– Она по нашему-то шпрехает? – Зимин вынул из подсумка еще пару магазинов. Взял изоленту, подцепил грязным ногтем край.
– Она еще вас научит, товарищ прапорщик, – усмехнулся сержант.
– Ты, Старцев, не умничай, тебе не идет. Особенно со старшими по званию, – беззлобно ответил прапорщик.
– Да, я говорю по-русски, – ответила девушка. Чисто, без малейшего акцента. Посмотрела на сержанта и протянула пустую кружку. – Спасибо.
– Ты не афганка, так? – удивленно спросил прапорщик, посмотрев на ее мешковатое одеяние, затем в смуглое, красивое лицо.
– Нет, я таджичка.
– А что советская женщина делала в кишлаке, полном душманами? – подозрительно прищурился Зимин.
– Я медсестра. В кишлаке госпиталь был наш. Моджахеды пришли, советских всех вырезали, а меня местные спрятали. Потом десантники ваши появились, – она кивнула на сержанта. В ее больших черных глазах выступили слезы, она прикрыла лицо руками и беззвучно заплакала.
– Товарищ прапорщик, ну что за допрос? – вступился сержант. – Пусть отдохнет человек. Два часа сюда добирались по ущелью.
Зимин посмотрел на ее босые, изрезанные камнями, ступни.
– Ладно, – он ловко закинул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. – Накорми ее. И это, скажи каптеру пусть ей обувку выдаст. Сапоги поменьше подыщет, что ли… А как звать-то тебя, медсестра?
– Анзурат, – всхлипнула девушка.
***
Старшина почесал плешивый затылок.
– Да у меня и сапог-то нет таких. У тебя какой размер, красавица?
– Тридцать третий.
Старшина возмущенно посмотрел на сержанта.
– Старцев, здесь тебе что, «Детский мир»? Или у меня полный склад пинеток? Сорок первый – самый маленький!
– Ну, может газет напихать, а? – с сомнением ответил Старцев.
– В голову свою пустую напихай! Там, я вижу, пространства много! Соображаешь, нет? В кирзе не по размеру она за минуту ноги сотрет! Чистый наждак. Что, не мог женщину в обуви найти?
– А я что, женщин там искал?! – моментально завелся сержант, – Я ее из-под обстрела вывел. Сидишь тут, тащишься, а у меня трое «двухсотых» сегодня!
– Ладно-ладно, успокойся, – старшина примирительно поднял руки. – Есть выход.
Он скрылся под навесом из маскировочной сетки. Через минуту вышел с коробкой в руках.
– Дочери на рынке купил, в Кабуле. Хотел домой отправить, не успел. Вот вожу с собой. Тут правда тридцать шестой, зато легонькие.
Открыл коробку, вытащил неказистые тряпочные кроссовки.
– Адидас, что ли? – недоверчиво прищурился сержант.
– Ага, как же! Но в Союзе такие не меньше трешки стоят.
Протянул девушке.
– Носи, дочка.
***
– Мне бы ополоснуться, – тихо сказала Анзурат, едва они отошли от склада. Покраснела, еще крепче прижала кроссовки к себе.
– Сейчас организуем. Ты здесь постой, я мигом, – Старцев обогнул казарму и подошел к хлипкому дощатому строению, внутри которого слышались звуки льющейся воды и мужские голоса. Отогнул брезентовый полог, заглянул.
– Эй, воины! Вы тут долго еще?
– А что?
– Помыться хочу.
– Ну так мойся!
– Стесняюсь.
Десантники дружно заржали.
– Ребят, если серьезно, то у меня тут гражданская. Женщина. Душ принять человеку надо.
– А-а-а, это та, которую ты с кишлака привел? Слышали. Ладно, Старый, мы уже заканчиваем. Бойцы, давайте шустрее!
Через полчаса Анзурат, с мокрыми блестящими волосами, сидела в столовой. На дощатом, грубо сколоченном столе, дымилась миска с гречневой кашей, рядом стояла алюминиевая кружка с чаем. Сержант Старцев сидел напротив, дымил сигаретой и чистил автомат. Повар, розовощекий ефрейтор, крикнул.
– Эй, Старый! У меня галеты есть. И шоколад! Может девушка хочет?
– Конечно хочет! – Старцев покрутил в руке боек, подул на него. – Слушай, а почему я только сейчас узнаю, что у тебя есть шоколад? Жучара ты, Рассохин.
– А потому что у тебя нет таких красивых глаз, – парировал Рассохин и подошел к столу. Положил пачку галет, сверху маленькую плитку шоколада. – Угощайтесь, девушка.
Анзурат замерла и помотала головой.
– Спасибо, не надо, – улыбнулась она. – Мне каши достаточно. Очень вкусно, кстати! Ты хороший повар.
Рассохин просиял.
– Старый, ты слыхал? Хоть кто-то здесь оценил мои таланты! А вы все свиньи неблагодарные, все вам не то и не так!
– Ну почему сразу свиньи? – равнодушно пожал плечами сержант, отчаянно натирая ветошью пружину. – Мы обычно с большим удовольствием давимся тем, что ты готовишь. И даже не хрюкаем. Вот только меню твое разнообразием не страдает. Сегодня – гречка, завтра – перловка, послезавтра опять гречка, а послепослезавтра… ну ты понял. Тоска!
– А тебе здесь не ресторан. Давится он, видите ли… – обиженно протянул повар и вдруг осекся.