Большой космос (сборник)

На протяжении следующего часа экипаж «Диптиха» безуспешно пытался активировать звездолёт, который, в свою очередь, всячески сопротивлялся усилиям исследователей.

– Отбой, – сообщил Константин. – Полагаю, у нас ещё есть время, никуда этот звездолёт не денется. Утро вечера мудренее.

На обратном пути хрононавты увидели неясную тень, мелькнувшую в одном из боковых проходов.

– Мне показалось, или это питекантроп? – спросила Инга.

– Похоже на то, – ответил палеоисторик. – Неужели питекантропы способны пройти тест Тьюринга?

– Всё гораздо проще, чем вы можете себе вообразить, драгоценный профессор, – сообщил Мурзик. – Мы просто не закрыли за собой дверь.

В пещере, ведущей внутрь великой-скалы-шаманов-о-которой-рассказывают-легенды, жили духи. Только так Грбыр мог объяснить свечение-похожее-на-первую-зарю, исходящее из стен. Неслышно следуя за уродливыми-существами-шаманами-в-грубых-шкурах-без-меха, Грбыр впервые в жизни ощутил страх перед духами. Скорчившись в дальнем углу, он наблюдал, как шаманы камлают, тыкая белыми кривыми пальцами в горящие на стене искры. Что-то у них не получалось, потому-то камлание сменилось вялым переругиванием, после которого уродливые-существа-шаманы-в-грубых-шкурах-без-меха развернулись и пошли обратно. Грбыр едва успел спрятаться в боковом проходе. Когда чужаки скрылись из виду, Грбыр проследовал в большую пещеру с горящими на стенах искрами. Шаманы всех известных Грбыру племён приходили в места-где-собираются-шаманы, чтобы просить для своего племени удачной охоты и здоровых детей. Грбыр подумал, что он тоже теперь шаман, раз попал вглубь великой-скалы-шаманов-о-которой-рассказывают-легенды. Он подошёл к стене и нараспев продекламировал «Я хочу много еды и много женщин, я хочу быть главой великого племени, о котором сложат легенды. Я хочу попасть туда, где меня ожидает моё племя. Я нарекаю это место «эдемом».

Хрононавты уже отошли от корабля чужих, когда тот легко, словно ничего не весил, поднялся в воздух и медленно, словно нехотя, растворился в ночном небе.

– Что случилось? – выдавил Фёдор Игнатьевич, ошеломлённо глядя в небеса.

– Полагаю, коллега, встреченный нами питекантроп смог разобраться с управлением звездолёта и улетел к одной из обозначенных на карте звёзд, – сообщил Мурзик упавшим голосом.

– Но как ему это удалось?

– Вначале было Слово, – вздохнула Инга, запоздало осознав происшедшее. – Нужно было просто вербально произнести название звезды, куда мы хотим лететь, вместо того, чтобы как идиоты тыкать в него пальцами. И корабль отвёз бы нас туда, куда бы мы ни пожелали.

– Но откуда название звёзд знает питекантроп? – ошеломлённо спросил Константин.

– Он его не знает. Он его придумал, – ответила Инга.

По эту сторону Стикса

Смерть – это наши силы,
это наш труд и пот.
Смерть – это наши жилы,
наша душа и плоть.
Мы больше на холм не выйдем,
в наших домах огни.
Это не мы их не видим –
нас не видят они.

    Иосиф Бродский

1

Звёзды впрыгивали в объемлющую черноту пространства. Это напоминало субсветовую сварку, когда шальные фотоны вылетают из накопителя и, вспыхивая, отпечатываются на сетчатке. Если резко встряхнуть головой, точки превращались в тоненькие полоски. Космос жил своей жизнью. Было время, когда люди не понимали, что космос – лучший друг человека. Пустота пугала древних, отнимала у них силы, вытягивала энергию. А потом человек научился жить в пространстве. И стал свободен.

Пётр улыбнулся и перевёл взгляд на огромную тушу корабля, визуально казавшуюся больше планеты. Петру нравилась эта картина, нравилось ощущать себя одним из элементов этого величия. Транспорт галактического класса «Евразия» сам по себе не был маленьким – с поверхности планеты он выглядел крупнее звёзд первой величины. Но сейчас, когда Пётр скользил по мононити от ближайшей точки Ла-Гранджа, транспорт казался титаническим китом, попавшим в паутину космических лифтов. Внутренняя подсветка мононитей слабо мерцала на фоне бесконечного космоса. Когда три четверти пути были позади, Пётр переключил ложе на торможение. Слегка тряхнуло. Более опытные товарищи зачастую начинали торможение на четырёх пятых, но Пётр не любил выпендриваться. Лишние полчаса ничего не решат, а головная боль после перегрузки бывает всегда. Когда туша «Евразии» ударила Поля по ногам, он легко спрыгнул с ложа и шустро выскочил за красный круг, обозначающий начало мононити.