Мерзость

До меня доносится крик Жан-Клода, скрытого изгибом скалы:

– Джейк! Джейк?

– Я в порядке! – кричу я в ответ как можно громче. Мой голос эхом отражается от соседних скал.

В порядке? Я могу ползти влево, переставляя руки в трещине, но для скалолаза это не лучший выход.

Я внимательно изучаю скалу и нахожу над трещиной выступы, за которые можно ухватиться пальцами. Оставив левую руку в трещине, чтобы в случае неудачи остановить падение, протягиваю правую руку к одной из складок. Длины руки не хватает, и мне приходится помогать себе коленями и носками теннисных туфель, карабкаясь вверх, как персонаж одного из тех новых американских короткометражек Диснея, в которых роли героев «Алисы в Стране чудес» исполняют актеры и неуклюжие рисованные фигурки. В данном случае неуклюжая рисованная фигурка с гибкими ногами без суставов и нелепыми разлапистыми ступнями – это я.

Нащупав опору для руки, которая оказывается вполне приемлемой, я бросаю тело влево и вверх – это опасно, но скорость и трение должны на какое-то время пересилить гравитацию и помочь мне переползти выше трещины.

Получается. Теперь мои ноги в трещине, и, чтобы двигаться влево, нужно лишь медленно перемещать их. Надежной расселины или выступа, за которые можно зацепиться руками, у меня нет, но тут помогает контакт верхней части тела со скалой. Мне ничто не мешает, и через несколько минут я уже в верхней точке трещины, которую от того проклятого карниза с трубкой Дикона отделяет 15 футов гладкой скалы.

Я смотрю вверх. Мне не хочется убирать ноги из этой спасительной трещины. Не хочется снова прижиматься всем телом к камню, надеясь на удачу. Длинная веревка к Жан-Клоду тянется вправо и исчезает из виду. Выпуклость скалы скрывает Же-Ка от меня.

Мало-помалу ко мне возвращается уверенность. Я учился карабкаться на скалы в Массачусетсе и в Новой Англии, потом дважды в Скалистых горах и один раз во время летней экспедиции на Аляску. После двух лет тренировок с моими товарищами из Гарварда я стал лучшим скалолазом группы.

Какие-то вшивые 15 футов гладкой скалы. Давай, Джейк, – чистой вертикальной инерции, коленей, носков теннисных туфель и, если понадобится, зубов должно быть достаточно, чтобы продержаться на одном месте три секунды и подняться на эти 15 футов.

Я тянусь вверх, широко раскинув руки, вытаскиваю ноги из спасительной трещины и начинаю ползти, карабкаться вверх.

На краю карниза у меня заканчиваются силы, и я вынужден сделать паузу и висеть на руках несколько секунд, прежде чем подтянуться и перебросить тело через край, на мягкую траву.

Чертов Дикон. Он рисковал нашими с Жан-Клодом жизнями ради… чего?

Его проклятая трубка лежит на траве футах в десяти справа от меня. Я встаю и окидываю взглядом действительно впечатляющий вид, которым любовался Дикон, с моей помощью спустившись сюда на веревке. На карнизе есть также тонкий камень, загибающийся назад и вверх, который прекрасно подходит для крепления веревки для спуска. Я накидываю на него веревку, делаю несколько оборотов, смещаюсь влево и машу Жан-Клоду, который вернулся к вертикальной трещине, и мой ледоруб теперь у него под ногой. Новая позиция для страховки – с одной рукой глубоко в трещине, балансируя на изогнутой стали ледоруба, – могла бы остановить меня, сорвись я с обрыва.

Возможно.

Скорее всего, нет.

Несколько секунд я пытаюсь восстановить дыхание, затем кричу:

– Готов! Страхую!

Отвечает мне только эхо.

Же-Ка предстоит непростая задача – оставить узкую полоску моего ледоруба, потом спуститься по вертикальной трещине под него, выдернуть ледоруб и вставить в петлю в своем рюкзаке.

Затем он машет мне – расстояние между нами кажется странно большим, – криком предупреждает меня и выходит на поверхность скалы.

Жан-Клод срывается после третьего участка траверса. Начинает сползать, как я, но натянутая между нами веревка не позволяет ему перевернуться головой вниз, когда он скользит к обрыву и падению в пропасть.

Но этого не произойдет. Между нами теперь меньше 40 метров веревки, и я упираюсь ногой в камень, чтобы увеличить рычаг и без труда удержать его на страховке, которую я организовал, обмотав веревку вокруг невысокого остроконечного камня за моей спиной. Веревка растреплется, когда мы будем поднимать Жан-Клода, но с этим ничего не поделаешь. Мы тщательно проверим ее и при необходимости используем для спуска другую.

Жан-Клод не пытается остановить падение самостоятельно – бережет пальцы, ногти и колени, – а просто раскачивается внизу, описывая широкую дугу, и возвращается к поверхности скалы прямо подо мной.

Затем он подтягивается, пока подошвы его ботинок не упираются в поверхность скалы, и я напрягаюсь, несмотря на страховку в виде камня у меня за спиной. Же-Ка начинает карабкаться вверх – с единственной опорой из натянутой, истрепанной веревки, – и я страхую его так быстро, как только могу, чтобы веревка не терлась о скалу дольше, чем необходимо. У нас хорошая пеньковая веревка, самая дорогая из тех, что смог найти Дикон, но это всего лишь спасательный трос толщиной в полдюйма.

И вот он наверху, перебирается через край карниза и падает на траву.

Я сматываю веревку, внимательно осматривая ее.

– Проклятый Дикон, – бормочет Же-Ка по-французски, тяжело дыша.

Я киваю. Эта фраза составляет вторую половину моего французского словарного запаса. И я полностью разделяю его мнение.

Жан-Клод освобождается от последнего витка веревки, подходит к трубке Дикона и поднимает ее.

– Дурацкое место, чтобы оставлять трубку, – говорит он по-английски. Потом сует эту чертову штуковину в большой нагрудный карман, застегивающийся на пуговицу, откуда она точно не выпадет.

– Может, приготовимся и начнем спуск? – спрашиваю я.

– Джейк, дай мне три минуты, чтобы полюбоваться видом, – говорит он. Я вижу, что подъем отнял у него все силы.

– Отличная идея, – соглашаюсь я, и пять или десять минут мы просто сидим на мягкой траве, свесив ноги с обрыва и прислонившись спинами к нагретому солнцем кривому каменному шпилю, который собираемся использовать как опорную точку для спуска по веревке.

Вид, открывающийся с этой почти 250-футовой скалы – как из большого окна на 25-м этаже какого-нибудь нью-йоркского небоскреба, – необыкновенно красив. Я вижу другие утесы, выше, тоньше и труднее для скалолазания, и лениво размышляю, забирались ли на них Джордж Мэллори, Гарольд Портер, Зигфрид Херфорд и Ричард Дэвис Дикон в те годы, после окончания Мэллори и Диконом Кембриджа в 1909-м и до начала войны в 1914-м.

Что касается меня, то я только что покорил одну-единственную валлийскую скалу, и больше не собираюсь в этом году – а может, и вообще. Очень весело, но одного раза достаточно – спасибо.

Приятно сознавать, что ты жив.

Насладившись видом и дав Жан-Клоду немного отдышаться, мы крепим веревки для спуска. Тот кусок, с помощью которого я поднимал Же-Ка, используя скалу как опорную точку для страховки, выглядит нормально, но мы прячем его в мой рюкзак, на крайний случай.

Спуск на веревке – это весело. В конце первого 80-футового участка мы раскачиваемся у гладкой поверхности скалы – в вертикальном положении, как маятники, – пока Жан-Клод наконец не хватается за край вертикальной трещины, по которой мы карабкались вверх, и останавливает наше движение. Секунду спустя он уже в трещине, упоры для ног и неровности которой мы запомнили при подъеме – одна надежная площадка на всей вертикальной трещине, – и еще через несколько секунд я присоединяюсь к нему.

Же-Ка завязал надежный узел для нашего спуска на двух веревках, поскольку застрявшая веревка, которую невозможно выбрать, может стать настоящим кошмаром на таком длинном участке, и для последнего отрезка нам нужно 160 футов веревки, два куска по 80 футов.

– Тяни веревку! – одновременно кричим мы с Жан-Клодом. Если потянуть не ту веревку, то хитрый узел, навязанный Же-Ка на петле, накинутой на камень, затянется, и нам придется трудно.

Я проверяю концы веревки, расправляю несколько небольших перекрученных мест и развязываю предохранительные узлы, которые мы навязали на концах волокон. Затем сильно тяну веревку – левую, о которой мы только что напоминали друг другу. Когда она приходит в движение и падает, я кричу: «Веревка!» Это и давняя привычка, и необходимость. Восемьдесят футов падающей веревки способны сбить скалолаза с узкого выступа, даже самого надежного.

Мы вытягиваем первый кусок и сматываем его, а затем я снова кричу: «Веревка!» – и стягиваю второй.

Ничего не застряло. Никакой мусор не свалился нам на голову. Мы поднимаем вторую веревку, сворачиваем ее, и Же-Ка начинает связывать их вместе своим безупречным узлом из арсенала «Гидов Шамони», которым всегда сращивает веревки.

Пять минут спустя мы уже на земле, тянем длинную веревку и отскакиваем в сторону, когда она со всего размаху шлепается на землю, поднимая в воздух пыль и сосновые шишки.

Вместо того чтобы, как положено, сразу же осмотреть и свернуть ее, мы оба идем к камню, у которого сидит Дикон и, похоже, спит.

Я не верю своим глазам. Мне казалось, что он будет наблюдать за нами на самых сложных участках подъема и на траверсе.

Разодранной теннисной туфлей я толкаю колено Дикона, чтобы привлечь его внимание.

Он сдвигает шляпу вверх и открывает глаза.

Я понимаю, что мой голос очень похож на рычание.