Охота на мудрецов. Неизданное
– Столько крови потеряла.
– При таких ранах нормально, – пытаюсь успокоить, но слова сложно подобрать, – крупные сосуды не задеты, остальное я зашью.
Генерал кивает и промакивает волосы Дэлии полотенцем. Молча и сосредоточенно, как механоид на марше в режиме автодвижения.
– Наилий, ты сам как?
– Нормально.
По мутному и пустому взгляду понимаю, что ушел в себя. Не первый раз мне ассистирует, но никогда прежде на брезенте посреди равнины не лежала любимая женщина. У любого руки затрясутся и выдержка тут не при чем.
– Ты можешь подождать в машине, я один справлюсь, – осторожно предлагаю ему, а Наилий резко мотает головой.
Не знаю, какая буря у него сейчас внутри, но могу представить. Помню, как я впервые вынимал пули из майора Лара, зная только в теории, как это делается. Его трое держали, чтобы не дергался и не мешал. Молчал Наилий, только со свистом тянул воздух носом и скрипел стиснутыми зубами. Наркоз? Не было его тогда. Из инструментов пинцет и швейная игла. Я тащил пулю и думал, что лучше бы он орал и проклинал меня, может быть, тогда сделалось легче. Комбинезон на мне насквозь промок, пот заливал глаза, хотя в заброшенном амбаре на краю полей Эридана гулял ледяной ветер. Пальцы скользили по крови, пинцет срывался в ране с куска металла, а я думал, что причиняю больше боли, чем самый безжалостный враг.
– Держись, Ваше Превосходство, – шепотом говорю ему, – страшно только в первый раз. К этому нельзя привыкнуть и перестать думать, что ранен кто-то из близких, но ты сейчас и Дэлии, и мне нужен спокойный.
– Знаю, – медленно кивает генерал, – и спасибо, что ты здесь.
Я не мог иначе. Никогда не умел.
– Приступаем, – бормочу под нос и беру инструменты.
Всегда завидовал четырехруким гнарошам, вот у кого проблем у операционного стола нет. Иглодержатель в одну, пинцет в другую, ножницы в третью и зажим с томпоном в четвертую.
Забываю в такие моменты, где я и что творится вокруг. Звучат ли выстрелы или надрывно гудят двигатели техники. Мир сжимается до маленького участка тела пациента и нитки с иглой. Четыре узла на каждый стежок.
– Режь, – говорю Наилию и вижу, как он щелкает ножницами.
Едва убирает, как я снова оттягиваю край раны пинцетом, чтобы уколоть хирургической иглой четко под углом в девяносто градусов. Руки давно работают отдельно от головы, наматывая два витка на иглодержатель и захватывая короткий конец нити. Так быстро, что не уследить.
– Режь.
Нельзя не ускоряться, не замедляться, иначе собьешься с отработанных движений, и нить запутается. Четко, как робот-манипулятор, думая только о том, где сделать следующий стежок.
– Режь.
Филин рвал когтями руки Дэлии, не заботясь об аккуратности и красоте. Нападал несколько раз, где-то цепляя поверхностно, а на правом предплечье глубоко вонзившись в мышцу. Чудом ничего важного не задел.
– Режь.
Добираемся до затылка, убрав несколько прядей волос. Длинный порез нужно стежком прихватить. Заканчиваю и убираю инструменты обратно в медицинский кейс, пока Наилий кутает свою женщину в одеяло. Теперь желательно сбежать из сектора, чем быстрее, тем лучше.
Наилий
Подготовился Агриппа к встрече. Мост перекрыл, снайперов по вышкам рассадил, и, наверняка, с тыла заходят другие броневики, чтобы зажать нас в тиски. Качает хозяин сектора мускулами, демонстрирует огневую мощь. Команду стрелять по нам до сих пор не отдал, значит, Дэлия нужна живой, иначе взорвали бы ракетой с катера, не устраивая ловушку на мосту.
Сам-то где? Не верю, что в штабе отсиживается, слишком крупного зверя загоняют его охотники, как такое пропустить?
– А вот и Его Превосходство, – сообщает Публий, так же как я, замечая выходящего из машины Друза. – Лично явился. Почетно.
– Более чем.
Вешаю гарнитуру на ухо и вызываю с планшета Рэма:
– Майор, тебе сейчас Публий координаты пришлет. Снимайся с места. Отбой.
Патрульные катера давно в воздухе и доберутся до нас быстро, группу будет тормозить тяжелый транспортник, загруженный техникой и личным составом, как на полноценную зачистку небольшого поселения. Бойцы уверены, что идут внеплановые учения, и мне по-прежнему не хочется открывать огонь на собственной планете. Сотни циклов берегли внутренний покой, чтобы развязать войну из-за нашей с Друзом ненависти?
Из-за тройки, нужно быть честным. Ради будущего господства и слома системы под себя. Друз мечтает стать императором, всегда этого хотел, а я снова рискую оказаться в положении, когда чтобы выжить самому, придется расправляться с ним.
И чем дольше мы будем оттягивать момент, тем больше соберется вокруг невинных и непричастных. Система пойдет в разнос, закручиваясь вокруг нас, как возле полярных полюсов. Напряжение достигнет пика и грянет взрыв, погребая под обломками большую часть населения планеты. Но это все далеко и маловероятно, а пока есть машина в ловушке посреди трассы четвертого сектора, испуганная Дэлия, прижавшаяся ко мне, и Агриппа, запутавшийся, чего он хочет сильнее: сломать и подмять под себя тройку или уничтожить меня. Зато я четко знаю, чего хочу.
Достаю из-под сидения посох и открываю дверь машины, а Дэлия хватает за рукав:
– Ты куда?
В глазах столько страха, будто я шагаю в бездну. Вопросы у меня к Агриппе, которые можно решить только поединком. Нельзя безнаказанно насиловать чужих женщин, даже когда это спектакль. Если не успею до прилета моей группы отбить Друза в кровавый фарш, то хотя бы шипами достану.
– Тянуть время, – улыбаюсь я в ответ и, аккуратно убрав с рубашки пальцы Дэлии, выхожу из машины.
Дождь усиливается. Тяжелые капли бьют по плечам и голове, вода затекает за шиворот, прокатываясь ледяным прикосновением по позвоночнику. Я в гражданке, но бойцы из охраны Агриппы узнают чужого генерала и бросаются к своему командиру. Друз тормозит их жестом, и я снова улыбаюсь. Верно, это наш разговор.
– Наилий, какая встреча, – приветствует Агриппа, перекрикивая ураганный ветер, – разве я приглашал тебя в свой сектор?
Нет, конечно. Инструкция не ограничивает мои передвижения по материкам, но негласные правила хорошего тона запрещают генералам появляться в секторе без приглашения хозяина. Такая наглость равносильна тому, что я бы ночью вломился в чужой дом, да еще и привел с собой вооруженную толпу.
– Я приехал забрать то, что принадлежит мне, – кричу в ответ под отблеск молнии, и последнее слово тонет в раскатах грома.
Друз спускается с моста, открывая на ходу посох в боевое положение. Бойцы замирают в предвкушении интересного зрелища, а кто-то украдкой достает планшет с видеофиксацией, чтобы было, чем потом похвастаться перед сослуживцами. Не каждый день генералы сходятся в поединке посреди дороги под дождем без церемоний и ритуалов. В кровь и насмерть.
Открываю свой посох, с тихим, неслышном на ветру шорохом, выдвигая шипы, и завожу оружие за спину. Друз смотрит не на меня, а в машину Публия, где на заднем сидении сжалась в комочек от страха Дэлия. Во взгляде Степного ястреба столько похоти, что я вскипаю от выброса адреналина. Друз облизывается, как хищник на добычу, и заявляет:
– Уже не принадлежит.
Вспышка ревности превращается в ярость, волна дрожи катится по телу. Агриппа такое же генетическое чудовище, как я, идеальный солдат и хитрый полководец. Я на его территории один в поле, надеясь, что патрульный катер успеет подцепить лебедкой и унести отсюда машину с Публием и Дэлией. И я обязан не просто выстоять, а победить. Три дня пил Шуи, пока Друз жил нормальной жизнью и тренировался. Сам на себя бы не поставил, но мое адреналиновое проклятие весьма полезно в бою. Не только генерала Гора сейчас можно назвать больным ублюдком.
Последние мысли исчезают под первые взмахи посохов. Рефлексы не подводят, адреналин поднимает скорость реакции к привычным вершинам. Металл в полете разбивает капли воды, швыряя их в противника. Звон ударов отдается эхом в голове, и я перестаю ощущать холод. Это не посох в моих руках – оружие, а я. Безжалостное и бездушное. Правила поединка, разрешенные приемы и расшаркивание с противником важны только сопливым кадетам после училища. Чем выше цена проигрыша, тем меньше морали в голове.
Друз давно не помнит приемов мастера и, так же, как я, не стесняется делать подножки, бить в пах, горло и по глазам. Первый удар пропускаю в спину на противоходе, чувствуя обжигающее касание острых шипов. Мокрая от дождя рубашка пропитывается кровью, и я достаю Агриппу ударом в грудь. Он резко выдыхает и делает шаг назад, на мгновение теряя инициативу. Мне хватает этого, чтобы развить атаку, но увлекаюсь цепочкой и пропускаю хитрый контрудар. Друз рисует на мне полосы, разрывая ткань рубашки. Отступаю, успев заметить, что красный автомобиль Публия еще тут. Не успел, не получилось. Теперь ничто не мешает бойцам Агриппы выкрасть Дэлию из машины. Рассыпаюсь от мыслей, теряю концентрацию, и Друз сбивает мне дыхание еще двумя ударами. Тело звенит от напряжения, мой предел далек, но времени мало. Не закончу сейчас, не за что станет сражаться.
Теряю инстинкт самосохранения и бросаюсь в атаку. Простую, бесхитростную, но неожиданную. Посохи звенят, я впечатываюсь в Друза и бью локтем в переносицу. Чувствую, как слабеет хватка противника. Агриппа теряет сознание и падает на дорогу. Под выдохи и шепот своих бойцов, вспышки молний и раскаты грома. А я поднимаю глаза и вижу, как небо закрывает крылья тяжелого транспортного катера. Патрульных рядом семь, а не пять, успел Рэм подтянуть резервы. Охрана Друза дергается и нервничает, но подойти не решается. Мы оба живы, поединок продолжается.
Агриппа открывает глаза и с трудом приходит в себя. Хороший удар, качественный. Генерал не может подняться, усугубляя позор от своего падения. Нет удовольствия в том, чтобы добивать лежачего, а нашу схватку нельзя закончить здесь и сейчас.
– Мне не нужна твоя смерть, – говорю ему и протягиваю конец посоха, – только моя женщина.
Друз изучает меня мутным взглядом, струи воды стекают по лицу с мокрых волос. Я жду нападения вместо ответа, но он умудряется думать, не смотря на сотрясение.
– Ты упрямый засранец, Наилий, – говорит генерал Гор и хватается за посох, поднимаясь на ноги, – настолько, что готов был сдохнуть из-за женщины, а теперь решил поиграть в благородство? Может, разрубим Мотылька пополам? Тебе ведь нижняя часть нужна вместе с тем, что между ног, а мне верхняя.
Друз крепко держит оружие, а я игнорирую провокацию. Над нашими головами зависает транспортник, обдувая горячим ветром. Мой весомый аргумент.
– Я сейчас сяду в машину, и мои бойцы лебедкой втянут её в брюхо транспортника. Иначе оттуда спустится десант, и ты, как минимум, лишишься охраны, а, как максимум, у четвертого сектора будет новый хозяин. Решай, стоит ли этого одна женщина.
Друз давно решил, но не мог сдаться быстро. Даю ему еще несколько мгновений и вижу, как молча кивает, отпуская посох. Нажимаю на кнопку, складывая оружие.
– Мудрец-тройка стоит многих жизней, но не моей, ты прав, – усмехается генерал Гор, – она уже один раз сбежала от тебя, и повторит этот трюк. Мотыльки летят не только на свет лампы, но и в открытое пламя.
Подходит вплотную так, что между нами остается тонкая завеса дождя и шепчет:
– Прямо в бездну, как принято у мудрецов. Ты все равно проиграешь, Наилий.
– Посмотрим, – выдыхаю ему в лицо и отворачиваюсь.
Откат от адреналина накрывает с головой до шума в ушах, я будто снова напился Шуи, и ноги скоро начнут заплетаться. Дождь стихает, выливая остатки воды и успокаивая разгоряченное тело. Дергаю за ручку двери автомобиля и ныряю внутрь, где тепло и пахнет моей женщиной.
Она встречает широко распахнутыми глазами и несмело тянет руки.
– Почему не уехал, Публий? – хмуро спрашиваю капитана, устраиваясь на сидении, и захлопываю дверь.
– Виноват, Ваше Превосходство.
– План тот же, ждем лебедку и в катер.
– Ты ранен?
– Царапины, – отмахиваюсь от него и стаскиваю рубашку. Вода капает с волос на плечи, попадает в порезы и окрашивается алым. Обожание во взгляде Дэлии окутывает теплом. Она забирает мокрую ткань и аккуратно вытирает с меня кровь. Нежная, заботливая, родная. Сотню раз простил и возненавидел, а отпустить больше не смогу. Из когтей бездны вырву, всем демонам там крылья оборву, лишь бы видеть каждый день любимую женщину рядом.
– Летим домой, – шепчу ей и целую, упиваясь почти забытым вкусом губ. Сжимая в объятиях так, чтобы не осталось воздуха, кроме моего дыхания. Мир исчезает и рождается заново. Я давно твой Дэлия, стань моей.
Глава 12. «Прости меня»
Дэлия
Из грузового отсека транспортного катера рядовые спускают тросы лебедки, и Публий с Наилием цепляют их на автомобиль. Путешествие вверх напоминает аттракцион в парке. Дух захватывает от высоты, и я никак не могу отлипнуть от стекла, разглядывая, как равнина четвертого сектора остается внизу вместе с застывшими на месте охранниками Друза. В спасение до сих пор не верится, а воспоминание о поцелуе Наилия я украдкой облизываю с губ. Рубашку с прорехами генерал надевает обратно, ворча, что на красной ткани пятна крови не так заметны. Мокрые от дождя волосы еще не высохли, а Наилий уже успевает переговариваться с офицерами по гарнитуре. Я с ужасом жду момента, когда он достанет планшет и откроет почту. Видео легко может перечеркнуть мое признание и перевернуть все с ног на голову. С ревнивым параноиком живу и знаю об этом.
Машина плавно покачивается из-за ураганного ветра и, втянув внутрь, нас еще какое-то время ловят крючьями на длинных палках. Возле люка катера собирается пугающе много военных, а я кутаюсь в одеяло, переживая, как пройду мимо них в таком виде. Да еще и босая.
– Публий, а у тебя запасной обуви нет? – спрашивает Наилий, и я с надеждой смотрю на медика.
– Только бахилы в кейсе, найдешь сам?
Генерал опускает спинку сидения, открывая доступ из салона к багажному отделению. В медицинском кейсе действительно есть бахилы и операционная накидка. Легкая и почти прозрачная, нет смысла ее надевать, лучше уж в одеяле.
– Придется в бахилах, – морщится Наилий, – потерпи, все равно, как прилетим, в капсулу ляжешь, снова раздеваться придется.
Киваю, соглашаясь, и быстро обуваю синтетические мешки на резинках. Смешно в них выгляжу до икоты. Но мне с психиатрическим диагнозом можно. Жаль, что военные таких нюансов не знают и будут смотреть не на мудреца, а на любовницу генерала. Бездна, я опозорю любимого мужчину!
В гигантском грузовом отсеке тяжелого транспортного катера остро пахнет машинным маслом и отработанным топливом. Полукруглые ребра жесткости корпуса напоминают скелет огромного морского млекопитающего. Меня словно проглотили вместе с красной машиной Публия, черными внедорожниками, двумя легкими катерами и толпой вооруженных цзы’дарийцев. Мужчины вполголоса переговариваются, но стоит Наилию выйти из машины, замолкают и выстраиваются живым коридором. Из люка в потолке по узкому трапу спускается капитан. От неловкости мне кажется, что все смотрят не на генерала, а на меня. И одеяло постоянно норовит упасть.
– Ваше Превосходство, – приветствует офицер.
– Капитан Крон.
Наилий держится уверенно и с достоинством, не смотря на рваную рубашку и трехдневную щетину. А я краснею и бледнею под взглядом офицера. Догадываюсь, о чем может подумать, увидев мои голые ноги и растрепанные волосы. Улыбку на тонких губах капитан старательно прячет.
– К обеду будем на месте, – докладывает он и, посомневавшись мгновение, добавляет, – прекрасный бой, Ваше Превосходство.
– Все видели? – мрачнеет генерал, и я чувствую, как напрягается, вытягивая спину еще сильнее. – Заснять успели?
– Никак нет, Ваше Превосходство, никаких записей! – капитан округляет глаза и сразу становится ясно, что притворно, а потом оборачивается ко мне.
– Дарисса Дэлия, – подсказывает Наилий.
Офицер протягивает руку, ожидая, что я вложу в ладонь свою для поцелуя вежливости. Игнорировать жест нельзя, поэтому я долго выпутываю из складок одеяла перебинтованную руку под очень пристальным и крайне внимательным взглядом.
– Вас можно поздравить со спасением, дарисса Дэлия? – улыбается капитан и легко касается поцелуем моей ладони там, где нет пластыря.
Молчу не от смущения, а потому что не знаю, как можно ответить. За то время, пока была военной тайной, я привыкла, что у военных любая мелочь может сойти за разглашение информации. Насколько капитан посвящен в детали?
– Можно, – отвечает вместо меня генерал и обнимает за талию. – Кабина сопровождающих свободна?
– Конечно.
– Капитан Назо? – зовет Наилий медика, но он качает головой, не вставая с водительского сидения:
– Я здесь останусь, Ваше Превосходство.
Наилий кивает и разворачивается вместе со мной к хвостовой части транспортника. Теперь точно все смотрят на меня, и я, пунцовея от стыда, пытаюсь сбросить руку генерала. Но на удивление в глазах рядовых нет насмешки или осуждения. Только интерес и радость.
– Здесь еще ни разу не было женщин, – шепотом рассказывает Наилий, провожая к трапу. – Просто привести любовницу дурной тон, но спасти ее из беды – поступок. Поэтому можешь не краснеть.
Стараюсь, хотя рука генерала на талии весьма однозначный жест. Так хищники метят территорию, а мужчины обозначают свою собственность. Сейчас это приятно, и я расправляю плечи, поднимая взгляд. Тяжелый разговор о моем бегстве из особняка Наилия еще только предстоит, и не менее сложный о произошедшем с Агриппой. Не знаю, как буду оправдываться, найду ли слова, чтобы вымолить прощение. Отношение генерала дарит надежду на лучшее, но это на глазах у посторонних, а между нами был единственный поцелуй в машине. Чувствую себя нашкодившим ребенком и жду, когда поставят в угол. Наилий обязан меня наказать. Запрет в особняке? Надолго? Навсегда?
Рядом с любимым мужчиной бросает то в жар, то в холод. Хочу забраться к нему на колени и обнять, положив голову на плечо. Приехал за мной, с боем увез обратно, поцеловал, ни одного упрека я так и не услышала. Не заслужила такой доброты. От раскаяния муторно и страшно. Во рту привкус горечи, а на глазах собираются слезы. Трап в кабину сопровождающих расплывается до нечетких пятен, промахиваюсь ногой мимо перекладины и чуть не падаю, но генерал ловит.
– Осторожнее, держись руками за перекладины, чтобы легче стало забраться.
Вздыхаю, торопливо утирая не выступившие слезы, и медленно карабкаюсь наверх. Потолок в кабине полукруглый и низкий. Почти касаюсь макушкой ламп освещения и, не глядя, усаживаюсь на ближайшее кресло. Здесь явно отдыхают между вахтами. На столах деревянные доски для игры в Шу-Арлит и пахнет печеньем. Но от аромата сладости меня тошнит, и живот скручивает спазмом.
– Наилий, – зову генерала, не в силах больше откладывать разговор, – прости, пожалуйста, я глупо поступила. Ни одна Великая Идея не стоит того, чтобы потерять тебя.
Он садится в кресло напротив и складывает руки на столе в замок. Внимательный, сосредоточенный, будто знает, что хочу сказать, ждет, а мне каждое слово дается с трудом. Через прорехи в генеральской рубашке видно белый пластырь. Царапины на теле заживут, а другие раны? Те, что причиняют боль и жгут обидой, стоит вспомнить, как я отвернулась, наплевав на обещание не уходить никогда.
– Я бесконечно виновата, что бросилась неизвестно куда, не поговорив, не объяснив и не выслушав тебя. Дала волю придуманной обиде и незаслуженно сделала тебя врагом. Прости, пожалуйста. – Теперь глотаю настоящие слезы и держусь изо всех сил, но признание само рвется с языка. – Я люблю тебя, Наилий, хоть и не имею больше на это права. Ты можешь выставить меня за дверь, едва доберемся до особняка, я заслужила…
Он встает с кресла, как мне кажется, чтобы уйти, и это словно ударом выбивает слезы. В рыданиях невозможно говорить, мысли рассыпаются. Я все испортила! Не жалости к себе хотела совсем. Не выношу шантажа слезами, а они все катятся и катятся по щекам.
– Тише, – шепчет генерал, садясь на подлокотник кресла и водя рукой по моей спине, – никуда я тебя не отпущу.
Убираю руки от лица и пальцами стираю с ладоней соленую воду, а Наилий обнимает, целуя в макушку, а потом в висок.
– Родная, я давно простил, только больше так не делай, пожалуйста.
Трусь щекой о его колкую щетину и болезненно всхлипываю, прогоняя остатки истерики. Жар накатывает волнами, а слабость вот-вот утянет в черноту обморока. Цепляюсь за генерала с отчаянием спасенного, целую, не видя, куда попадают губы. Я искала тайну Вселенной, не зная, что она уже со мной. Ароматом апельсинов и хрупкостью эдельвейсов, жаром утонувшего в океане светила и звенящим холодом вечных ледников. Никогда мне не будет нужен никто другой. Мое чудо, моя жизнь и любовь. Наилий.
Глава 13. Доверие
Наилий
Вожу пальцами по стеклянным створкам медицинской капсулы, рисую Дэлии глифами просьбу отдохнуть, а она кивает и улыбается. Связана по рукам и ногам, перетянута ремнями и стыдливо прикрыта салфетками. На ней столько белого, что мне кажется, одета в погребальное платье. Ассоциация идет холодом по спине, и я заставляю себя смотреть не на перебинтованное тело, а в глаза и на улыбку. Несуществующий ветер с равнины четвертого сектора приносит эхом воспоминания о лодке, укрытой брезентом. Мой страх потерять Дэлию настолько велик, что я верю любой фантазии. Слишком много монет положил на лбы мертвых друзей в дар несуществующим богам. Себя в саркофаге представляю реже, чем Марка, Аттию, Публия, мастера. Болью, как ножом, вырезаю шрамы от будущих ран. Мечтаю уйти первым и не видеть смертей близких. Никто не вечен, но впервые я прошу Вселенную отложить этот миг, чтобы, как можно дольше смотреть в глаза любимой женщине.
– Спи, – говорю ей, а сам кладу голову на руки, вдыхая запах свежевыглаженного комбинезона.
По дороге сюда заезжали в генеральный штаб, я побрился, переоделся и забрал у Флавия одежду для Дэлии. Либрарий все пытался напомнить о службе, но не решался, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Я промолчал и теперь совесть грызла за это. Планшет в кармане комбинезона, там сотни неоткрытых писем в почте, а я взгляд не могу оторвать от Дэлии. За дверью раздаются тихие шаги. Поднимаюсь на ноги, убирая локти с капсулы. Публий увидит, будет, как всегда, ворчать.
– Наилий, пойдем, ты мне нужен, – заявляет военврач с порога, а я прикладываю палец к губам, требуя тишины.
Привычка и только, Дэлия не слышит нас. Публий реагирует на жест и переходит на шепот, тоже забыв про звукоизоляцию медкапсулы:
– Тебе поесть нужно, а то самого придется в капсулу рядом укладывать.
Пытаюсь отказаться, мотая головой, но осмелевший медик, наплевав на уважение к званию, берет меня за локоть и тянет.
– Стоп, – осаживаю его, выдергивая руку из хватки, – я никуда не пойду. Дэлия столько вытерпела сегодня, от меньшего кошмары мучали до удушья. Я рядом должен быть.
Публий замирает, задумчиво постукивая планшетом по бедру. Знаю, что проблема слишком реалистичных снов не решается быстро. Нет от нее лекарств, и тот факт, что полукоматозная пара разлучена и более не опасна, утешает слабо. Дэлия и без них кричала и металась в бреду.
– Во-первых, автоматика капсулы не даст ей задохнуться, – отвечает военврач, – а, во-вторых, можно еще кое-что попробовать. У сна пять стадий. От дремоты со сноподобными галлюцинациями до быстрого сна с самыми яркими и запоминающимися кошмарами. Снотворное не спасет, но есть другое средство.
Склоняю голову на бок и терпеливо жду разъяснений, но Публий, ни слова не говоря, уходит. Тьер, иногда медики со своим странностями слишком сильно напоминают мудрецов. Оснастил ему здесь несколько лабораторий, так теперь Назо не только в операционной пропадает, но и с лаборантами в ночные ходит. Не отвлекает никто, думается лучше. Рассказывал уже, что подняли старые записи об анабиозе, состав главного препарата воспроизвели, и сейчас медики Сципиона перенастраивают медкапсулу на новые параметры. Я не люблю отложенные на потом проблемы, но если иначе не получается, то стоит ввязаться в авантюру.
Публий возвращается с инъекционным пистолетом в руках и решительно подходит к медкапсуле с Дэлией.
– Это что? – с подозрением спрашиваю, пока он открывает шлюз для подачи лекарств.
– Экспериментальное снотворное. Побочная ветвь от разработки технологии анабиоза. Стадию клинических испытаний прошли, а в серию не запустили. Разбудить от этого снотворного невозможно. Тихо, не нервничай, его опробовали на добровольцах. Спят крепко и никаких снов не видят. Вообще.
Манера Публия экспериментировать на всех подряд раздражает, но такая наглость дает плоды. Разжимаю кулаки, глядя на то, как военврач заряжает лекарство для внутривенного введения и говорит:
