Пропавшая сестра

Белл вдыхала густой воздух, насыщенный загадочными восточными ароматами. «Что же может так вкусно пахнуть?» – недоумевала она. Через несколько шагов она остановилась, слушая звон храмовых колоколов. Казалось, он доносился отовсюду. Улица, изобилующая рикшами, велосипедами, автомобилями и пешеходами, заставляла ее то и дело лавировать, чтобы ни с кем не столкнуться. Уши ловили обрывки разговоров на индийском, бирманском и, конечно же, английском. Бирманская столица была поистине многонациональным городом. Здешние индийцы выглядели энергичными и деловыми, китайцы, как ей показалось, только и мечтали что-то ей продать. Но самыми колоритными были бирманцы. Белл проходила мимо мужчин, курящих короткие сигары. Увидев ее, они наклоняли голову. Женщины в безупречных одеждах из розового шелка отличались изяществом и какой-то кукольной красотой. Их волосы были убраны в тугой пучок, с непременным цветком сбоку. Белл удивило, что лица женщин покрыты густой желтой пастой. Очарованная приветливостью их улыбок, она тоже улыбалась. Удивление вызывала и одежда бирманцев. Как мужчины, так и женщины носили юбки и короткие куртки. Белл уже знала, что этот тип одежды называется лоунджи[2 - Лоунджи – национальная бирманская одежда, представляющая собой кусок ткани 200 ? 80 см, который мужчины и женщины оборачивают вокруг тела.], хотя женская версия имела больше складок на талии. Еще она заметила, что мужчины в большинстве своем носят розовые чалмы, а женщины часто прикрывают плечи полупрозрачными шелковыми шалями.

Белл шла дальше. Слабый запах сточных канав смешивался с пряными ароматами, исходящими от многочисленных торговых лотков и бродячих торговцев. Остановившись на перекрестке, она слушала грохот железных колес конных повозок, называемых гхарри, – этих старомодных ящиков на колесах. Удивительно, как на рангунских улицах прошлое уживалось с настоящим. Пройдя еще немного, Белл свернула налево и оказалась на Мерчант-стрит.

На всей Стрэнд-роуд и прилегающих улицах доминировали здания британской постройки, однако Белл жаждала увидеть что-то более экзотическое, нежели эти архитектурные памятники колониализма. Она повернула направо, прошла мимо вычурного здания Верховного суда, где, скорее всего, когда-то работал ее отец. Она сделала еще один поворот и резко вдохнула, увидев то, что искала. Должно быть, это и была пагода Суле. По размерам она уступала пагоде Шведагон, которую Белл видела с корабля, но купол ее тоже сверкал золотом. Храм стоял в самом центре Рангуна, неподвластный повседневной городской суете. Белл остановилась, любуясь. Администратор отеля рассказал ей, что пагоде 2200 лет и эта святыня всегда была и остается центром общественной жизни города.

Белл смотрела на сверкающий золотом купол, манивший подойти ближе. Возможно, она бы и подошла, если бы не нестерпимая жара. Белл оглянулась по сторонам. Она вышла без шляпы и зонтика. Отгоняя назойливых мух, вьющихся у лица, она искала место с прохладительными напитками. Чайные лотки, тянущиеся вдоль улицы, выглядели не слишком привлекательными. Тогда куда? Снова оглянувшись по сторонам, Белл вдруг заметила Глорию, выходящую из «Роу», большого кремово-красного универмага. Здание венчала угловая башенка. Вдоль верхнего этажа тянулись полукруглые балкончики. Окна, не имевшие балконов, были затейливо обрамлены. Окликнув Глорию, Белл помахала ей.

Глава 3

Диана, Челтнем, 1921 год

Наконец-то я получила письмо от Симоны. Я так рада, что готова танцевать и кружиться по комнате. Я думаю о ее добрых глазах янтарного цвета, светлых волосах и коже цвета сливок и персика. Как весело мы проводили с ней время в былые годы! Жена моего доктора и моя лучшая подруга времен жизни в Бирме. Увы, новости, сообщенные Симоной, печальны: ее муж, Роджер, умер, и теперь она возвращается в Англию, куда-то в Оксфордшир, что совсем неподалеку отсюда. Я сбегаю вниз, беру из коридорчика садовые ножницы и плетеную корзинку и выхожу наружу. На мгновение подставляю лицо солнцу – мне нравится чувствовать солнечное тепло. Потом срезаю несколько роз для столовой.

Вспоминаю яркие цветы Бирмы и мою тамошнюю жизнь. Мою жизнь! Она была наполнена волнующими событиями и смехом. Коктейли, обеды и эти роскошные садовые вечеринки, длящиеся ночь напролет. Платье из парижского шелка приятно холодит кожу. Мой дорогой муж крепко обнимает меня, так крепко, что я ощущаю себя какой-то особенной, неповторимой. Затем, выпив чересчур много шампанского, я смотрю, как легкий ветерок качает розовые и оранжевые фонарики на фоне темно-синего предрассветного неба.

Тот бирманский сад с ароматными цветами и широкими кронами деревьев, где на ветвях качаются обезьяны. Мы оба смеемся над ними, стоя в обнимку. Мы молоды – во всяком случае, я – и крепко любим друг друга. Мы отправляемся в наш уединенный уголок, где никто не увидит, чем мы займемся, и никто не узнает, как мой внешне суровый и педантичный муж испытывает ко мне такое желание, что у него перехватывает дыхание.

Я останавливаюсь как вкопанная.

Сад – запретная тема для мыслей.

Глава 4

Помахивая сумочкой, Глория перешла улицу. Она широко улыбалась, и Белл тоже улыбнулась. Глория чмокнула девушку в щеку. Сегодня ее губы кинозвезды были покрыты малиново-красной помадой.

– И как нашей певчей птичке нравится в Рангуне?

– Пока еще мало что видела, но я в восторге. Такое обилие впечатлений. – Белл вытерла вспотевший лоб. – Но какая немилосердная жара! Я искала место, где бы выпить холодненького. Просто умираю от жажды.

– Знаю я такое местечко. И раз уж мы здесь, то купим вам шляпу. В «Роу» найдется подходящая. Не сомневаюсь. И обязательно возьмите их каталог. Там есть все, что душе угодно.

– Приятно слышать.

– А как замечательно внутри! Повсюду вентиляторы. Черно-белые мраморные полы и только английский персонал. Настоящий «Хэрродс» Востока.

– Вы очень добры, – улыбнулась Белл.

– Дорогая, вы заблуждаетесь. По правде говоря, вы меня заинтриговали. Я, знаете ли, живу довольно скучно. – Глория протяжно вздохнула, словно подтверждая сказанное. – А вам, как мне кажется, не помешает, чтобы кто-нибудь за вами присмотрел.

Белл почувствовала, что может превратиться в игрушку Глории: сегодня та горячо предлагает ей покровительство, а завтра оно сменится равнодушием. Белл давно научилась жить самостоятельно и не нуждалась в присмотре. Но раз Глории хочется проявить участие, пусть будет так. Белл примерилась к шагу Глории. Они прошли через сад на Фитч-сквер и свернули на Мерчант-стрит.

– Я видела, что лица бирманок покрыты чем-то желтым. Как это называется? – спросила Белл.

– Тханака. Бирманки считают, что эта паста благотворно действует на кожу лица и предохраняет от солнечных ожогов.

– А мне показалось, что она, наоборот, иссушает кожу. Вы пробовали накладывать тханаку?

– Подобные штучки не в моем вкусе, дорогая.

Судя по лицу Глории, никакие местные косметические снадобья не касались ее точеных щек.

Придя в бар, Глория заказала две большие порции холодного напитка «Пиммз»[3 - Напиток из джина и ароматических добавок.].

– Ой, я спиртное не пью, – запротестовала Белл.

Она не доверяла спиртному. Если вино и напитки покрепче способны изменить тебя в лучшую сторону, они же могут вытащить наружу и худшее, что есть в тебе. К самоограничениям Белл привыкла лет с восьми, когда поняла, что, приложив некоторые усилия, ту же плитку шоколада она может растянуть надолго, превзойдя других детей.

– И потом, еще… довольно рано, – добавила она. – Можно мне чая?

– Чая! – засмеялась Глория. – Здесь это весьма отвратный напиток, если вы переносите чай со сгущенным молоком. Некоторым такая смесь нравится.

– А почему со сгущенным молоком?

– Бирманцы терпеть не могут доить коров. И потом, вы же хотели выпить холодненького. В моем понимании «выпить» имеет только такое значение.

Белл решительно взглянула на нее:

– Тогда просто лимонад. Пожалуйста.

Глория покачала головой и с наигранной грустью посмотрела на Белл:

– Напрасно вы отказываетесь от «Пиммза». Здесь его готовят лучше, чем где-либо. Но будь по-вашему. Расскажите, что успели сделать за это время.

– Не много. Если честно, пока осматриваюсь и привыкаю.

Глория самодовольно улыбнулась:

– Хочу кое-что вам рассказать. Возможно, вас это заинтересует.

– Я слушаю.

Наступил вечер первого выступления. Гримируясь, Белл прокручивала в голове программу. Она смотрелась в ярко освещенное зеркало артистической. Бордовая помада на губах подчеркивает рыжевато-золотистый цвет волос. А как быть с самими волосами, она пока не решила. Распустить? Или сделать высокую прическу?

Нервничала ли она? Немного. Но она умела справляться с нервозностью во время пения. Что важнее, она испытывала какое-то новое ощущение счастья и была исполнена непоколебимой решимости произвести хорошее впечатление. Выступление решили начать с ее любимых песен. Это добрый знак. Она, конечно же, любила Билли Холидей, а также королеву блюза Бесси Смит. Все их песни прочно числились среди ее репертуара, но для первого выступления она выбрала «Nobody Knows You When You’re Down and Out» и «Careless Love».

Поздоровавшись с танцовщицами, Белл целиком сосредоточилась на подготовке к выступлению и почти не обращала на них внимания. Через какое-то время до нее стали долетать перешептывания девушек, упоминавших ее имя. Перешептывания были нарочито громкими, чтобы достигли ее ушей. Не подавая вида, Белл продолжала гримироваться.

Девушки шептались без умолку. Белл узнала, что работу в отеле она получила благодаря знакомству с Глорией де Клемент. Обернувшись, она увидела нахмуренные лица четырех танцовщиц.

– Я едва знакома с ней, – улыбнулась Белл, надеясь рассеять их дурное настроение. – Честное слово.

– Что ты нам сказки рассказываешь? – бросила ей Ребекка. – У Энни был шанс получить эту работу, и вдруг появляешься ты. Приплыла на одном корабле с миссис де Клемент.

– А вчера я видела тебя с ней в баре, – добавила девушка, которую звали Энни. – Щебетали как две подружки.

– Говорю вам, я познакомилась с Глорией на корабле.

– С Глорией? А нам она не позволяет звать себя по имени.