрёстка улиц.
Замысел был следующим: выманить снайпера в район универмага. А для этого следовало бросить вызов…
Первыми жертвами казаха стали члены трофейной команды, бродившие среди руин города. Четырёх солдат и одного унтера нейтрализовали быстро, заодно и пополнив боезапас.
Район универмага представлял собой кромешной месиво из камней, бетона и кирпичей. Многие улицы наглухо были завалены обломками зданий, о многих домах напоминал лишь фундамент. Война перевернула и растрепала весь город.
Воздух навевал грозу, по всем меркам уже должно было начаться «бабье» лето, но волжская природа имела свой гонор. Сражение за Волгу фоном звучало за обезглавленными руинами. А морпехи терпеливо ждали свою добычу.
Треск мотоциклетки взбодрил бойцов. Кудрин в бинокль разглядел двоих на мотоцикле, третий сидел в коляске, мотоциклист в очках блестел нагрудным знаком, болтавшимся на шее. Отблеск не остался без внимания, казах уже вёл наблюдение из укрытия. Как только лишь немецкий «БМВ» вывернул мимо обгоравшего грузовика, так сразу сбавил ход. Напарник в коляске не успел ничего предпринять, как мотоциклетка вильнула вправо и ткнулась коляской в кабину перевёрнутого грузовика. Сам мотоциклист завалился набок.
Солдат вермахта опешил, опёрся руками о край коляски, но так и не успел выбраться, – пуля вошла аккурат в середину лба.
Группа старшины примчалась сразу же на подхвате. С пулеметчика сняли полевую сумку- использовали каждую возможность добыть документы.
Казах удовлетворённо прищурился- ни одна пуля не прошла мимо. Как и учили в школе снайперов в далёкой Средней Азии.
Морпехи группы прикрытия оборудовали себе позицию на третьем этаже универмага. Маскировка и возможность манёвра обуславливали успех в городском бою. Особенно, когда основная угроза исходила от снайпера.
В ожидании время будто бы остановилось- день тянулся как месяц. Бойцы спали попеременно в засаде, хоть и неудобно было лежать на битых кирпичах и мусоре. А казах помнил о том, что основное искусство снайпера заключалось больше в том, чтобы ожидать, и в умении произвести нужный выстрел, поражающий врага насмерть.
Бойцы, вынужденные ждать вместе с казахом, чётко понимали, что местопребывание в засаде более выгодно, нежели пребывание в окопах, траншеях под бомбами, либо самое пекло городских боёв. Впрочем, этих людей уже невозможно было напугать ни первым, ни вторым, ни ещё чем-либо…
Восход солнца ознаменовал начало следующего дня, немцев поблизости выявлено не было. Казаха Тулаева тоже не было видно, – он никогда не нарушал правил маскировки. Возможно, только лишь такие снайперы и доживают до конца войны. Весь день бойцы так и провели в укрытии, копили силы.
В тот миг, когда смерклось окончательно, старшина Прохор Кудрин бодрствовал. От его цепкого взгляда не ускользнула пара тёмных силуэтов, пробирающихся с вражеской стороны. Они тайком прошли от угла универмага, аккуратно преодолевая препятствия на своём пути.
Пройдя от угла метров пятнадцать, ночные пришельцы нырнули внутрь через щель в подвале. Прохор потревожил бойцов, – Алексея оставил дежурить, а сам с Емельяном последовал к широкой парадной лестнице. Она вела вниз, в фойе, которое простреливалось насквозь со стороны улицы из-за стен и дверного проёма, основательно разрушенных.
Из фойе в подвал можно было спуститься двумя лестницами, морпехи не стали испытывать судьбу и затаились возле центральной лестницы.
Солнце в очередной раз поднялось над обескровленным городом, Тулаев, последние трое суток живший словно мышь, всё время наблюдал за театром и подходами к нему. Прибытие ночных гостей он тоже отметил, приняв их за группу поддержки вражеского снайпера. Матёрый волк не выходил на рубеж без прикрытия, – опыт всего разведпоиска явственно говорил об этом.
Он давно уже подметил выгодные позиции для противника: выделялся подбитый советский танк, кусок чугунного ограждения служил неплохим прикрытием. Осталось только ждать, ведь выдержка и есть основное качество снайпера.
Наблюдение через оптический прицел винтовки утомляло, глаза слезились, но Тулаев вытирал их платком аккуратным движением рук и продолжал всматриваться.
Ночные гости, видимо, ещё не вышли на рубежи наблюдения, – казаху со своей позиции были видны и их манёвры. Постоянное смещение внимания от ориентиров вблизи здания к подвалу могло привести к фатальному просчёту, посему Жамбыл старался наблюдать из разных оконных проёмов по очереди, переползая между ними. Меняя точки наблюдения, можно было легче различить изменения в обстановке.
Солнце уже зашло в зенит, Тулаев тут же различил еле заметные блики: «ага, устроились, твари, значит, и старший хищник где-то рядом вьётся», – пронеслось в голове у снайпера. Он прекратил вести наблюдение и перешёл к приманкам.
Заранее были приготовлены муляж человеческого тело и надёжно припрятанная винтовка. К муляжу был прикреплён шест, длинная палка, с помощью которой имитировалось движение чучела. К спусковому крючку винтовки была привязана верёвка, приманки были разделены двумя проёмами.
Казах обхватил конец шеста, легко начал отталкивать. Подтянул голову чучела к оконному проёму, через пару секунд убрал его. Привлекал внимание снайпера. Попытки оказались успешными, пуля попала на третьей «вылазке» макета прямо в лицевую сторону. Работали помощники, не сам «матёрый».
Морпех замерли, когда грянул выстрел. Прохор Кудрин махнул в сторону левой лестницы:
– Туда!
Подбежали к ступенькам, взяли под наблюдение подвал.
Казах выдержал двухминутный интервал, пробрался к следующей приманке, чуть выставил ствол винтовки, сверху на его цевье было закреплено зеркало для отблеска. Дёрнул за верёвку.
– Хлоп! – ответная пуля ушла в сторону театра. Произошла некая имитация снайперской дуэли.
Выстрел немцев прозвучал с небольшой задержкой: проём, где находилась винтовка, засекли сразу, значит, бил непрофессионал, да и через оптику казах явно удостоверился, что ориентиры по-прежнему «молчат».
Шаблоны в снайперском поединке приводят к поражению, шаблон- это выстрелить и сразу же сменить позицию, если этого не сделать, то сразу же засекут. Жамбыл решил сыграть по немецкой педантичности…
Манекен вновь замаячил в проёме, скрылся, вновь высунулся… Лишь на четвёртой вылазке пуля пробила соломенный тюк, отрикошетила от кирпичей и ушла в сторону.
Тулаев подтянул манекена, внимательно изучил его, – пуля вошла с левой стороны, это значило, что ас принял вызов. И, дабы обессилить соперника, следовало ликвидировать его помощников.
Казах подсунул руку в карман, достал небольшой гусиный манок, который используют охотники для приманки гусей. Два крякающих звука разнеслась по улице.
Кудрин заранее договорился о сигналах с Тулаевым. Сейчас он только прошептал Емельяну:
– Без выстрелов, тихо…
Емельян с детства умел обращаться с ножом, – ведь Сибирь вечная земля ссыльных и каторжных…
Достав финки, бойцы медленно прокрались по лестнице, ботинки предварительно обмотав тряпьём.