– Мушега убили! Аствац! Убили! – закричал мужчина в темной куртке.
Паренек в ужасе смотрел на тело своего отца. Лицо Мушега, командира отряда, превратилось в сплошное кровавое месиво. Юноша пригнулся и спрятался за самодельную баррикаду. Он накинул на голову капюшон от толстовки и, уткнувшись в колени, никак не мог остановить душившие его рыдания. С самых первых дней, как только война подступила близко к их городу, Мушег и его друзья организовали отряды самообороны. Он здесь родился и вырос, приходился родственником многим кесабцам. Это был его город, и оставлять его Мушег не собирался. Жители прекрасно понимали, что армия в одиночку не справится с постоянно пополняемыми людьми и оружием бандформированиями. Мужчины всех возрастов взяли оружие и встали на защиту своих близких, своих домов, своего города. Большую часть женщин и детей успели эвакуировать до наступления боевиков, но все равно в городе еще оставались люди.
Рядом с Мушегом воевал и его семнадцатилетний сын. А сейчас, потеряв отца, парень хоть и плакал, но еще сильнее сжимал в руках автомат. Он вытащил из кобуры на поясе Мушега пистолет и вдруг понял, что больше никого не боится и будет сражаться за свой город до конца, как и его отец…
Капитан схватил за ворот стоявшего рядом с ним сержанта Сахима.
– Остаешься за старшего! Заставь его уже замолчать! Пять человек оставляю с тобой, остальные идут со мной к церкви. И запомни: как только увидишь, что грузовики отъезжают, – бегите! Через десять минут тут будет «воздух», – кивнув вверх, приказал Али.
Он тут же жестом указал, кому из солдат остаться, а кому идти с ним. К солдатам присоединилась и небольшая группа ополченцев. Под несмолкающую ни на секунду стрельбу отряд капитана перебежками сумел добраться до одного из более или менее не пострадавших переулков, чудом никого не потеряв. Местный доброволец повел их коротким путем через знакомые ему дворы к церкви.
Сержант поднял ручной гранатомет и отдал его коренастому молодому солдату, показав в сторону грузовика с пулеметом на другом конце улицы.
– Постарайся не промахнуться!
Солдат со страхом и обреченностью взял протянутую базуку и поправил железную каску на голове. Он на секунду поднял глаза к небу, наверное, просил у Аллаха защиты, и, низко пригибаясь, пробежал метров пять к серому трехэтажному зданию бывшего банка. Боец спрятался за частично сохранившимся рекламным щитом, с которого улыбающаяся красивая пара предлагала взять ипотечный кредит и счастливо жить отдельно от родителей, и встал на колено. Оценив расстояние до пикапа, он приготовился к выстрелу. Но в этот момент сразу несколько пуль, выпущенных боевиками, прошили его насквозь.
Сержант крепко выругался и хотел было послать следующего солдата. Но вдруг его взгляд остановился на мальчике лет четырнадцати в темном трикотажном костюме с человеком-пауком на груди. В руках этот почти ребенок крепко держал автомат. По его походке, по собранности всей фигуры и цепкому и почти спокойному взгляду было понятно, что он уже принимал участие в бою. Пацан находился недалеко от погибшего солдата, за деревянными ящиками, сложенными друг на друга у бывшего кафе. Он прекрасно видел, что произошло. Быстро оценив ситуацию, мальчик оставил свой автомат и по-пластунски пополз к гранатомету. Солдат был еще жив. Вся его грудь была залита кровью. Он смотрел в небо широко раскрытыми глазами и, казалось, хотел что-то сказать. Но слышны были только хрипы, вырывающиеся из горла вместе с кровью. Юнец, преодолев свой страх, осторожно взял из рук умирающего гранатомет. Мальчишка осмотрелся и неожиданно для сержанта пополз в другую сторону, за угол дома, где раньше располагался любимый всеми кесабцами большой продуктовый магазин дяди Гаспара. В той, другой жизни, которой они раньше жили, здесь всегда было многолюдно и шумно. А в воздухе с раннего утра стоял аромат свежей выпечки и восточного кофе.
Мальчик забежал в разгромленный магазин, миновал торговый зал и быстро поднялся по полуразрушенной лестнице на крышу. Сержант наблюдал за ним хоть и с надеждой, но без какой-либо веры в успех задуманного мальчиком. Однако, увидев ловкого бойца на самом краю крыши, вдруг понял, что замысел подростка может осуществиться. Сержант, воодушевившись действиями юного бойца, приказал бойцам:
– Стреляйте, стреляйте! Нужно отвлечь их от мальчика!
Все солдаты и бойцы самообороны тут же открыли огонь по грузовику. И это действительно сработало. Отвлеченные шквальным огнем боевики лишь в самый последний момент заметили подростка, развернули пулемет в его сторону и начали стрелять. Но было уже поздно. Юный защитник родины нажал на спусковой крючок, и выпущенная им граната разнесла ко всем чертям маленький грузовик с пулеметом. Вслед за подрывом пикапа на улице послышался другой «взрыв» – горестный вопль всех бойцов, увидевших, как окровавленное тело ребенка упало с крыши на тротуар.
На подступах к городу, на одном из высоких зеленых холмов, что окружали некогда живописный Кесаб, расположился штаб главаря группировки Абдуллы. Недавно появившийся на этой земле, именовавший себя «оппозиционером», он уже был печально известен своей неоправданной, почти маниакальной жестокостью буквально ко всем и во всем.
На возвышении, поставив одну ногу на деревянный ящик с боеприпасами, Абдулла впился глазами в цифровой немецкий бинокль Бушелл. Кажется, он следил за ходом боя. А может, просто получал удовольствие от обладания дорогой германской «игрушкой», доставшейся ему от турецкого инструктора. Абдулла преклонялся перед всем немецким и давно мечтал перебраться в Берлин или Мюнхен. Но! Пока на переезд еще надо было заработать.
Одетый в серо-зеленую военную форму без знаков различия, с черной банданой на голове, он выглядел грозно. У него была густая черная борода, широкие брови, тяжелый взгляд темных глаз. Из-за густой растительности на его лице определить возраст главаря группировки было сложно. Бывший военный ливийской армии, Абдулла (его настоящего имени никто не знал) вот уже много лет воевал против неверных. Хотя… вопрос веры был второстепенным. Работа, за которую хорошо платят и где есть чем поживиться – вот что привлекало его больше всего в войне. Особенно после того, как у себя на родине он стал изгоем и человеком второго сорта, ибо предал Каддафи и назвал врагам место его укрытия. Сейчас он просто выполнял очередную кровавую работу в Сирии и со всей жестокостью расправлялся с мирными жителями захваченных территорий. Абдулла получил приказ захватить населенный в основном христианами Кесаб и зачистить город от всех неверных. А кто отдавал этот приказ и кому это было нужно – его не волновало.
Неожиданно раздался сильный взрыв на одной из центральных улиц города. Абдулла направил свой мощный бинокль в ту сторону, откуда послышался взрыв, и увидел высокий столб дыма.
– В чем дело? Что это? Узнайте, быстро! – не оборачиваясь, приказал он.
Нескладный худенький радист с очень большой головой сидел неподалеку от него. Он тут же о чем-то спросил по рации. Выслушав ответ, опустил глаза, чтобы не встречаться взглядом с командиром, с опаской подошел сзади и немного сбоку на безопасное расстояние.
– Они подорвали пулемет! Кямал погиб, командир!
– А-а-а-а! Шайтан! Они мне за это ответят! – зарычал Абдулла. – И предупреди всех внизу: если упустят из церкви этих нечестивых собак, я сам им головы отрежу.
Испуганный радист, нисколько не сомневающийся в правдивости слов командира, быстро вернулся к рации. Он стал что-то лепетать в радиомикрофон, то и дело с опаской посматривая на Абдуллу. Уж слишком много смертей своих же боевиков, не выполнивших приказ и умерших от его рук, видел радист за недолгое время, что находился рядом с главарем.
В церкви, духовном и культурном центре жителей Кесаба, было тесно и душно. Отовсюду были слышны непрерывающийся плач, всхлипывания, причитания. Детям было очень страшно, и все хотели есть, пить. В углу молодая мать бережно держала на руках раненую девочку лет семи. Ей только что сделали перевязку работники Красного Креста и ввели успокоительное. Ребенок тихо постанывал от боли.
Недалеко от алтаря громко рыдала арабская женщина средних лет в традиционной мусульманской одежде. Сегодня она потеряла мужа и одного из сыновей. Убитая горем еще совсем молодая женщина прижимала к груди выжившего младшего ребенка с перевязанной головой. Успокоить ее не удавалось никому.
– А-а-а-а! Живот болит! – не переставая, громко кричал маленький мальчик с маленькой повязкой на бедре, доводя всех собравшихся до отчаяния. Но что можно было поделать в такой обстановке?!
Среди местных жителей, находившихся в церкви, выделялись несколько европейцев, на которых были надеты яркие красные жилеты представителей Красного Креста. Они как могли всеми доступными им способами пытались помочь людям, хоть чуточку облегчить их положение – раздавали воду, обезболивающие препараты, перевязывали раны…
В дверях церкви появился тридцатилетний высокий голубоглазый молодой человек с темно-русыми волосами. Он быстро оглядел временный лазарет и подошел к очень похожей на него девушке.
– Валери! Помогите вначале женщинам и детям! Их мы грузим первыми! И торопитесь, беженцев нужно подготовить к эвакуации еще до приезда транспорта! – сказал он по-французски.
– Но Серж! Ведь машин пока нет! Известно, когда они будут? И вообще будут ли?!
С улицы послышался громкий взрыв, прозвучавший неподалеку. На секунду на лице Валери появилось выражение страха. Серж подошел к сестре и нежно сжал ее локоть. Валери посмотрела на любимого брата и немного успокоилась. Он был для нее самым родным человеком, которым она так восхищалась и на которого всегда хотела походить – быть отважной, уметь жертвовать собой, а главное – любить людей, как любил их он. Брат был единственным для нее авторитетом во всем. Однажды Серж увидел по телевизору репортаж о войне в Сирии, где показывали бедственное положение мирного населения. И это навсегда изменило их жизнь. Не колеблясь ни минуты, он записался в Красный Крест.
– Не знаю, сестренка. В такой обстановке трудно что-нибудь сказать наверняка… Они должны были быть здесь еще час тому назад. Сейчас это не имеет значения, наша задача – подготовить людей к эвакуации и построить их так, чтобы не было задержек при погрузке. Машины могут появиться в любой момент. И, Валери… держись, на тебя все смотрят!
Валери грустно улыбнулась Сержу и крепко сжала его руку. К ней подошла пожилая женщина.
– Что тебе сказал твой муж?
– Это мой брат! – гордо произнесла девушка и, обернувшись и собрав все внутренние силы, стала громко отдавать приказы на арабском: – Всех женщин и детей прошу встать на эту сторону в очередь. Так мы быстрее сумеем рассадить вас по машинам!
– Какие машины?! Ведь их нет! Всех тут убьют! Нас здесь просто бросили! Что будет с нашими детьми?! – подскочила к Валери совсем молодая истеричная женщина со сбившимся платком и двумя толстыми косами.
– Никто нас не бросил! Машины сейчас прибудут! Прошу всех встать в очередь! Поторопитесь!
– Зачем вставать?! Мы все равно погибнем! Нет никаких машин! Ведь их уже не будет?! – с отчаянием спросила пожилая женщина в черном платке, стиснув в ладони руку Сержа и с надеждой ожидая от него ответа.
– Успокойтесь все, пожалуйста! Даже если машин не будет, ваши мужья и сыновья обязательно отобьют атаку! Главное – нужно верить! А теперь делайте что вам говорят, – уверенно произнес Серж.
– Машины! – раздался со стороны дверей звучный голос Бертрана, немолодого врача-бельгийца, добровольно приехавшего в Сирию еще год назад. Сегодня он уже мало походил на того веселого, улыбчивого шутника, который выходил из самолета авиакомпании «Сириан Эйр» в международном аэропорту Дамаска. Повидав немало горя на сирийской земле, он уже редко улыбался и шутил.
Двери церкви резко распахнулись, и на пороге появился капитан Али со своим отрядом.
– Грузовики здесь! На погрузку у нас всего пять минут! Слышите?! Не больше! Через пять минут самолеты нанесут удар с воздуха!
Люди, все и сразу, бросились к выходу. Но работники Красного Креста, несколько солдат и настоятель церкви отец Ованес начали наводить порядок, чтобы не создалась давка. У двух приехавших грузовиков ополченцы принялись помогать женщинам побыстрее забираться в кузов, а затем стали передавать им детей и скудные пожитки.
По мере приближения боевиков звуки выстрелов были слышны все громче. А защитников из отряда самообороны с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Но люди стояли до последнего. Ведь за ними были их дети, жены, матери. Они прекрасно понимали, что тех ждет, попади они в руки к боевикам.
Недалеко от церкви, на захваченных боевиками улицах, постоянно слышались выстрелы, крики, вопли, мольба. Головорезы врывались в дома и, не раздумывая, нажимали на спусковой крючок, убивая всех, кто не смог уйти. Впрочем, это была «обдуманная» жестокость. Жуткая слава об их зверствах быстро разнесется далеко на юг и восток от этого крайнего пограничного городка и сыграет роль пугала, которое очистит многочисленные села и города быстрее любой артиллерии.
Но если ты остался и не сбежал из своего дома, то получить пулю и быстро умереть – это был еще «желанный» вариант смерти для местного жителя. Боевики измывались и мучили людей, не считаясь ни с возрастом, ни с полом своей жертвы.
– Что с этими делать, Махмуд? Двойняшки тут! Но им уже одиннадцать лет? – спросил у бывалого вояки новичок Аскер.
– Одиннадцать, говоришь?! Абдулла сказал, только до десяти! Этих в расход! Давай!
Аскер уже поднял автомат, но Махмуд вдруг передумал.
– Подожди! Вроде крепкие, здоровые ребятки! Этих и к врачам можно! Вяжи их и вези на базу!
За большим коричневым домом с отделанным мрамором фасадом, спрятавшись за выступ входа, молодая журналистка своей полупрофессиональной камерой пыталась запечатлеть весь тот кошмар, что творился вокруг. Это была Беата Климчик из Польши. В каске и бронежилете с надписью «PRESS», она неожиданно оказалась в самой гуще событий.