Циклотимия

Эпилог.

1. Через три дня вся информация по предмету выветрилась из головы. Я снова стал нормальным человеком.

2. Любовь затихла, вышибленная, вероятно, более доминантным чувством страха.

3. Больше таких фокусов я не вытворял.

4. Подход к теме любви и женского пола стал более прагматичным и сдержанным, подтверждая чеховскую идею о том, что если в стакан с прокисшим пивом плеснуть чуток скипидару, добавить жженных «Петербургских Ведомостей» и выпить, то будет уже не до любви. Разумеется, чеховские слова я привел по памяти. Не ручаюсь за точность.

Но за смысл ручаюсь головой!

Друг

В конце января 1991 года я ехал на машине друзей из Кармиеля в Хайфу.

Прошла всего неделя, как я попал в Израиль, а новые впечатления разрывали голову. А как же? Январь – а на дворе плюс восемнадцать, яркая, броская зелень, цветы невообразимой красоты и никакой, вроде, войны!

В том-то и закавыка, что война шла. Ежевечерне прилетали приветы от маньяка и мы имели сомнительное удовольствие наблюдать в черноте израильского неба инверсионные следы Скада и встречавших его ракет Пэтриот, иногда сбивавших его – и тогда мы видели фейерверк от осколков, а иногда пропускавших – и тогда он летел дальше, за гору Кармель в Средиземное море.

Очень удивились мои друзья, когда впервые увидев летящий на наши головы Скад, я поднял лицо в обязательном тогда противогазе и крикнул: Привет, Валера!..

Тут вначале надо прочесть следующее:

http://www.livejournal.com/users/artur_s/2004/10/25/

А к Скаду этот мой рассказ имеет отношение вот какое.

Я руководил неким отделом в НИИ, и тематика нашей работы предполагала много электронных разработок, а соответственно, у меня была, кроме секторов-разработчиков, и лаборатория, где изготавливались и собирались блоки электроники.

Как-то звонит Валера, с которым мы до этого долго не виделись – оба были заняты по работе.

– Старик, – говорит он мне, – до зарезу нужна такая-то микросхема, не поможешь, у тебя наверняка есть?

Я знал, что эта штучка применяется исключительно в спецтехнике, потому что и сами мы работали в определенном направлении тоже.

– А ты где сейчас? – спрашиваю.

– Так я уже полгода руковожу кафедрой, – говорит.

– Не дам, – говорю.

– Чего так?

– А чего ты не позвал меня обмывать новую должность?

Вот так поговорили. Я ему, естественно, помог с этой микросхемой, и не только. Знал тогда уже, над чем работает Валеркина кафедра, но не думал, что эта микросхема долетит так далеко, аж в Израиль, да по мою душу!

Конечно, в нас летели модифицированные корейские Скады, но ведь базировались они на советских разработках моего друга и, как оказалось, не без моего участия! Круг замкнулся. Философия в действии: Не рой другому яму, в нее свернешься сам!

Через три года после Войны в Заливе я оказался в родных местах, собрал друзей, в том числе и лучшего друга Валеру и поднял первый тост за хреновую работу такой-то кафедры, благодаря разгильдяйству и слабой работе которой я еще жив и пью с друзьями коньяк!

В ответном алаверды Друг не остался в долгу и поднял тост за хреновую материальную базу отдела такого-то из НИИ сяково-то, и в частности, за позорные микросхемы, не позволяющие осуществить нормальное функционирование летательных аппаратов тяжелее воздуха!

Но поскольку эти микросхемы делали не мы, а какой-то дядя из другого даже министерства, то мы здесь были как бы не при чем, а потому осушили рюмки за дружбу, которой нет преград!

После чего пили за упокой доцента Онищенко с каферы химии, который оттоптал своим протезом наши ноги на переэкзаменовке. Дело было еще на втором семестре первого курса. Декан предложил мне и Валере, сдавшим всю сессию на отлично, кроме химии, пересдать четверки, полученные у доцента.

Лето, жара. Мы решили готовиться вместе в общаге. Вытащили химию Глинки, толстенный том и стали учить. Через полчаса устали, высунулись по пояс в окно и стали травить девушек, пролетающих легкой походкой у нас под окном.

– Девочки, – кричали мы, – идите, помогите нам Глинку выучить, мы сами не можем!

Кричали мы так два дня, изредка поглядывая в книжку.

Потом пришли к Онищуку, предварительно договорившись строго: если один не сможет пересдать – второй автоматически не пересдает из принципа и из чувства дружбы и товарищества!

У Онищука был протез ноги, которым он все время шуровал под столом, больно задевая ноги Валеры, убранные фактически из-под стола и ближайших пары квадратных метров, во всяком случае, так он мне потом рассказывал. Но этой своей деревяшкой доцент так измучил друга, что тому в голову не полезли химические слова, и он сообщил, что потерял нить, а без нити не может вывести эту важную на тот момент формулу данного реактива.

– Идите, – сказал Онищук и напоследок шваркнул протезом по касательной, достав все же убегавшего Валеру, – зовите вашего коллегу.

Я, увидев скорбную физию приятеля, все понял и решил выполнить дружескую клятву. К тому же, увидев третий вопрос билета с трансурановыми элементами, до которых я не добрался, листая учебник и разглядывая с четвертого этажа общежития девочек, я сказал с прямотой римлянина: – А вот этот вопрос неподъемный для меня. Я лучше пойду!

И пошел, получив напоследок удар палкой по ноге в районе щиколотки.

Мы не пересдали экзамен, но зато друзьями остались на всю жизнь.

До самой Валеркиной смерти.

СветилЫ науки

Все началось с того, что на заводе объединили отделы. Отдел новой техники ОНТ с его разработками на уровне изобретений и отдел нестандартного оборудования ОНСО, занимавшийся текучкой, практически ремонтом, то есть, работой не интересной.

Обе тематики необходимы любому предприятию, но творческий народ рвался в ОНТ, само собой.

Объединение поразило многих, а зав. лабораторией, мудрый Кляйман сказал: «О! Смешались в кучу кони, люди…Аспушкин был прав…»

И началась ерунда, мелочевка и кризис жанра. Работать стало скучно, гадко, то, что называется «потеря профессионального интереса».

И я решил податься в науку. А что? Тематика моя – люкс, на взлете, так сказать; статей опубликованных – полно во Всесоюзных технических журналах, десяток изобретений, всякие выступления на научных симпозиумах и прочих конференциях, в общем, все как доктор прописал!

Начали!

Хм, а как начать?

И подался я к знакомым ребятам в любимый свой вуз. Эти ребятки недавно защитились и работали на кафедре, на которой я в студенческие времена сделал пару научных работ.

Выложил я им свое добро, то бишь, статьи и авторские свидетельства, на стол. Посмотрели они и сказали: «Дурак ты, братец! Такое добро под жопой держать грешно. Надобно живо оформить, защититься и приходить к нам сюда, а то у нас хребты трещат и бошки лопаются, так много работы!»

Глянул я вокруг, на помещение, где они сидели, на грязищу и беспорядок, на завалы бумаг, посмотрел на синяки под глазами дружбанов, на их серые одежды, и стало мне скучно.