Жена чайного плантатора

Помимо лабрадора, она обнаружила в доме двух молодых спаниелей Боббинс и Спью, с которыми сразу подружилась, часами бросала им палку и гуляла с ними по округе. Сейчас обе собаки семенили за ней по коридору, и Гвен вернулась мыслями к Лоуренсу. Она втянула ноздрями воздух и сжала губы. Что сказать Фрэн, которая могла появиться в любой день? Ей с трудом удается вынудить мужа заняться с ней любовью, несмотря на все старания. До свадьбы, когда они рассуждали о детях, Лоуренс говорил: чем больше, тем веселее, по крайней мере пять. И, вспоминая восхитительное время, проведенное в Англии и в отеле по приезде, она не могла понять, что пошло не так.

Приближалось время обеда, и Гвен решила сразу после еды заманить Лоуренса в свою комнату и потребовать объяснений. Сегодня у него выходной, так что он не сможет отговориться, ссылаясь на работу.

И вот после обеда, как только они вытерли рты вышитыми льняными салфетками, Гвен встала и протянула руку к мужу – ей до боли в пальцах хотелось прикоснуться к нему. Он взял ее руку, и Гвен потянула его к себе, заметив, что ладони у него холодные. Потом она склонила набок голову и захлопала ресницами:

– Пойдем.

В комнате она закрыла ставни, оставив окно открытым, чтобы оттуда шел воздух. Лоуренс стоял абсолютно неподвижно спиной к окну, они молча смотрели друг на друга.

– Я на минуточку, – сказала Гвен.

Лицо Лоуренса ничуть не изменилось.

Она вошла в ванную, скинула с себя платье, отстегнула шелковые чулки и спустила их – в цейлонской жаре корсет Гвен перестала носить еще до того, как сошла с корабля, – потом сняла кружевную французскую сорочку и такие же трусики, за ними – подвязки и серьги, только нитка жемчуга осталась висеть у нее на шее. Совершенно голая, если не считать жемчуга, она посмотрелась в зеркало. Щеки ее раскраснелись от трех бокалов вина, а губам она добавила цвета, чуть коснувшись их помадой «Персидский румянец». Глядя на себя в зеркало, она размазала помаду пальцем, а потом немного потерла шею. Амуниция – вот как называла Фрэн косметику.

Лоуренс сидел на постели с закрытыми глазами. Гвен подошла на цыпочках и остановилась перед ним. Он не шевельнулся. Она слегка наклонилась к нему:

– Лоуренс?

Когда ее грудь приблизилась к его лицу, он взял Гвен руками за талию и мгновение держал на расстоянии вытянутых рук, потом открыл глаза и посмотрел вверх. Она наблюдала, как он берет в рот ее сосок, чувствовала, что у нее сейчас подкосятся колени, и едва не лишилась чувств от охватившего ее трепета, который усиливался тем, что Лоуренс следил за всеми переменами чувств, отражавшимися на ее лице.

Они постояли так некоторое время, потом он отпустил ее. Когда он скинул обувь, отстегнул подтяжки, снял брюки и нижнее белье, у Гвен захолонуло сердце. Лоуренс толкнул ее спиной на постель, взгромоздился сверху и пристроился поудобнее. Волоски на затылке Гвен встали дыбом. А когда он вошел в нее, она ахнула от ощущения, которое заставило сердце колотиться о ребра и, казалось, лишило ее способности дышать. Возбужденная до полной потери сдержанности, Гвен впилась пальцами в спину мужа. Но вдруг что-то изменилось; глаза Лоуренса остекленели, и он задвигался очень быстро. Она добивалась этого, но теперь не могла поспеть за ним, связь между ними внезапно оборвалась, и это ощущалось как нечто неправильное. Почему он внезапно впал в это странное состояние, словно отрешился от нее и то, что он делает, не имеет к ней никакого отношения? Гвен попросила его сбавить темп, но он ее не слышал, а через несколько секунд застонал – и все кончилось.

Лоуренс приподнялся на руках и отвернул от нее голову, восстанавливая дыхание.

Пару мгновений они молчали, пока Гвен боролась со своими чувствами.

– Лоуренс?

– Прости, если я сделал тебе больно.

– Ты не сделал. Лоуренс, посмотри на меня. – Она повернула его голову к себе. По правде говоря, он причинил ей боль, немного, но все же, и, шокированная пустотой, заполнившей его глаза, Гвен едва не расплакалась. – Дорогой, объясни мне, в чем дело. Прошу тебя.

Она хотела, чтобы он сказал что-нибудь, все равно что, лишь бы это вернуло его к ней.

– Я чувствую себя так… – (Гвен ждала.) – Из-за того что мы здесь, – наконец продолжил Лоуренс и посмотрел на нее с таким убитым видом, что ей захотелось его утешить. Он взял ее руку, повернул ладонью вверх и поцеловал в самую серединку. – Дело не в тебе. Ты очень дорога мне. Прошу тебя, поверь.

– Тогда в чем?

Лоуренс отпустил ее руку и покачал головой:

– Прости. Я не могу этого сказать. – Он быстро натянул на себя одежду и ушел.

Совершенно ошеломленная, Гвен, чувствуя, что сердце у нее вот-вот разорвется от такой перемены в муже, рванула нитку жемчуга на шее. Застежка сломалась, и жемчужины со звонким стуком раскатились по полу. Почему он не может? Она так хотела его и, уверенная во взаимности их любви, поставила все на роль верной жены и матери. Гвен знала, что Лоуренс хотел ее, правда хотел, – достаточно вспомнить, каким он был в Коломбо! Но, пройдя весь этот путь, она теперь не знала, куда повернуть.

Должно быть, Гвен уснула, потому что не слышала, как в комнату вошла Навина, и, открыв глаза, подскочила, увидев сидевшую на стуле у ее постели сингалку. Мягкое округлое лицо старой айи было спокойно, на коленях она держала кружку, а все жемчужины были собраны в стоявшее на прикроватной тумбочке блюдце.

– У меня есть лимонад, леди.

Выражение темных глаз айи было таким добрым, что Гвен залилась слезами. Навина протянула к ней руку и легонько коснулась кончиками пальцев ее предплечья. Гвен уставилась на морщинистую руку старухи, она выглядела такой темной на фоне белизны ее собственной кожи. Навина смотрела на свою госпожу глазами, полными извечной мудрости, и Гвен была тронута невозмутимым спокойствием этой женщины. Ей хотелось, чтобы Навина обняла ее и нежно погладила по волосам, но она вспомнила совет Флоранс Шуботэм: «Лучше не сближаться слишком сильно со слугами» – и отвернулась.

Немного позже Гвен захотелось выбраться из дому, чтобы спасти хотя бы часть дня. Она быстро оделась, хотя это не помогло ей унять сумятицу мыслей. Не забыв на этот раз шляпу, она решила узнать, что находится за высокими деревьями сбоку от дома. Было тихо. Уплотнившийся в густом предвечернем зное воздух застыл в ленивой неподвижности. Даже птицы задремали и смолкли, слышалось только монотонное гудение насекомых. Гвен вышла через заднюю дверь и прогулялась вдоль озера. Насколько хватало глаз, его накрыло бледно-лиловым туманом. Лоуренс разрешил ей купаться, но только под присмотром, поэтому Гвен подавила в себе желание скинуть одежду и окунуться в воду.

Обычно зеленые холмы по другую сторону озера теперь казались голубыми, и было трудно разглядеть разноцветные фигурки сборщиц чая. Правда, первое впечатление от этой картины никуда не делось. Женщины с корзинами за плечами и в сари всевозможных оттенков так и остались для Гвен экзотическими птицами. Она уже знала, что все работники на плантации – тамилы; сингалы считали унизительным для себя работать за плату, хотя некоторые с удовольствием трудились в домах, поэтому владельцы плантаций и обратились к Индии. Некоторые семьи тамилов жили на плантациях поколениями, говорил Лоуренс. И хотя Гвен от этого отговаривали, ей хотелось увидеть, как выглядят рабочие линии. Она представляла себе уютные домишки и пузатых малышей, спящих в подвешенных между деревьями гамаках.

Тем временем Гвен дошла до двора, с одной стороны которого располагалась кухня. Сбоку росли деревья, дом и терраса тянулись вдоль озера, образуя длинную палочку буквы «Г». Гвен как раз собиралась пересечь засыпанную гравием площадку, когда к двери кухни подошел мужчина, одетый в какие-то отрепья. Он протянул вперед обе руки и затряс головой. Из кухни вышел мальчик, закричал и вытолкал чужака с крыльца. Тот упал на землю. Мальчик пнул его ногой и ушел в дом, захлопнув за собой дверь.

Гвен немного поколебалась, но мужчина продолжал лежать на земле и стонать, тогда она собралась с духом и подошла к нему:

– С вами все в порядке?

Мужчина взглянул на нее черными глазами. Волосы у него были грязные и спутанные, лицо широкое, с очень темной кожей, а когда он заговорил, Гвен не поняла ни слова. Бедняга указал на свои босые ступни, и она увидела на одной гноящуюся рану.

– Боже милостивый, да на таких ногах далеко не уйдешь. Вот, возьмитесь за мою руку. – Мужчина безучастно взглянул на нее, тогда она наклонилась к нему, намереваясь помочь, и он крепко ухватился за ее предплечье. Гвен знаками показала, чтобы он шел обратно к кухне. Мужчина покачал головой и попытался улизнуть. – Но вы должны. Нужно промыть эту рану и обработать. – Она указала на его ноги.

Он снова попробовал вырваться, но, учитывая его состояние, Гвен оказалась сильнее. Им удалось кое-как доковылять до кухни. Гвен повернула дверную ручку и толчком открыла дверь. Три пары глаз следили, как они входят. Ни один из находившихся внутри не шелохнулся. Гвен довела своего спутника до стола, выдвинула свободной рукой стул и усадила на него раненого мужчину.

Кухонные мальчики бормотали что-то себе под нос, вероятно на тамильском, потому что усаженный на стул мужчина, похоже, понял их и попытался встать. Гвен надавила рукой на его плечо, потом огляделась. В кухне пахло керосином, под ножки двух емкостей для мяса и нескольких буфетов были подставлены миски, вероятно от насекомых, подумала Гвен. Тут имелась пара низких раковин и плита, которую подкармливали дровами, аккуратно сложенными у стены. Воздух был пропитан смесью запахов пота, кокосового масла и карри, которое подадут на обед. Ее первого карри.

– А теперь, – сказала Гвен, указывая на два больших чана рядом с раковинами, – мне нужна миска теплой воды и кусок ткани.

Кухонные мальчики молча уставились на нее. Она повторила свою просьбу, добавив «пожалуйста». Никто не сдвинулся с места. Гвен размышляла, что ей предпринять, когда на кухню вошел аппу. Она улыбнулась, думая, что от него-то добьется толку; все-таки он регулярно желал ей доброй ночи и был очень мил на их собрании. Одного взгляда на лицо повара хватило, чтобы понять: он крайне недоволен.

– Что это?

– Я хочу, чтобы они принесли воды и я могла промыть рану этого человека, – объяснила Гвен.

Аппу оскалил зубы и издал сквозь них какой-то странный свистящий звук.

– Вы не можете.

У Гвен поползли мурашки по коже.

– Как это – я не могу? Я хозяйка Хупера и требую, чтобы вы заставили их выполнить мою просьбу.

Повар сперва как будто не хотел уступать, но потом, казалось, вспомнил свое место, повернулся к кухонным кули и, хмуро пробурчав что-то, указал на раковину. Мальчик куда-то убежал и через минуту вернулся с миской воды и обрывками муслина. Гвен убедилась, что Лоуренс не ошибся в своих оценках. Некоторые из слуг действительно слишком долго были предоставлены самим себе.

Гвен окунула кусок ткани в воду и стала промывать рану. Она занималась этим столько времени, сколько смог вынести несчастный.

– У этого мужчины инфицирована нога, – сказала она. – Без лечения он может ее потерять.

Аппу пожал плечами, и она увидела в его глазах молчаливый протест.

– Работники с полей и фабрики не должны заходить в дом.

– Вы знаете, что с ним случилось? – спросила Гвен.

– Гвоздь, леди.