Последний рассвет Тарайи

Глава 27

Каменный свод был с пятерых ростом. Просторная тусклая зала терялась границами где-то далеко во мраке. Бойцы осторожно рассредоточились по пещере, медленно подступая к тёмной бездне, где полностью исчезал еле слабый свет от белёсых мутных кристаллов, коими были усыпаны стены ближе к выходу. Кристаллы имели разнообразные формы – от угловатых мелких с горошину, до крупных округлых с голову доброго быка.

– Ну не каращеи ведь хоронятся, нас поджидая? – замогильным голосом шептал Качудай, чуть ли не отдавливая пятки Зору.

– Не они, – прошептал Зор, будучи почему-то уверенным, что их как раз здесь нет, – Урайцы может, прячутся, кто в живых остался? Не успели мы… Гибнет Урай…

– Ахрарргхагрх-а-а… – вновь раздалось где-то вдалеке за стеной кромешной темноты.

Как только первые бойцы подступили к тёмной границе, впереди вдруг заискрился воздух, создав слабую туманную дымку, которая вполне сносно освещала окружающее пространство. Обширная зала заканчивалась, разделяясь на три небольших прохода с человеческий рост, и они вскоре соединялись в один общий.

– Эй, Хумир, у входа половина остаётся! – отдал приказ Маргас, – Размид, через каждую сотню шагов по десятку ставь! Веньяр, вести держи со всеми!

Внутри каменных гротов было уже не так жарко, и чем дальше вглубь они продвигались, тем становилось прохладнее, а иногда даже ощущались легкие порывы ледяного ветра из темных глубин.

Проход постепенно расширялся, легким уклоном уходя вниз. К шелесту ветра добавился неясный шум, напоминающий водный поток. Впереди на фоне белесого кристаллического света стали изредка вспыхивать зеленоватые искры, словно брызги, разлетавшиеся в стороны, разбавляя мутную бель воздуха.

Каждую сотню шагов оставляли нескольких бойцов, между которыми курсировали вестовые, контролируя обстановку.

– Ахраргх… – раздалось вдруг совсем близко, прокатившись эхом над головами.

Шедший впереди Зор поднял руку вверх, все замерли на месте.

– Эй! – выкрикнул Качудай.

– Тсс! ¬– приложил Маргас палец к губам.

Впереди пещеру стеной перекрывал струящийся сверху вниз плотный туман, сквозь который иногда пробивались те самые изумрудные искры. Зор осторожно подошел к преграде, протянул руку, коснувшись прохладных потоков, и недолго думая шагнул в неизвестность. Он был изначально уверен в безопасности и осторожничал поначалу лишь наученный опытом последних жизненных событий.

– Ахрг… – уставшим неестественным голосом буркнул человек, тяжело вздохнув.

Бледного лица совсем старый румд, с белой пышной бородой стоял на небольшом острове покрытым каким-то синим мхом. Невысокого роста коренастый, одетый в какие-то рубища и подпоясанный широким ремнем со множеством разноцветных камней на том, он смотрел исподлобья на незваных гостей уставшим и даже казалось безразличным взглядом.

Качудай потянулся к оружию, Маргас и несколько оставшихся бойцов с уже обнаженными клинками медленно расходились в стороны по узкой каменной бровке. Румд стоял в центре на островке в окружении небольшого изумрудного озерца, в который по стенам струились потоки странной влаги. Мелкие водопады спускались откуда-то сверху, где их начало терялось в довольно высоком затемненном своде, до которого не доходил свет. Чертог был довольно просторный, имевший вдоль стен множество всевозможных ступеней и каменных тропинок, а на противоположной стороне, у самой кромки воды, зиял темный проход.

– Урайцев извели уж… не успели… – буркнул Качудай, медленно вытащив из-за спины тулейский клинок.

– Агг-р-р…Аргх…Ахраргх…– эмоционально выкрикнул румд, взмахнул рукой.

– Убери! – кивнул Зор на меч в руках Качудая.

– Не время, Урус-Зор, с ними очами рыскать, да словесам их поганым внимать!

– Убери! – повысил голос Зор, сверкнув недобрым взглядом на степняка. Качудай послушно с неохотой спрятал меч в ножны.

– Хр-р-р-ргхр-р… Агхр-р-р… – тяжело вздохнув, развел руками в стороны румд.

– Он не в силах изъясняться с нами, – сделал вывод Зор, шагнул на ступень ниже.

Качудай с Маргасом спрыгнули следом, встав по обе руки. Маргас кивнул бойцам, те живо разошлись по кругу, оцепив чертог. Румд забурчал что-то нечленораздельное себе под нос, завертев головой, искоса поглядывая на окружавших мидейцев.

– Родичи твои где хоронятся? – посмотрел Зор пристально в глаза старика.

– Г-рх-х-х-р… – выдохнул безнадёжно румд, сунув руку за пазуху, – Хр-р-р… – прохрипел он, выбросив резко вперед сжатый кулак. Качудай с Маргасом дернулись в ответ, спрыгнув на последнюю ступень, выхватывая оружие.

– Не нужно, Маргас! – Зор спустился к озерцу, шагнул в воду, где глубина оказалась всего по щиколотку.

Низкорослый старик медленно разжал ладонь, на которой оказался разноцветный шар, словно сложенный из каменных лоскутов разных пород.

– Агхр! – требовательно воскликнул старик.

Зор уверенно подошёл к острову и протянул руку с раскрытой ладонью. Румд облегченно выдохнул, вложив в неё шар. В голове вдруг резко что-то зашумело, тело пронзило словно множеством игл.

«Альметальпар-Бенатар-Бахтар-Шель! Я – царь вольный! Сторож матери нашей и с её погибелью уйду за меру мер…» – прозвучало вдруг где-то внутри сознания. Зор завертел головой, посмотрел на старика. Морщинистое лицо оскалилось в подобии улыбки, обнажив разноцветные зубы, будто они были выточены из тех же камней, что висели у него на поясе.

– Ты… – опешил Зор.

«Не говори слово человека, мы не поймём друг друга. Ваши слова – ложь! Твори мысль нужную, она нам обоим понятна, ибо неизменна во всём мироздании!» – вновь прозвучало внутри разума.

– Урус-Зор, может он вахр какой? Ты осторожничай! Может в арканы его, да язык развяжем в миг? – бормотал Качудай позади, заметив растерянность друга.

– Он слово несет, не тревожься, – Зор протянул шар, степняк осторожно коснулся и тут же резко отдернул руку.

– Горит! – нахмурил брови Качудай, затем снова коснулся, дернулся, закатил глаза и с придурковатым видом стал озираться по сторонам, не понимая – откуда в его голове звуки?

Зор кивнул Маргасу и тот тоже осторожно протянул руку, дотронувшись тёплого камня.

– «Кто ты?» – мысленно задал вопрос Зор,

– «Альметальпар-Бенатар-Бахтар-Шель! Я – царь вольный, царь без своего народа!» – повторил старик.

– «Я – Зор! Мы – мидейцы с земли, что гардом служила когда-то. Что стало с Ураем? Зачем вы здесь?»

– «Мне неведом Урай, о котором мысль вершишь. Ты спрашиваешь – зачем мы здесь? Кто – мы? Где – здесь?»

– «Я понял», – Зор задумался, почесал подбородок, внимательно по-новому окинул чертог взглядом, – «Это не Урай разве?»

– «Нет. Урай красив и величественен, а где ты здесь, Зор с Мидеи, увидел красоту? Быть может, по ту сторону камня в пепле её разглядел? Урай в круге ином, а это земля моя – Арея. Я вижу, что вы не из круга нашего. Я думал, что каращеи пришли за мной, чтобы лишить Арею своего последнего царя, но вы чужаки! Вы не нашего племени. Род чужой твой, что дух не воспринять мне никогда, будто нет вас вовсе здесь, но вы должны здесь быть! Вы пришли не за мной, за живицей, знаю», – Старик погладил свой разноцветный пояс, исподлобья поглядывая на гостей.

– Смотри-ка, Урус-Зор, это и не Урай вовсе! – присвистнул Качудай.

– Выходит так. Земля румд, о которой тулейцы сказывали. Она мертва и они камень жизни с других земель носят, чтобы оживить её.

– «Нет, царь Ареи, мы всего лишь с путей сбились, что на Урай должны были вывести. Мы птицу седлали великую, она сквозь бездну нас во чреве своем несла, но видимо не ту землю указали. Скажи, царь, вы земли чужие губите зачем?»

– «Не того круга земли указывали птице», – румд качнул досадно головой, – «А земли круга вашего моё племя губит по наветам каращеев. Они слепы и не ведают, что творят. Адивьи обманом великим сокрушили разум племени моего, и теперь румды слепы. Слепо земли губят, в надежде, что Арея возродится, засияв огнями чужими во чреве своём, но не бывать этому! Арея умрёт навсегда! Ты знай, Зор с Мидеи, что племя моё погибло большей частью, воспротивившись замыслу серых воинов иномирья, а другие, прельстившись кривдой сладкой, в услужение им ушли, уверовав в ту кривду. Они все теперь обитают на лунах наших, но жизни нет в тех лунах. А мы, кто раскусил обман, остались на Арее, укрывшись в камне вечном. Многие давным-давно уж смерть приняли, и я последний царь, кто хранит чертоги погребальные. Я каждый новый восход света нашего встречаю в надежде, что всё изменится, но ничего не меняется вот уже тысячелетия. Никто из тех, кто на лунах уж и не знает, какова была настоящая жизнь Ареи, а я в памяти храню те лета. Я бы рад был, если бы вы смерть мне принесли. Жизнь моего круга завершиться должна, устал я», – Румд посмотрел вверх, устало вздохнул, начав нервно поглаживать камни на своем поясе.

– «Какой обман вершили каращеи?» – пристально посмотрел ему Зор в глаза, попытавшись уцепиться за разум старика, сразу же наткнувшись на странную пустоту, словно не было ничего: ни старика, ни его разума, ни сознания. Лишь откуда-то из глубин этой пустоты доносились слабые вспышки множества искр.

– «Не делай этого!», – словно молниями в ответ сверкнул яркими зрачками румд.

– «Прости дерзость мою, в том нет намерений дурных», – повинился Зор, тут же оставив свои попытки.

– «Нет меня и никого из нас больше нет! Не пытайся оттого понять нас и себя не изводи, Зор с Мидеи. Помни, что скажу, и не неси гнев против детей Ареи. Когда-то был царь великий, что Ареей правил во благе вышнем. Земля наша сады чистого кристалла растила в себе, Те кристаллы живицу кругам большим даровали. Она на некоторых землях есть и сейчас. И вот в одночасье пришел из иномирья адивий грозный, светом ярким возвестив о прибытии своём, доспехом серебристым сияя, что очи слепило. Он наказал царю тому живицу великую укрыть навсегда, дабы не носить её по землям и кругам большим. Адивий ушел, не став дожидаться решения царя, а вскоре пришли каращеи, возвестив, будто Арея гибнет. Они востребовали рать огромную в своё подчинение для похода на земли иные, указав, что с живицей мы отдали и жизнь Ареи, что пришло время собрать живицу обратно во чрево родной Ареи. Они ушли, не дожидаясь ответа. Вскоре солнце наше стало пламенем жечь землю. Дни и ночи спутались, то сменяясь местами, то замирая на долгое время. Царь созвал совет десяти царей – десяти морей. Благо иссякло вдруг, а племя Ареи задумалось, и зерно раздора было посеяно. Кристалл стал меркнуть изо дня в день. Земля стужей великой покрывалась, затем на смену холоду пришел огонь. Жизнь стала невозможной на земле, тут-то снова и появились каращеи. Они луны наши обустроили для жизни, в плату за это востребовали в договор вступить с ними вечный, и что походами на земли указанные румды пойдут безропотно камень жизни добывать, чтобы Арею возродить. Но вскрыл однажды царь обман великий. В недрах тёмных, за лунами, да поясами бурь каменных притаился камень вселенский, что удерживает землю нашу, сбивая с пути нужного, не давая вершить круг жизни у солнца яркого. Тот камень – есть птица вселенская, подобна той, в которой вы пришли сюда, но гораздо величественнее и цели её другие. Она огромна, что все луны вместе взятые. Та птица удерживает Арею силою своей, оттого горит всё бесконечно и племя мое уверовало, что виной тому земли иные, на которые живица отдана была. И вот тот царь объявил племени своему, что всё подлог и обман, но племя в сомнения обратилось, разделившись надвое. Каращеи стали губить тех, кто поверил в их обман и попытался восстать против них. Многим удалось сбежать обратно на Арею, и царь тот возглавил восстание, но земля в итоге губила сыновей своих верных, находясь в плену птицы каращеевской. Серые поначалу сами пытались выследить здесь нас, но их оружие оказалась слишком сильным, что они сами гибли от этой охоты. Вскоре каращеи оставили попытки выследить мятежников. Многие румды позднее погибли, а кто сумел выжить – укрылись здесь во чреве каменном, обустроив заново жизнь, не видя света белого. Племя вольных пытались вразумить сородичей своих и даже несколько раз выступали походом на птицу каращеевскую, но всё безуспешно. Каращеи добили вскоре оставшихся вольных детей Ареи и наступили времена, когда царь остался в одиночестве. Он собрал последних погибших, кто был верен своей земле и скрыл их в живицу, что могла дать Арея, а потом и сам скрылся в той живице, когда жизнь его подошла к концу. Царь надеялся, что когда-нибудь племя на лунах воспрянет от кривды, сбросив ярмо гнёта подлых воителей иномирья, тогда и восстанут из живицы ведающие правду. Одно мне не ведомо – как вы смогли сюда пробраться? Каращеи румд спустили в охоту за вами…? Вот уже много столетий наших никто не спускался на Арею с лун. Вы птенцов варрских сгубили с легкостью, кто вы?» – старик вскинул седые брови, вопросительно глядя на троицу друзей.

– «Нет гнева моего иль братьев моих, верь мне, Альметальпар-Бенатар-Бахтар-Шель! Я ещё на Тулее видел, что племя твое в неволе в бой идёт. Да и не воины они вовсе. Мы же с далёкой Мидеи пришли сюда и идём по следу серых. Они войной на наши земли пришли, но мы смогли закрыть все аскрипали, и отправились в поисках логова адивьев, ведь они вершат все эти войны».

– «Значит, все-таки есть во вселенной воины, окромя каращеев…?» – румд вздохнул как-то облегченно, прикрыл глаза.

– «Наши предки были воинами великими, мы же утратили то искусство чистого боя, враждуя меж собой. Вот если бы мы, да как они, тогда уж точно каращеям не носить серых голов!» – влез в мысленный разговор Качудай.

Старик оскалился в подобии улыбки, обнажив сверкающие разноцветные зубы – «Вы и есть они! Они живут в вашем продолжении! Вы – нервущаяся нить одной жизни, но в разных проявлениях. Вы не можете быть хуже, только лучше – знайте это, Мидейцы! Всё, что умели они, всё это умели вы, как только свет земли узрели при рождении. Вы лишь убрали из жизни своей все те умения, дабы не разрушить друг друга до основания. Затеяв вражду с родичами своими, вы просто решили отказаться от того, что всегда – во все миги и сиги, во все мгновения и во всю вечность умели, дабы не сгубить себя окончательно! Но уж точно, если предок твой был ратником вселенским, ты никогда быть ратником тем не перестанешь, лишь отодвинешь его в дальний потаённый чертог за ненадобностью, позабыв, но помня! По-другому не бывает! Так жизнь устроена пред мерой и это главный её закон незыблемый… Да что я толкую, вы и сами это знаете, не признаёте только видимо отчего-то. Ну да ладно, не моя эта тревога, знать причины на то есть у вас».

– «Мы видели ту птицу, что удерживает землю твою, это она?» – Зор мысленно представил в памяти ту самую глыбину, которая парила на значительном отдалении от Ареи, и от которой тянулся слабый рассеянный луч света к земле.

– «Она. Никто узреть ее не в силах и понять. Румды так же память свою упрятали, что многие невежество породили в разуме своем. Царь Ареи последний был, кто знал об этой птице, но ему лунные румды уже не верили. Каращеи оболгали царя великого. Я верю – племя однажды воспрянет, раскрыв очи ясные. Верю, что сады возродятся, и кристаллы живицу лить станут, что всем землям, которые румды изрыли, хватит в достатке, чтобы раны залечить!»

– «Скажи, как нам птицу нашу оживить?», – поинтересовался Зор.

– «Каращеевские птицы сами оживают, коль не гибнут совсем. Она в скорлупе, значит, цела будет. Коль скорлупа облетит, погибнет тут же».

– «Мы малую птицу схоронили в золе. Как её заставить лететь?»

– «Птенца? Так же, как и большую – в них всё едино, жизнь одна правит ими».

– «Выходит ты последний, или ещё кто есть на Арее? И кто же тогда ты, коль все сгинули и даже царь тот великий?»

– «Никого больше нет и меня нет, но я последний царь тот самый», – старик усмехнулся, с сожалением опустив взгляд в изумрудную водную гладь, – «Ты, Зор с Мидеи, возьми живицы сколько понадобится, тебе она понадобится наверняка, я это знаю. Отнеси только весть народу моему, что семена хранятся здесь в чертогах этих. Как только Арея оживёт, пусть возрождают землю румды новые. Сделаешь все, что нужно, а мне можно уйти, устал сильно. Я ведь сколько ждал в надежде нескончаемой, что племя моё прозревшее придёт, а пришли вы. Наверное это правильно… Румды не воины, румды живицу должны добывать… а вы воины по роду, и не важно, что память свою сокрыли, оттого ими быть не перестали. Я же пред мерой тысячелетия стою, не смея шагнуть за её пределы, стало быть вас дожидаюсь, значит шагну скоро за её пределы».

– «Погоди, мне сложно понять мысли твои. Почему тебя нет? И что нам делать с этой живицей?» – Зор посмотрел под ноги, разглядывая более внимательнее зеленоватую воду.

– «Э, нет, это просто вода, можете жажду утолить. Водица не простая, силы крепит дюжие. Живица там, где я – последний царь, и все мы. Возьми с собою две меры, одну ему отдай», – кивнул старик на Качудая.

Степняк удивился, совершенно ничего не понимая, о чем здесь сейчас шла речь, и тактично промолчал, стараясь не встревать своими суматошными мыслями.

Маргас тоже ничего толком не понимал из сказанного, но зачерпнул пригоршню воды под ногами, пригубил, тут же удивленно вскинув брови. Качудай последовал его примеру.

– Испей, Урус-Зор, такого нигде не встретишь! – изумился степняк чудесному вкусу и мгновенно накатившей ясности ума. По телу пробежала мелкая дрожь, после чего появилось ощущение легкой бодрости.

– По одному можно! – отдал команду Маргас бойцам и они по очереди начали спускаться, чтобы утолить жажду. Нормального отдыха не было уже достаточно давно, а палящее солнце Ареи отняло почти последние силы. Чудесная влага была сейчас как нельзя кстати.

– «Где же взять её и что с ней делать нам?» – продолжил мысленную беседу Зор.

– «За мной пойдёшь, там и отыщешь, а меня отпустишь. Живица укрыться поможет, чтобы память сохранить, она не пустит за пределы, где суть сменяется. При памяти нужно оставаться иногда, чтобы ошибки суметь исправить. Вы видели два круга больших: один круг ваш, с соцветиями Перинея, другой круг наш – здесь всё погибло, но возродится. Есть третий круг, оттуда погибель пойдёт в наши дома, вот тогда память настоящая и пригодится, без живицы её не сохранить. Я пред мерою стою и вижу это явно и тебя вижу Зор с Мидеи. Живица нужна тебе, как никому из нас».

– «Ответь, ты ведь видел адивьев – кто они и где земля их?»

– «Неужто сам не ведаешь?» – Старик окинул тоскливым взглядом чертог, развернулся и скрылся в тёмном низком проёме у противоположного берега.

Зор тут же бросился за ним, жестом указав остальным оставаться на месте, но Качудай поспешил следом, оставив Маргаса с бойцами утолять жажду.

Проход был узкий и невысокий, что приходилось пригибать голову. Свет чертога позади быстро исчез, и наступила кромешная тьма. Степняк толкался позади, запинаясь часто, держась за стены обеими руками.

– Шустрый старик однако, уж и след простыл, – буркнул Качудай, – Хотя живёт ведь здесь, наверняка каждую песчинку уж ведает по этим кротовьим норам, что нам и не угнаться.

– Не живёт он здесь.

– Как же?

– Вот так, Качудай! Неужели ты не понял, что на этой земле давным-давно жизни нет?

– Ну а царь Банхотрап, или как его там кличут?

– Альметальпар… – поправил Зор и зажмурился от внезапного света.

Ух-ты! – открыл глаза степняк.

Четыре ровных стены шагов по сто из гладкого белого камня уходили вверх, постепенно сужаясь, сходясь в остроконечный пик. Они излучали мягкий свет, что вокруг было светло, как днём в ясную погоду. В центре залы находился постамент в пояс высотой, а на нём одиннадцать саркофагов из прозрачного полированного хрусталя.

Зор запрыгнул на плиту. Ларцы были наполнены до краёв прозрачной жидкостью, а в её толще покоились румды – они все словно спали, но Зор понимал, что все они давно мертвы, может быть не совсем так, как представлял он, но жизни прежней в тех телах не было точно. Десять саркофагов были выстроены в правильный круг, а одиннадцатый находился в их центре. На его крышке в небольшом углублении лежало две точно таких же сферы из разноцветных каменных лоскутов. Сферы были точно такие, как и та, с помощью которой они общались с румдом, но и тот шар куда-то исчез, хотя Зор не помнил, чтобы возвращал его обратно. Гариец подошёл ближе. В главном ларце лежал тот самый старик, именовавший себя царём.

Зор понял ещё тогда, а сейчас убедился, что они общались не с живым человеком, а с какой-то его запечатлённой, отсроченной в смерти сущностью. Удивления не было совершенно никакого. Казалось, будто всё это он уже где-то видел, когда-то знал, и даже проживал. Это волнующее беспокойное чувство странного воспоминания являло себя на уровне душевных переживаний, заставлявших ныть сердце. И эта болезненность являлась от неспособности до конца понять весь тот калейдоскоп неясных обрывочных воспоминаний. Может старик был прав, и вся суть кроется в нашей памяти? Памяти настоящей – той, что хранит в себе не образы, а чувства? Именно они были главным катализатором эволюции, и чем ярче и точнее, тем стремительнее происходила трансформация, выводившая с ложных тропинок на путь к той самой пресловутой истине – к той жемчужной бусинке на горе, к которой стремились все, но не понимали – что они вообще ищут? Стремление без памяти к неизвестности делало путь очень тернистым, и его многие бросали, не сделав даже шага.

Зор коснулся первого шара, второго. Он сейчас чётко знал, что нужно было делать, словно это проделывал уже не единожды. Эхом в голове раздался тяжелый вздох старика. Зор взял обе сферы в руки и ларец тут же рассыпался мелкими хрустальными осколками. Жидкость разлилась и мгновенно впиталась в камень, словно в рыхлую землю. Царь, оставшийся лежать на небольшой плите, на которой стоял до этого саркофаг, начал быстро чернеть. Его лицо усыхало, обнажая разноцветные зубы. До того крепкие руки, быстро превратились в костяшки, обтянутые сильно потемневшей кожей.

– Ну вот ты и свободен, – прошептал Зор еле слышно, глядя, как крепкое до того тело, быстро превращалось в труху.

– Чудны дела Гаруды Всевышнего! – Качудай с широко раскрытыми глазами наблюдал за происходящим. Он часто утирал волнительную испарину со лба, и охал в удивлении.

– Схорони! – протянул Зор ему один шар.

– Зачем? – не понял тот, с испугом глядя на сверкающие цветом камни.

– Живица это, – Зор сунул ему шар, а другой обеими руками повернул друг против друга в половине. Сфера вскрылась. Внутри она была полая, а на дне совсем с детскую пригоршню покоилась какая-то тягучая жидкость серебристого цвета, будто расплавленное серебро. Зор соединил обратно обе половины, повернул, и они плотно сомкнулись. И это он тоже знал. Память выдавала дозированные осколки, которые порой сложно было соединять в одну единственно верную картину.

– Что делать с ней нам?

– Память хранить. Уходим! – бодро скомандовал Зор, убрал сферу в карман из ремней, где покоилась аваджара, и быстрым шагом поспешил покинуть погребальный храм румд.

Глава 28

Птица парила на небольшой высоте над котлованом, оставшимся после крушения. Зор вышел из пещеры, вскинул камень, тот разложился веером. Он коснулся одной части, затем другой, глыба тут же опустилась ниже, выпустив светящийся поток.

– Живая? – подошел Маргас.

– Ожила. Который раз пробую, ожила все-таки, как и говорил старик, – удовлетворённо буркнул Зор, сложил веер ключа и убрал за пазуху.

– Эх, раньше нужно было посылать, – досадно покачал головой здоровяк, наблюдая за стремительно бежавшим по выжженной земле бойцом в их сторону.

Из-за горизонта показалось солнце и стремительно понеслось по небосводу. Жар поднимался быстро. Угольная пыль, витавшая в воздухе, тут же вспыхивала мелкими искрами. Зор с Маргасом скрылись в тень пещеры, где прохладу давали те самые кристаллы, которые освещали тьму. Они были на ощупь очень холодными, что обжигали пальцы, при попытке до них дотронуться.

– Тысяча шагов! – выкрикнул боец, влетев под свод каменного чертога, где уже наготове держали воду. Его быстро втащили вглубь, и в этот момент снаружи полыхнуло сильным жаром.

Солнце прокатилось по небосводу и скрылось, как это уже было несколько раз, пока они пытались понять, что делать дальше.

– Молодец, Веньяр! Пей скорее! – подхватил его Маргас за плечи, помогая удержаться на ногах.

– Сейчас идти нужно! – попытался подойти Зор к выходу, но тут же отпрянул, обдаваемый горячим воздухом, – Ждём, пока остынет и идём. Второй короткий восход прошел, следующий длинный будет, должны успеть. Тысяча шагов – не много… Качудай!