
Последний рассвет Тарайи
Румды давили только с одной стороны, будто пытаясь вытеснить мидейцев с вершины туда, где не спеша к ней шествовали варры.
– Вниз! – скомандовал генерал, среагировав на манёвр птенца, предугадав атаку.
Как только спрыгнул последний боец, позади раздался грохот, и спускавшихся мидейцев накрыло градом осколков от разлетавшейся в клочья вершины.
Склон был почти пустой. Мидейцы бежали прямо навстречу каращеям, но больше было некуда. Несколько птенцов пронеслись мимо, мигом уйдя в точки у горизонта.
– В армат! – кричал Маргас, прыгая с последней ступеньки.
семь десятков бойцов быстро сгруппировались в привычные тройки, выстроив из них клин, которым тут же ударили по толпе румд, ожидавших в первых рядах, раскидывая тех в стороны.
Зор впереди продирался сквозь кишащих румд, пытавшихся неуклюже атаковать. Обман детей Ареи то и дело напоминал о себе неприятным спазмом в груди, что хотелось поскорее забыть о нём, не позволяя противной обиде овладеть душой. Он отбросил какую-либо жалость, затолкав её в самые потаённые закоулки разума. Это благородное чувство к ближнему, в последнее время выстилало перед ним дорогу в пропасть, а он всё держался за него, в надежде, что всё сложится хорошо. А ничего не складывалось. Жизнь диктовала свои условия – она была многогранна всегда в отличии от человека, смотревшего на это пресловутое бытиё всего лишь с одной грани, да и то под кривым неуклюжим углом собственного невежества, ложно путая его с истиной, в ревности охраняя, не позволяя порушить эти устои.
Качудай двигался следом, прикрывая тыл гарийца, умело выбивая дух из особо рьяных. Степняк наоборот – не имел абсолютно никаких мыслей сейчас, полностью сосредоточившись на атаке. Он чувствовал за собой ту громадную ответственность, которой как ему казалось, негласно был наделён свыше. Каждый взмах его кривых мечей обязательно достигал цели, не оставляя шансов никому.
Мидейцы рубились сразу же позади, разнося разномастную толпу неумелых бородачей в «щепки». Слаженные действия под командованием старого опытного генерала все-таки дали свои плоды и Маргас про себя часто восхищался этой совсем маленькой, но армией, которой по его мнению на родной земле просто не было бы равных. И будучи по жизни человеком службы, он в иные моменты сильно сожалел, что никто никогда так и не увидит столь умелых, слаженных воинов, в становлении которых он принял непосредственное участие. Нет. Генерал конечно же давно уже тяготился войной, но то, чем они все сейчас являлись и в каком статусе – всё это для него было некой последней исповедью перед смертью. В том, что они больше никогда не вернутся на родную землю, Маргас давно перестал сомневаться, доверившись провидению, судьбе или чему-то ещё, чему он затруднялся дать определение. Он понимал, что этот удар нужно во чтобы то ни стало удержать, ибо по разумению Маргаса, возможно было единственным шансом на искупление. Они все действительно слишком далеко зашли, но не здесь, не сейчас, а там – на далёкой родной земле, ввергая свои жизни в междуусобные войны, без зазрения совести вставая с оружием брат на брата, сын на отца… А небольшая совсем хрупкая земля с красивым именем «Мидея», несмотря ни на что хранила их жизни, как могла, одинаково оберегая, каждый раз заново возрождая из тлена, в надежде, что дети когда-нибудь образумятся, и зацветут яркие сады жизни.
Бородачи быстро редели, вскоре и вовсе закончившись в какой-то момент, оставшись недвижимыми телами под вечерним лунным небосводом.
– Надвое! – скомандовал генерал, и строевой клин поделился пополам. Дарбы были уже совсем близко. Сто… пятьдесят… тридцать шагов. Они сомкнули ряды и стремительно рванули вперёд, будто вихри, врезавшись в крепко сбитый строй мидейцев. Они были столь быстры, что после румд, казались совершенными бойцами. Земляне едва удержали этот удар, как последовал второй, разрубив оба строя, лишив слаженности.
Каращеи искусно орудовали своим оружием, рассекая воздух убойными наконечниками, с безумной скоростью и силой нанося сокрушительные удары.
В другое время, и мгновения никто бы не выстоял против этих вселенских бойцов, но мир изменился, уравняв чашу весов. Мидейцы уже не были прежними, словно неоперившиеся птенцы. Они являли собой сейчас матерых древних воинов, распахнувших в какой-то момент души навстречу миру, озарившись памятью великих предков. Всё было именно так, как и говорил несчастный царь на погибающей Арее. Он видел всю истинную суть, зрел глубину, основу, не обращая внимания на поверхностную суету, ложь – сплошь дурманящую разумы. Мощь предков, всех родов сейчас пребывала в каждом воине без исключения, разрушив границы, сорвав печати и ржавые замки, позволив вырваться наружу дикой безудержной ярости.
Зор рубился на одном дыхании, как ему самому казалось – последнем. Он с сносил головы врагам, остервенело орудуя пером Гаруды, что в какой-то момент даже показалось, будто лезвие стало красным не от крови, а от жара и Зор ощущал это тепло сквозь рукоять меча. Он рвался к пирамиде, в надежде, что варр не исполнит задуманное. Он даже мысленно торговался с серым палачом, предлагая взамен свою жизнь, душу, только бы мгновение замерло, и этот глупый приговор канул в бытиё.
Каращеи давили умело, жёстко, без тени эмоций на своих мрачных лицах. Они раз за разом дробили пытавшихся сбиться в команды мидейцев, медленно монотонно отнимая жизнь у очередного бойца, но и сами несли потери, хотя, как могло показаться со стороны – их они вовсе не волновали.
Тулейская сталь безумным вихрем сверкала в сильных руках сирхов и гарийцев – трудно, но верно повергая очередного каращея. Безудержная схватка двух неистовых врагов, казалось, сотрясала землю. Под вечерним лунным небосводом вершилась битва, выжившие свидетели которой на многие века впишут её в свои летописи, как предупреждение потомкам и как наказ утратившим память.
В какой-то момент, как по команде каращеи разделились на два лагеря: целью одних были остатки мидейцев, а другие пытались взять в кольцо Зора с Качудаем. Два диких бойца, два древних воина упорно пробивали себе дорогу вперёд к заветной цели – единственной, последней, утрата которой равнялась приговору всему тому, что до этого с неимоверным трудом обреталось. Они были с ног до головы в крови, чужой или своей не имело никакого значения. Казалось, что их было уже не остановить. Боги вновь выпустили на арену мироздания своих лучших ратников – простых, но беспощадных, отобрав у них самое дорогое, заставив грызть всех, кто вставал на пути, и они грызли… С безудержной яростью разрывая всех, кто осмеливался преградить тот путь, великий их мараджават – предать, остановить который можно было только с последним ударом сердца.
Собрав последние силы, Зор рванулся вперед, каскадом молниеносных ударов уложив сразу пятерых, наконец-то вырвавшись из кольца. Каращеи редели на глазах. Произошёл переломный момент битвы. Стройный уверенный натиск серых воителей дрогнул, начав терпеть крах.
Пирамида была совсем рядом, всего какая-то сотня шагов. Зор бросился к ней. Варр продолжал стоять недвижимо, с занёсенной рукой вверх.
«Выбор свершён!» – громогласно разнеслось по сознанию, и варр опустил руку.
Сгусток серебристого света тут же вонзился в грудь девушки, напоследок ярко вспыхнув. Тело содрогнулось в сильном спазме, медленно опустившись вниз.
Прыжок, другой. Зор подлетел к варру, который продолжал молча недвижимо стоять, будто истукан, и со всей силы всадил ему кулак в голову, впечатав тело в золотистый зеркальный наст пирамиды…
В какой-то момент вдруг всё замерло. Стих лязг оружия, шум борьбы. Зор огляделся. Неподалёку стоял Маргас посреди груды мёртвых тел. Рядом бухнулся на колени Качудай, часто громко тяжело дыша, судорожно озираясь по сторонам. Его взгляд был безумным, будто вовсе не понимающим происходящее. Немногие выжившие были кто на ногах, кто безуспешно пытался подняться, вновь падая, вовсе обессилев от ран.
Зор обернулся, вспомнив о чём-то важном. Он вытер лицо, протёр веки от запёкшейся крови, фокусируя плывущее куда-то в сторону непослушное зрение. Накатила резкая усталость, тело пронзила невыносимая боль, ударив в каждую его клетку, что он еле удержался на ногах, чуть не закричав от начавшейся пытки. Дыхание стало прерывистым, дёргающимся. Каждый шаг давался с большим трудом. Отчаяние от бессилия буквально разрывало разум, ввергая его в хаос из бесполезных ошмётков, но он настойчиво шёл вперед, словно ребенок только научившийся ходить.
Глава 31
Тарайя широко открытыми глазами смотрела куда-то вверх перед собой. Зор прижимал её крепко к своей груди, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, а она пыталась сделать вдох, но каждое усилие всё больше отнимало последние силы и лишь слабо удавалось с сильным хрипом вздохнуть.
– Больно как… – прошептала она, перевела взгляд на Зора и еле-еле улыбнулась.
– Тсс…не говори, – Зор уткнулся лицом в её волосы, вдохнув такой родной аромат весенних первоцветов. Ему сейчас казалось, что подобное уже происходило с ним… а может быть не с ним и не в этой жизни? Но это было, и даже не единожды, а словно тысячи и миллионы раз.
– Всё-таки я смогла ещё раз увидеть твои глаза… – с большим трудом произнося каждое слово, еле слышно шептала Тарайя.
– Это ведь не мой выбор… не мой… – твердил сквозь зубы Зор, продолжая раскачиваться, крепко прижимая к себе её и отрешённо глядя перед собой.
– Это жизнь, мой милый Зор! Великая, честная и беспощадная!
Лицо девушки было бледным, дыхание редким, веки норовили сомкнуться, но она держалась, как могла, оттягивая неизбежный момент.
Зор прикрыл глаза, выдохнул, сосредоточился, попытавшись очистить ум от мыслей. Он хотел отдать остатки своей искры Тарайе, хотя уже и с трудом мог это делать. Сильное волнение, страх, гнев – всё это вместе взятое создавали в голове какой-то дикий сумбур никак не дававший сосредоточиться, и от этого Зор злился, нервничал ещё больше, что делало его задумку бестолковой.
– Не нужно, – коснулась Тарайя пальцами его губ, – Ты не сможешь, да и я тоже… Тебя увидела вот… Жаль, что Урай больше не увижу, и как Альтар восходит над ним. А мы ещё обязательно увидимся, мой милый Зор!
Зор понимал сейчас, как никогда, что действительно был бессилен, и этот факт наполнял разум гневом. Он должен был что-то сделать. Должен! Обязательно!
– Маргас! – выкрикнул Зор за спину.
– Здесь! – отозвался генерал, помогая Качудаю вязать варра, который начал приходить в себя.
– Вода с Ареи осталась?
– Давно уж кончилась, – развел руками здоровяк.
– Значит, птицу поднимать скорее надобно, да на Арею. Собирай всех, кто на ногах, воду несите пещерную, сколько сможете!
– Сделаем! – кивнул Маргас, не медля направившись в сторону вершины, где парила их птица.
– Сейчас всё будет. Потерпи, родная… – повернулся Зор, заглянув в глаза.
Её взгляд был блуждающий, будто в поисках чего-то. Зрачки то расширялись, то сужались, внезапно фокусируясь в одну точку на какое-то время, затем снова начиная двигаться в хаотичном порядке, и вновь замирая. Зор понимал, что она может так и не дождаться той спасительной влаги. Да и будет ли она спасительной? Этот вопрос оставался без ответа, являясь лишь правом на попытку.
– Я скоро, – прошептал ей Зор на ухо, снял куртку, подложил под голову.
Варр сидел скрестив ноги на золотистой зеркальной плите пирамиды, гордо вскинув голову.
– Смотри, Урус-Зор! – протянул Качудай меч каращея, – Аккурат, что твой, только в серебре весь, – жадно разглядывал степняк искусный иноземный клинок.
Зор забрал меч. Ножны были точь-в-точь копией, как у него. Он потянул на себя рукоять, бегло взглянув на лезвие, вставил обратно.
– Ты ведаешь исцелением?! – тихо произнёс Зор, опустившись на одно колено перед варром, пристально заглянув тому в глаза, – Ведаешь конечно же… Вот сталь твоя, а вот моя, – он достал свой клинок из-за спины и положил оба перед каращеем, – Забирай! И жизнь вот она моя, – раскинул в стороны руки Зор, – её отдаю без сожаления, только убери ту хворь… Убери! – повысил вдруг он голос на последнем слове.
Варр прищурил веки, затем широко их распахнул, пристально уставившись на гарийца. Его взгляд был настолько глубокий, а темные зрачки глаз постоянно пульсировали, и всё это казалось какой-то бездонной пропастью, за которой не было ни сути, ни цели, ни души, лишь мириады поверженных миров, навечно канувшие в эту бездну.
– Убери! – Заорал Зор ему прямо в лицо, что стоявший рядом Качудай отшатнулся, сделав несколько шагов назад, никак не ожидая такого от друга.
За всё то время, сколько они вместе прошли, Степняк сейчас впервые видел проявление гнева Зора, и для него это было полной неожиданностью. Нет, он видел и чувствовал нечто похожее ранее в боях, но тогда всё было иначе, будто под контролем, не со зла, а мира ради… сейчас же Качудай впервые испытал страх, что в жизни ему было вовсе несвойственно. Но страх не за себя, за друга.
– Ты заблуждаешься! – вдруг заговорил варр тихо, чуть с хрипотцой в голосе, но чётко, – Жизнь твоя мне ни к чему. Мне своей достаточно, а тебе своей. И выбор мой тебе ни к чему. Это всё твой выбор, Зор, и когда-нибудь ты это поймёшь, и простишь всех за это! Там нет хвори, там только выбор – понимаешь ли ты это так, как нужно – как правильно? И он полностью твой, не мой! Знай это так же, как хранишь знание выбора рождения. Там, – кивнул варр в сторону лежавшей на постаменте девушки, – Есть выбор меры и он только твой, я предупреждал! – твердил варр, повторяясь.
– Я не выбирал вас! – со злобой сквозь зубы процедил Зор, – Я не выбирал смерть своих сородичей, смерть тулейцев, румд, урайцев! Вы пришли на нашу землю вершить чью-то волю, а теперь ты мне о выборе вещаешь?! Ты! – вновь сорвался Зор на крик, безумным взглядом пронзая варра, – Ты пришёл с нагим мечом в мой дом, пролив кровь братьев моих и ты мне толкуешь про какой-то выбор?! Кто ты есть, чтобы вершить судьбы наши?! – как сумасшедший орал Зор, нервно кривя лицо.
– Я тот же, кто и ты, – без тени хоть каких-то эмоций ответил варр, – Я – твоё отражение в водной глади вечности. Твоя другая суть, которой ты стыдишься, но невзначай каждый раз надеваешь её облик на обстоятельства, которыми и вершишь тот выбор, ведь истинным собой боишься, искусно делая подлог. Ты – великий мастер перевоплощений. Я и есть твой выбор, вот только выбирая, вы по-прежнему стремитесь горящие угли чужими руками загрести.
– Урус-Зор, да он явно разумом болен, – нахмурил брови Качудай.
– Ладно. Мне не понять твоих речей, да и времени на то не имею, – успокоился немного Зор, – Где хоронятся ваши правители, полагаю, тоже смысла нет спрашивать? Знаешь ли что-либо о расе древних устроителей? Мне необходимы эти ответы!
– Везде! – расплылся в какой-то сумасшедшей улыбке варр.
– Угу… – Зор поднялся с колен начав расхаживать взад-вперёд, хмуря брови, напряжённо о чём-то размышляя.
Солнце уже скрылось за ровной линией горизонта, погрузив во тьму лунные окрестности, и лишь вокруг пирамиды было светло будто днём, освещаемое мягким, но ярким светом сложенных граней.
Оставшиеся бойцы обустроили небольшой лагерь рядом. Они перевязывали друг другу раны, обильно смазывая их тягучей черной жижей, по запаху отдаленно напоминавшей дёготь. Кто-то был слегка ранен, некоторые серьёзно, а трое потеряли много крови и за ними сейчас ухаживали более здоровые, промакивая лица единственным мокрым отрезом, смоченным в последних каплях арейской воды.
Высоко в небе появилась птица. Быстро обрастая каменной скорлупой, она медленно опустилась к поверхности. Вспыхнул луч, явив из себя десяток бойцов во главе с Маргасом. Они несли два огромных ларца из хрусталя до краёв наполненных водой.
– Скорее всех напоить!
Бойцы занесли лари в пирамиду и, черпая в шлемы воды, относили их раненым.
– Эх, Зор, – запыхавшись, выпалил Маргас, – Три десятка нас от силы осталось. Долго не сдюжим так. Ну да ладно, пыль всё это – как любил говаривать твой отец. Знаешь, румды птицами многими у Ареи уж кружат. Видать не совсем из разума выжили. Арея остывает, мы в ночи как зашли, так в ночи и вышли. Ни одного восхода! Устоялся круг видать, как птицу ту проклятую ты убрал. Верный наш мараджават, Зор, и не сомневайся в этом никогда. А что румды? Да боги им мерила пусть выдают. Не гневись на них, всё пройдёт. Мы ведь с твоим отцом не лучше были, а то и похлеще.
– Нет гнева моего, Маргас, верь мне!
– Верю, Зор, и вера та непоколебима до самой меры моей! – приложил здоровяк кулак к груди и, развернувшись, отправился к бойцам, помогать раненым, где уже во всю их отпаивали живой водой, да промывали раны.
– Давай сюда! – подхватил Зор ларец и они уже с Качудаем перенесли его к Тарайе.
– Если не имеешь более вопросов, могу я быть свободен? – выкрикнул варр, сидя связанный по рукам и ногам крепкими ремнями, оставшимися от оружейных сбруй погибших.
– Дай-ка, Урус-Зор, я дурь-то подвыбью из гостя нашего, – повернулся степняк к варру.
Зор нахмурил брови, сощурив взгляд, подозрительно глядя на пленника.
– Значит, нет! – тихо констатировал варр, и в это же мгновение во все стороны разлетелись ошметки от порванных ремней.
Каращей стоял во весь рост, держа в руках оба меча, которые Зор неосмотрительно оставил перед ним, впопыхах поспешив к Тарайе.
Качудай хотел было рвануть к варру, но рухнул тут же под ударом мощного порыва ветра, не пойми откуда взявшегося.
Варр вскинул перед собой золотистый веер огранённых жёлтых кристаллов, коснулся одного и грани пирамиды в одно мгновение сомкнулись. Она рывком взмыла в небо, стремительно отдаляясь от луны и от Ареи в сторону бездны тёмного бесконечного пространства.
Качудай кое-как поднялся на ноги и снова рухнул. Сумасшедшее дуновение ветра в замкнутом пространстве постепенно нарастало.
Зор изо всех сил старался преодолеть то дикое сопротивление, стремясь шаг за шагом к варру, который почему-то отдалялся, хотя и стоял неподвижно на месте. Мутная пелена, заполнявшая пирамиду, вдруг стала растворяться, являя взгляду огромную пустоту, которая двигалась. Границы пирамиды росли. Было чувство, что это именно ветер раздвигал грани в стороны подобно кузнечному горну, раздувая меха. Вокруг не было ничего, белоснежная пустота и золотистый зеркальный наст под ногами.
Ветер вдруг стих так же внезапно, как и начался. Варр был очень далеко, напоминая о себе лишь смутным силуэтом.
– Я иду, Урус-Зор! – кричал Качудай, наконец-то обретя возможность двигаться.
Зор бежал к варру стремительно, изо всех сил, как никогда до этого. Он боялся, что серый враг в этот раз сотворит что-нибудь такое, что уж наверняка погубит Тарайю. Гариец ощущал собственное бессилие, что влага начинала выбиваться из глаз, выдуваемая встречным потоком воздуха. Отчаяние бушевало внутри, наполняя сознание лютым гневом, чего больше всего боялся Зор всегда. Он знал, что гнев – самое губительное чувство на свете и стоит ему предаться однажды хоть на мгновение, оно непременно пленит обманом, поселившись в душе, в итоге медленно сжигая изнутри своим горячим пламенем.
До каращея оставалось не многим чуть более сотни шагов. Он стоял не шевелясь, с обнаженными клинками в обеих руках, устремив их кончики в золотое зеркало под ногами. Позади него зиял арочный проём с человеческий рост. Он был тёмным, но с каким-то пыльным серебристо чёрным отблеском. Серый боец в лице был полон намерения. Он защищал этот проход и Зор это понял. Он вдруг осознал, что это и есть ключ к тем ответам, что так его беспокоили в течении всей его жизни. Возможно, это и была дверь в то самое пресловутое обиталище каращеев, и только поэтому никто и никогда не мог их найти. Да, это было непременно именно так.
Со всех сторон вдруг ниоткуда стали появляться другие варры, спеша наперерез к Зору.
– Я идууу…! – в отчаянии кричал где-то позади Качудай, никак не поспевая за быстрым гарийцем, видя, что дела совсем плохи. Степняк уже даже не думал о смерти, не прощался с жизнью. Ему было сейчас абсолютно все равно, что будет дальше с ним, но он непременно желал помочь Зору – своему первому и единственному другу в жизни. Брату, учителю, величайшему человеку, которого он обрёл внезапно, что теперь в бесконечном порыве стремился хоть как-то помочь, облегчить его ношу, и не важно – какой ценой, пусть и ценой собственной жизни. Качудай только сейчас начинал понимать, насколько тяжела была та ноша, которую взвалил себе на плечи этот молодой гариец. Она вдруг явилась в представлении степняка чем-то непосильным, даже незыблемым, что в страшных думах было боязно осилить её, не то, что наяву. А Зор держался. Он молча нёс её, не пеняя ни на богов, ни на судьбу, ни на людей, он сам был богом – самым настоящим и честным ко всем и ко всему сущему. Это Качудай понял, как истину внутри себя, даже не смея сомневаться. Качудай ощутил вдруг в душе трепет, который прокатился огромной горячей волной, наполнив разум странной радостью.
Счастье – новое чувство, которое вдруг разлилось мощным потоком по сознанию степняка. Он впервые в жизни испытывал эту странность, охватившую вдруг всё его естество. Качудай понял, что действительно сейчас был по-настоящему счастлив. Он мысленно благодарил богов, провидение, случай, всё, что так или иначе позволило ему окунуться в новый мир эмоций, ощутить ту безграничную значимость. Благодарил за путь, по которому довелось идти, благодарил за великого гарийца на том пути, и это было для него сейчас величайшей наградой жизни, что большего желать, казалось было нечего.
Варрские клинки свистнули с обеих сторон. Зор прыгнул вперед, в сторону, увернулся, метнулся назад и, схватив одного из пятерых, рывком сломал шею. Хотел выхватить меч у обмякшего тела, но не успел. По плечу полоснуло. Прыжок, рывок, удар и второй гулко хлопнулся с вывернутой челюстью. Гариец сосредоточился. Усилием воли подавил весь гнев в себе, охладив ум, опустошив от посторонних мыслей. Разум руководил четкими молниеносными движениями тела, контролируя каждый выпад врага. Со стороны это выглядело, как несколько вихрей кружились вокруг одного, пытаясь взять его в кольцо, подавить, поглотить, уничтожить. Зор лавировал между взмахами вселенской стали, монотонно выбивая эти убойные звенья единого механизма кем-то настроенного на его уничтожение. Удар, захват, рывок – хруст ломаемых позвонков и последний безвольно повалился, выронив оружие из рук. Только Зор попытался поднять варрский меч, как над головой свистнуло, и появились ещё пятеро непонятно откуда. Они словно выросли из-под земли, тут же обрушив шквал ударов. Зор чудом увернулся, нырнул под ноги одному, свалив его, попутно ударом снизу вверх выбил челюсть другому, третьему всадив кулак в гортань. Ногу обдало резкой болью, а из раны запульсировала тёмная кровь.
Варры вдруг повалили со всех сторон нескончаемым потоком. Зор отбивался уже как мог, уворачиваясь, отвечая иногда, но понимал, что выстоять в такой гуще просто невозможно. Гариец рванулся вперед, к одиноко стоявшему неподалёку варру.
Каждый шаг давался с большим трудом, отвоевывая своё право на движение вперёд. Мечи мелькали перед глазами какой-то дурной какофонией образов и звуков, угнетавшей нормальное состояние. Хотелось скорее это прекратить, и даже в мгновения слабости проскакивали предательские нотки – сдаться… но Зор не смел. Он терпел, гоня себя к цели, не позволяя выдохнуть, задержав это единственное оставшееся дыхание – последнее, что у него было.
Качудай настиг наконец-то первого врага и сходу обрушил свои кривые мечи на серые шеи. Он рубил, догоняя. Казалось, что на него варры не обращали абсолютно никакого внимания. Они упорно давили Зора, будто для них более ничего не существовало. Гариец уже буквально рвал каждого, кто пытался к нему приблизиться, являя из себя сейчас некий механизм убийства. Одинокий первобытный пехотинец, будто низвергшийся с великой битвы, стремился в эту битву вернуться. Это была его война, родоначальником которой он являлся.
Уже всё тело покрывали раны, заливая водой жизни молодое могучее тело. Кровь застила взгляд, и было совершенно ничего не видно, но он пёр напролом, вырывая из жизни очередного врага, не оставляя ему никакого шанса. Зрение теперь не требовалось. Первородные инстинкты бойца вели его в чётком движении танца смерти вперёд без оглядки назад. Раненый измученный, но не сломленный, он раздирал преграду за преградой, обрывая новую и новую жизнь, и вот наступил момент, когда преграды исчезли…
Варр был совсем близко. Двадцать, десять, пять шагов, прыжок. Серый воин напрягся, сделал шаг в сторону, прыгнул, взмахнув обеими клинками. Зор промахнулся в этот раз и проскочил мимо, получив новую рану. Варр бросился к нему сзади, рубанув наотмашь. Зор попытался увернуться, но не успел и пропустил колотый удар в бок. Взмах и по спине полоснуло, вспоров снизу доверху, задев несколько ребёр, выбросив наружу новые потоки крови. Варр по-своему изящно развернулся и, взмахом клинка целясь в шею…