Дымовое древо

Тишь. Ночь. Нет, не тишь – из джунглей доносился мерный звон, с которым мириады насекомых насмерть боролись за существование.

– Что ж, – сказал полковник, – я и не думал, будто из старины Эдди удастся что-нибудь вытащить. Без понятия, какие там у них планы. И почему он говорит, что плотно работал с Эдом Лансдейлом? Во времена Лансдейла-то он ещё под стол пешком ходил. В пятьдесят втором он, должно быть, был ещё совсем мелким пацанёнком.

– Да ладно, – ответил Шкип, думая о том, что майор Эдди, когда его сердце волновала страсть, имел обыкновение выражаться даже в некоторой степени поэтично, – назвать его слова ложью как-то язык не поворачивается.

– Чем ты здесь занимался?

– Катался по ночам с Агинальдо. Ну и знакомился с картотекой, согласно инструкции. Инструкцию, кстати, дали в ужасной манере. Резал и клеил.

– Замечательно. Очень хорошо, сэр. Какие-нибудь вопросы?

– Да: почему в документах никак не упоминается этот регион?

– Потому что собирали их не здесь. Очевидно же, что они составлялись в Сайгоне. И его окрестностях. И ещё кучка с Минданао – эти достались мне по наследству. Да, я служащий отдела Минданао, у которого нет своего отдела. Тебе что-нибудь нужно?

– Я раскладываю дубликаты обратно по коробкам, после того как обрежу их до нужного размера. Мне понадобятся ещё такие боксы.

Полковник обхватил сиденье стула коленями и подъехал поближе к Шкипу.

– Да просто распихай их по картонным коробкам, ладно? Скоро ведь переправлять их на новое место. – Кажется, полковника опять унесло от алкоголя; взгляд его помутился, и, вероятно, если бы можно было это разглядеть, нос у дяди покраснел – такая реакция на крепкие напитки была характерна для всех мужчин по отцовской линии их рода; однако речь его звучала бодро и уверенно. – Ещё вопросы?

– Кто такой этот немец? Если только он немец.

– Немец-то? Это человек Эдди.

– Человек Эдди? Мы с ним сегодня обедали, и Эдди как будто его совсем не знал.

– Ну, если он не человек Эдди, уж я тогда не знаю, чьим он может быть человеком. Не моим уж точно.

– Эдди говорил, ты с ним встречался.

– «Эдди Агинальдо», – сказал полковник, – в переводе с филиппинского значит «лживая скотина». Ещё какие-нибудь вопросы?

– Да: Андерс, что это за мелкие пятнышки грязи на стенах?

– Прошу прощения?

– Ну вот эти вот крохотные грязевые крапинки? Имеют они какое-то отношение к насекомым? Вы же вроде как энтомолог?

Питчфорк, пробуждаясь от дрёмы, задумчиво пригубил бренди.

– Я как-то больше по части комаров.

– О, это смертоносные вредители, – поддержал полковник.

– И скорее по части осушения болот, – продолжал Питчфорк.

– Андерс о тебе очень лестно отзывался. Практически хвастался, – сказал полковник.

– Так ведь парень-то хороший. У него любопытство правильного свойства, – подтвердил Питчфорк.

– С тобой связывался кто-нибудь из нашей группы в Маниле?

– Нет. Если только вы не считаете формой контакта то, что Питчфорк тут, в сущности, живёт.

– Питчфорк не состоит в нашей группе.

– Тогда кто же он?

– Я отравитель, – проговорил Питчфорк.

– Андерс действительно почётный сотрудник корпорации «Дель-Монте». Они очень много вкладывают в искоренение малярии.

– Я специализируюсь на ДДТ и мелиорации заболоченных местностей. Но понятия не имею, что за организмы оставляют эти мелкие грязевые пятнышки.

Полковник Фрэнсис Сэндс запрокинул голову назад и влил полбокала себе в глотку, моргнул, привыкая к темноте, кашлянул и сказал:

– Твой родной папаша – мой родной брат – погиб во время гнусного налёта япошек на Перл-Харбор. И кто же был в ту войну нашим союзником?

– Советы.

– А кто нынче наш враг?

Шкип знал сценарий:

– Советы. А союзники кто? Гнусные япошки.

– А с кем, – вставил Питчфорк, – сражался я в малайских джунглях в пятьдесят первом и пятьдесят втором? Да с теми же самыми китайскими партизанами, которые помогли нам в Бирме в сороковом и сорок первом!

Полковник сказал:

– Мы должны крепко держаться за наши идеалы, пока проносим их через этот лабиринт. Точнее, через эту полосу препятствий. Полосу дьявольски трудных препятствий, которые чинит нам действительность.

– Вот-вот! – вставил Шкип. Он не любил, когда дядя драматизировал очевидные вещи.

– Выживание – основа триумфа, – изрёк Питчфорк.

– Кто придёт первым? – спросил полковник.

– Но в конце, – сказал Питчфорк, – нас ждёт или свобода, или смерть.

Полковник поднял пустой бокал, указывая на Питчфорка:

– На Сороковом километре Андерс семь месяцев кряду обслуживал детекторную радиостанцию. По сей день так мне и не рассказал, где её прятал. Там, в этом лагере, было ведь по меньшей мере с дюжину сучьих япошек, которые день и ночь только над тем и ломали голову, как бы накрыть местонахождение этой шайтан-машины. – «Сороковым километром» называлась железнодорожная станция в Бирме, на которой японцы в 1941 году интернировали их рабочую бригаду. – А вместо плошек для риса были у нас кокосовые скорлупки, – рассказывал полковник. – У каждого – своя кокосовая скорлупка. – Он протянул руку и сжал племяннику запястье.

– Ой-ой-ой, – спохватился Шкип, – неужели мы вас теряем?

Полковник уставился на него: