– Вот, пожалуйте, миледи.
Эрнест успел подкатить кресло, помог мне в него перебраться и повез к дому. После тепла машины морозный воздух казался особенно холодным. Он пощипывал щеки, проникал в легкие, влажным паром оседал на губах.
– Эрни, а кем именно работает лорд Давенпорт? – подтянув шарф повыше, спросила шофера.
– Милорд возглавляет один из отделов департамента внутренней безопасности, – ответил Эрни, и в его голосе прозвучала гордость.
Вполне оправданная, между прочим. Еще бы! Не каждому выпадает честь возить крутого босса.
Я собиралась продолжить расспросы, но Эрнест быстренько докатил меня до двери, нажал кнопку звонка, и с радостью передал «эстафету» дворецкому.
– Миледи, – неуверенно проблеял Петерсон, глядя, как я въезжаю в дом.
Дворецкий растерянно потоптался на месте, наблюдая за моими передвижениями, потер лысину и посмотрел по сторонам так, будто не знал, что делать, но потом сорвался с места, и кинулся за мной.
– Тут вас дожидаются, миледи, – торопливо доложил дворецкий и пояснил: – В гостиной.
– Кто?
В первую минуту я почему-то подумала о полиции, но Петерсон сумел удивить.
– Ваш родственник, миледи.
Родственник? Час от часу не легче.
– Что за родственник?
– Он не представился, сказал только, что у него к вам важный разговор.
– Давно пришел?
– Да уже с полчаса.
– И что ему нужно?
– Не могу знать, миледи.
Петерсон близоруко прищурился и нервно потер руки, а я снова подумала о том, что с прислугой нужно что-то делать. Если они так и будут бояться всего на свете, долго я не выдержу.
– Хорошо, я переоденусь и поговорю с ним, – как можно мягче сказала дворецкому, и отправилась наверх.
Меня подгоняла мысль, что визит неизвестного родственника вряд ли принесет что-то хорошее. Скорее, наоборот. Не знаю, откуда взялось подобное предчувствие, но в последнее время мне совсем не везло на приятные сюрпризы.
***
Когда я привела себя в порядок и спустилась в гостиную, мне навстречу поднялся невысокий щуплый парень в невзрачном коричневом костюме, и с потертой шляпой в руках. Судя по крою одежды, родственник Беллы не отличался большим достатком.
Благодаря недавней прогулке, я уже сумела понять, что богатые и знатные дарты не любят идти в ногу со временем, и выбирают одежду если не старинную, то довольно старомодную. А вот среди простых людей популярны вещи, напоминающие те, что носили у нас в начале двадцатого века. Обычные костюмы-тройки, длинные пальто, котелки или шляпы у мужчин, платья и юбки длиной до середины икры, и маленькие шляпки у женщин, а еще меховые накидки и объемные пальто, невысокие сапожки на каблучке-рюмочка и ридикюли на защелке.
– Леди Бернстоф, – быстро поклонился парень и поднял на меня грязновато-рыжие глаза.
Я не знала, как по-другому назвать их цвет. Может, ржавый?
– Мне сказали, мы родственники?
Я вопросительно посмотрела на гостя.
– Дальние, миледи, – немного застенчиво ответил гость и очень мило покраснел. – Моя матушка приходилась двоюродной племянницей леди Летиции. Ох, простите, забыл представиться. Эммануил Тернгоф, уроженец Карста, картограф.
Он снова поклонился, а я разглядывала узкое худое лицо, большой подвижный рот, русые, небрежно стянутые в хвост волосы, и думала о том, какая нелегкая принесла этого родственника, и что ему нужно. Правда, долго мучиться не стала, и задала вопрос вслух. Разумеется, смягчив его до нейтрально-вежливого.
– Понимаете, не так давно я получил вот это письмо, – Эммануил, которого я про себя окрестила Моней, достал из-за пазухи свернутую пополам бумагу и протянул ее мне. Длинные музыкальные пальцы гостя чуть дрогнули от волнения.
Я вгляделась в ровные строки с характерным наклоном влево.
– Его написала леди Бернстоф. Леди Летиция Бернстоф, – зачем-то уточнил Эммануил, покраснел еще сильнее и торопливо добавил: – Вот, изволите видеть, тут насчет флигеля, который завещала мне ваша тетушка. А это само завещание. Его я получил из конторы тера Барнау.
Мне в руки ткнулась очередная бумага.
Да, так и есть. Заверенная подпись, печати и имена свидетелей. На первый взгляд, не подделка. И что тут? «Моей племяннице, леди Изабелле Марии Аделаиде Бернстоф, завещаю особняк по улице Венге-роуд и пятьдесят редов земли, окружающих дом. Означенная леди Изабелла Мария Аделаида Бернстоф не должна менять правила, заведенные в доме и описанные ниже, и совершать какие-либо действия, могущие расцениваться как неуважение моей воли». А дальше шел список того, что запрещено. Согласно воле тетушки выходило, что половину комнат вообще нельзя открывать, а в остальных нужно оставить все, как есть, и не менять в течение трех лет со дня смерти леди Летиции. Очень странное правило. Так, что тут еще? Вклады в банке, ценные бумаги, доходные дома в Бреголе и Эрголе. Ага, опекун. До совершеннолетия Беллы он несет за нее полную ответственность, и любое ее решение принимается только с его одобрения.
В общем, золотая клетка. Дом есть – а менять ничего нельзя. Деньги имеются – а без опекуна мне их не получить. Еще и Моня этот… Надо бы у Давенпорта узнать, что он за птица такая.
Я снова просмотрела завещание. Да, вот тут все, черным по белому – «Флигель и прилегающая к нему территория в пять редов передаются в пожизненное владение моему родственнику Эммануилу Тернгофу. После его смерти дом возвращается во владение леди Изабеллы Марии Аделаиды Бернстоф или, в случае смерти моей племянницы, ее наследникам». Получается, Моня не может ни продать, ни как-то иначе распорядиться наследством?
– Петерсон!
Я повернулась к двери, за которой мялся дворецкий. Старик сделал крошечный шаг и замер на пороге.
– У нас есть флигель?
– Да, миледи.
– И где он?
– В конце сада, миледи.
Петерсон с непонятной опаской посмотрел на меня, перевел взгляд на Моню и суетливым движением одернул сюртук.
– И что, он пригоден для жилья?
– Туда давно никто не заходил, миледи, но хозяйка знала, что делала, коли отписала дом молодому господину.
Ишь ты, уже господином признал! На меня, так косится, а к этому… ржавому сразу любовью воспылал.
– Леди Бернстоф, вы не подумайте, я ни на что не претендую, – вмешался в разговор Моня. – Если бы не этот перевод… Понимаете, я картограф. Ах да, я уже говорил. И тут предложение – в саму императорскую академию! Разве я мог отказаться?
Моня сыпал словами, торопился, проглатывая их окончания, а я смотрела на него и пыталась сообразить, о чем он говорит.