Цветы для Элджернона

Он улыбнулся и кивнул головой.

– Тут не на что злиться. Это всего лишь один из стандартных тестов. Посмотри на эту карточку. Что бы это могло быть? Чего только люди не видят в этих пятнах! А что тебе кажется? О чем ты думаешь, глядя на них?

Я не ожидал ничего подобного и был потрясен. Я посмотрел на карточку, потом на него.

– Ты хочешь сказать, что в пятнах не скрыто никаких изображений?

Барт нахмурился и снял очки:

– Что?

– Изображения! Скрытые в пятнах! В прошлый раз ты сказал, что они там есть и каждый может их увидеть!

– Нет, Чарли. Я просто не мог тебе этого сказать.

– Неправда! – закричал я на него. Испугаться такого пустяка! Это разозлило меня еще больше. – Ты сказал мне именно так! То, что ты умнее и учишься в колледже, не дает тебе права издеваться надо мной! Я по горло сыт тем, что каждый, кому не лень, потешается надо мной!

Никогда раньше я не испытывал таких чувств. Все во мне взорвалось. Я швырнул карточки Роршаха на стол и выскочил из комнаты. Профессор Немур как раз проходил мимо и, когда я молча промчался по коридору, сразу понял, что что-то неладно.

Они с Бартом догнали меня у самого лифта.

– Чарли, – сказал Немур, беря меня за руку, – погоди минутку. Что случилось?

Я вырвал руку и повернулся к Барту:

– Я устал от издевательств. Вот и все. Может, раньше я этого не замечал, зато замечаю теперь, и мне это совсем не нравится.

– Но, Чарли, нам и в голову не придет издеваться над тобой, – сказал Немур.

– А чернильные пятна? В прошлый раз Барт сказал мне, что там, в чернилах, спрятаны картинки, что каждому под силу разглядеть их, и я…

– Вот что, Чарли. Хочешь послушать свой разговор с Бартом? У нас есть магнитофонная запись. Давай послушаем все вместе.

Когда Немур пошел за кассетами, Барт пояснил:

– В прошлый раз я говорил то же самое. Это стандартное требование к любому тесту – процедура его проведения не должна меняться.

В эту минуту вернулся Немур и услышал, как я ответил:

– Послушаем, тогда, может быть, и поверю.

Они переглянулись. Кровь бросилась мне в лицо. Они опять смеются надо мной! Но тут до меня дошел смысл собственных слов, и значение этого взгляда стало понятным. Им было не до смеха. Я достиг нового уровня развития. Но гнев и подозрительность стали первыми чувствами, которые я испытал к окружающему меня миру.

Из динамика донесся голос Барта:

– А сейчас, Чарли, я хочу, чтобы ты поглядел на эту карточку. Что это такое? Что ты видишь на ней? Людям чудятся в этих пятнах самые разные вещи. Скажи мне, о чем ты думаешь…

Те же самые слова, тот же самый тон. А потом я услышал себя… Невероятно… Ноги мои подкосились, и я рухнул в кресло рядом со столом Немура.

– Это и в самом деле я?..

…Мы с Бартом вернулись в лабораторию и прошли весь тест. Медленно и со вкусом. На этот раз ответы мои были другими, я увидел изображения. Пару дерущихся летучих мышей. Фехтовальщиков с мечами. Я воображал себе что угодно. Но я уже не мог заставить себя безоговорочно доверять Барту.

Он записывал. Я попробовал подглядеть, но записи были похожи на шифр, вроде: ВФ + АДдФ – Ад ориг. ВФ – АСФ + об.

Этот тест так и остался для меня бессмыслицей. Каждый может выдумать что угодно о вещах, которых не видит. Откуда они знают, не поиздевался ли я сам над ними?

Попробую разобраться в этом, когда доктор Штраус разрешит мне читать книги по психологии. Мне становится все труднее записывать свои мысли и чувства, потому что я знаю, что все мои отчеты обязательно будут прочитаны. Почему это так беспокоит меня?

отчет № 10

21 апреля

Я придумал, как заставить тестосмесители работать производительнее. Мистер Доннер сказал, что это весьма прибыльно, можно сэкономить на рабочей силе. Он выдал мне премию в пятьдесят долларов и прибавил десять долларов в неделю.

Я хотел пригласить Джо Карпа и Фрэнка Рейли отпраздновать это событие, но Джо нужно было что-то купить для жены, а к Фрэнку внезапно приехал двоюродный брат. Да, наверно, потребуется немало времени, чтобы привыкнуть ко мне.

Все меня боятся. Когда я подошел к Джимпи, чтобы о чем-то спросить, и тронул его за плечо, он подпрыгнул, уронил чашку с кофе и облился с ног до головы.

Джимпи все время украдкой посматривает на меня. Никто больше не разговаривает со мной, как раньше. Работать стало одиноко и неуютно. Размышляя об этом, я вспомнил, как Фрэнк ударил меня под коленки, когда я уснул стоя. Теплый сладкий запах, белые стены, Фрэнк открывает печь, и оттуда доносится рев огня. Я падаю… выгибаюсь… пол вылетает из-под ног… вспышка боли…

Это я – и все же это кто-то другой лежит на полу, другой Чарли. Он растерян… он трет ушибленное место… смотрит на Фрэнка, долговязого и тощего, и на стоящего рядом Джимпи – огромного, заросшего волосами. Его голубых глаз почти не видно под нависшими бровями.

– Оставь парня в покое, – говорит Джимпи. – Боже, Фрэнк, ну почему ты все время цепляешься к нему?

– Пустяки, – смеется Фрэнк, – я же не убил его. Ему ведь все равно. Правда, Чарли?

Чарли съеживается. Он не понимает, чем заслужил такое наказание, но понимает, что это еще не конец.

– Но тебе-то не все равно, – говорит Джимпи, скрипя ортопедическим ботинком. – Как же ты можешь издеваться над ним?

Они садятся за длинный стол и начинают раскатывать тесто для булочек, заказанных к вечеру. Некоторое время они работают молча, потом Фрэнк останавливается и сдвигает на затылок свой белый колпак.

– Слышь-ка, Джимп, давай научим Чарли печь булочки.

Джимпи ставит локти на стол.

– Давай лучше оставим его в покое.

– Нет, Джимп, серьезно. Спорим, его можно научить чему-нибудь простому – например, делать булочки.

Кажется, мысль начинает нравиться Джимпи, и он, повернувшись, внимательно смотрит на Чарли.

– В этом что-то есть. Эй, Чарли, поди-ка сюда на минутку.

Чарли стоит, уставившись на шнурки своих ботинок, – он всегда так делает, когда другие говорят о нем. Он знает, как шнуровать ботинки и завязывать шнурки. Он может делать булочки. Его можно научить, как взбить, раскатать, свернуть тесто и сделать из него маленькие круглые булочки.

Фрэнк с сомнением глядит на него.