Мой талантливый враг
Марко деловито закатал рукава мантии. Целая вязь татуировок покрывала его кожу от запястий и выше. Слова на хангрийском, ноты, древние магические символы.
Хотелось пошутить что-то про шпаргалку, которая всегда с собой, но парень был так серьёзен, что я лишь терпеливо ждала, когда он закончит с распечаткой. Старый копир скрипел и повизгивал от натуги, но упорно работал. Хоть и медленно. Так что мне приходилось и дальше терпеть общество недовольного Марко, а ему моё.
Наконец-то первый лист выполз из машины. Потянулась к нему, но Марк опередил меня.
– Это не просто песня. Её написала Виви специально для вчерашнего выступления. Эту партию она должна была играть на большой сцене. Это её долгожданный дебют и триумф, которые вы с Винсом грубо отняли. Отнесись хотя бы здесь с уважением к тому, что мы делаем.
Приняла лист из его рук, и в этот раз уже новое чувство разливалось в груди. Мне было стыдно? Как сегодня утром, когда держала чашку кофе, сваренного Шаей. Что со мной такое? В жизни не было стыдно и совестно, но после дуэли, во мне начало что-то ломаться. Сочувствие к Амадею, стыд перед Виви и Шай, злость на студентов, раздражение из-за Марко.
А ещё есть Винсент с его серьгой на губе. И тут все куда сложение. Тут сразу весь спектр неприятных эмоций, которые сливаются в удивительную сладко-болезненную гармонию…
– Я отыграю партию Виви безупречно и с уважением, – пообещала Марку, но он даже не посмотрел в мою сторону.
И хорошо. Потому что себя я видела в отражении стеклянного шкафа. Ручаюсь, обсыпанная перьями я выглядела лучше. Огромные влажные глаза. Испуг и полное непонимание, что делать дальше со всем этим новым и непонятным.
На всякий случай песню Виви я не стала читать в присутствии Марка. Вдруг я выдам себя какой-то гримасой? Песня не понравится мне, и я усмехнусь, фыркнуть или сморщусь. Позже. Ознакомлюсь, когда останусь одна.
– Остальные песни Винсента.
Марк раскладывал листы на свободном столе и делал в них пометки.
– В этих местах мы обычно делаем паузы. Начинаем хлопать и позволяем зрителям включиться в пение. Но ты продолжаешь играть. Держишь структуру все время. Качаешь толпу.
Кивала. Боже. Позволять зрителям петь! Какой непрофессионализм. Словно они забыли слова или играть разучились. Люди заплатили, чтобы слушать, а не выполнять работу музыканта! Кто вообще в своем уме стал бы платить, чтобы спеть?
– Я написал тебе свой номер. Позвони, если возникнут вопросы. Полноценную репетицию мы все равно сможем провести только в клубе во время проверки звука.
Кивнула, все ещё боясь открыть рот и обидеть Марко своими мыслями. Звонить ему я, конечно, не буду, но уже не из-за снобизма. У меня просто не с чего звонить.
– Тогда до вечера. Удачи тебе не желаю. Если ты сыграешь лучше Виви, а ты все делаешь идеально до зубового скрежета, я тебе этого никогда не прощу, Елена. Я искренне надеюсь, что ты облажаешься.
Вот и поговорили. Осталась один на один с распечатками. Меня мучил только один вопрос, если Марк желает мне провала, зачем тогда оставил номер и подробно расписал все места, которые могу вызвать у меня трудности.
Когда Марко ушёл, я заботливо собрала распечатки и убрала их в сумку. Я пропустила всего полторы пары и вполне успевала на оставшиеся занятия. Могу устроиться на последней парте и спокойно разучивать песни. При одном только беглом взгляде на листы, музыка уже слагалась в моей голове, а голос Винсента обрамлял все своим пением. Пальцы сами собой водили по воздуху, пытаясь нащупать мелодию. Я справлюсь. Непременно справлюсь.
Поспешила обратно к своему шкафчику. Нужно попробовать очистить его. Тем более я помню, что проделал со мной Вестерхольт. Я легко повторю эти хангрийские мотивы на флейте и избавлюсь от гадкой жижи.
Вот только в холле меня ждал новый сюрприз. Никаких следов недавнего побоища не было и в помине, из моего шкафчика не лилась сомнительная субстанция. Лишь кое-где в углу лежало несколько перьев. Осторожно потянула за ручку дверки и на всякий случай отпрыгнула едва створка отворилась.
Ничего. Тетради и книги аккуратно разложены. Чуда не произошло, и они уже не были красивыми и новенькими. Потрепанные слегка разбухшие страницы. Но сухие. И даже текст читаем.
Недолго гадала, кого благодарить за эту заботу. На внутренней стенке шкафчика была нацарапана картинка. Пригладила пальцем смешную пучеглазую курицу. И почему я не обижена? Почему мне приятно?
Обернулась. Никого не было в холле. Быстро приложила чистый лист бумаги к рисунку и заштриховала карандашом, переводя изображение. Сложила листочек с картинкой и спрятала в карман. Понятия не имею, зачем я это сделала, но сейчас это казалось мне важным. Очень важным.
Курочка…
Прозвучало в мыслях голосом Винсента. Как бы я не мотала головой, вытряхнуть это уже не получилось.
Закрыла шкафчик, и с тяжелым сердцем пошла на третью пару. До начала занятия оставалось ещё немного времени. Положила бубен на колени, если вдруг кто решить опять меня забросать яйцами, и достала песню Виви.
Хорошо, что я не стала читать её в присутствии Марка. Простовато даже для Парамнезии. Слегка избитый текст про противоположности, про единство и дружбу, огонь и лёд. Несложно было догадаться, что в такой аллегорической манере Вивиан показала непростые отношения между Острайхом и Хангрией. Наивно и даже чуточку мило. Но с таким они бы точно не победили. Скорее всего их бы освистали. Так что я сделала им одолжение, что ввязалась в дуэль с Винсентом и сорвала конкурс.
Песня нуждается в значительной доработке. Она не безнадежна, но… Ей ещё рано появляться на свет. Зачем же мне дали эту распечатку?
В коридорах стало шумно, и я быстро спрятала листы в сумку и схватилась за бубен.
Мои одногруппники стягивались к аудитории. Они беззаботно переговаривались, пока не увидели меня. Вновь напряженная тишина. Переглядывание, а затем полнейшее равнодушие.
Кто-то уткнулся в книгу, кто-то перебирал в воздухе невидимые струны. Кто-то большим пальцем постукивал по сумке, слово играя на басу. Я видела эту нестройную музыку, по легким движениям рук я могла считать невыраженные мелодии. Все безбожно фальшивили даже в собственных мыслях. Но хуже всего мое сердце. Давненько он так не теряло ритм.
Игнорировать меня продолжили и на парах. Я несколько раз поднимала руку, чтобы прочитать свою работу, но преподаватель словно смотрел сквозь меня. Мне пришлось молча положить своё исследование ему на стол.
Получила дежурное “угу” в ответ.
Это продолжалось до самого обеда.
Меня даже на раздаче еды чуть не пропустили, а потом хангрийка-раздатчица шлепнула каким-то месивом, напоминающим картофельное пюре так, что часть отскочила мне на мантию. Она долго и с вызовом смотрела мне в глаза. Я лишь рассеянно поблагодарила её и пошла занимать свободное место.
Сегодня был целый стол в моем распоряжении, только аппетита не наблюдалось. Отодвинула странное пюре и разложила перед собой распечатки с песнями. Лучше займусь делом, чем буду раздумывать над всем тем, что со мной происходит за последнее время. Всех в академии мотыляет из равнодушия в открытую враждебность и обратно. Это очень утомляет.
Сама не заметила, как стала редактировать песню Виви. Не из снобизма или врожденного перфекционизма. Мне было жаль этот недоведённый до идеала шедевр. А ведь это действительно могло быть шедевром, чем-то что по-настоящему сплочает народы.
Добавила партию для скрипки. Не знаю, почему я сделала это. Наверно именно скрипка представляла весь Острайх с его утонченностью и царственностью, в то время как ударные и гитарные партии были чем-то яростными и диким. Такой я всегда представляла непоколебимую Хангрию, которая никак не хочет вливаться в наш Западный мир. Сопротивляется, цепляется за прошлое, страдает.
Расширила роль Марко. Клавишные здесь были мостом. Удивительным балансом между сражением скрипки и гитар.
Теперь мне все нравилось. Жаль, никому не покажешь. Мне дали ясно понять, чтобы эту песню я не трогала. Отложила карандаш в сторону и полезла в сумку за ластиком. Едва я распрямилась, как чуть не вскричала от паники.
Откуда он только взялся?
Винсент держал листок с моими пометками и внимательно его изучал. А я так и замерла со стеркой в руке.
Ужасное чувство, меня словно за чем-то постыдным застукали. Как если бы я осквернила памятник или святыню. Или хуже. Винсент может понять, что я действительно хочу с ними сыграть сегодня. Добавив скрипку, я словно себя в любви им призналась, влезла в их уютный мирок со своей, как он там сказал, мёртвой, унылой и безэмоциональной музыкой.
Вестерхольт взял со стола карандаш и тоже сделал какие-то пометки. Я же нервно втыкала в стерку ноготь, оставляя там глубокие следы, и старалась не думать, что все в столовой сейчас таращаться на нас. А все действительно таращились с опаской и интересом. Вдруг мы тут друг друга и остальных превратим в жаркое. Жаркое… Есть хочу, аж желудок сводит. Это нервное? Как же мне не хватает сейчас привычного звяканья ложек о тарелки. Тишина как в склепе.
Винсент сел за стол, положил листок с песней Виви и развернул его ко мне.
– Зачем ты это сделала? – Он ткнул пальцем в партию для скрипки.
– Просто так, – брякнула я, а затем попыталась дотянуться стеркой до своих пометок, но Винс каким-то до ужаса дразнящим жестом отодвинул распечатку, и ластик скрипнул по столу.
– Песня ужасна, – неожиданно выдохнул он, и я услышала облегчение в этом признании.
Я аж застыла с открытым ртом. Что он только что сказал? Это же их конкурсная песня!
– Ой, да брось, принцесса, ты сама это поняла. Иначе ты бы не исчеркала тут всё.
Это какая-то проверка? Он хочет развести меня на эмоции, уличить в плохом отношении к Виви? В эти игры я точно играть не буду. Его сестра как минимум спасла меня сегодня утром.
– Ничего не исчеркала, а просто немного поимпровизировала, ты же сам мне это советовал, – я невинно хлопала ресницами и встретилась взглядом с Винсом.
Судя по его довольной улыбке, ответ ему понравился, значит, я опять проигрываю.
– Хорошая ученица, – похвалил он, и если бы не стол между нами, клянусь, он бы по макушке меня погладил.
– Хорошей ученице пора возвращаться к занятиям, – я протянула руку за листком, но Вестерхольт сложил его вчетверо и убрал в задний карман штанов.
Его черная футболка слегка задралась, и я увидела ремень с массивной пряжкой. Как только штаны с него не спадают под таким грузом?
– Эту песню мы сегодня играть не будем. Разучивай оставшиеся, и вот уже их править не советую, они мои.
Прозвучало угрожающе.
– Винсент Вестерхольт настолько безупречен? – едко спросила я.
Теперь уже дело чести найти в его писульках изъян. Демонстративно взялась за ту самую мучившую меня с ночи песню, а Винсент даже карандаш мне вернул.
– Ну попробуй, курочка.
Перевожу на его змеиный язык:
– Только риски!
Можно подумать я боюсь его! Боюсь я как раз другого, песня на бумаге безупречна. Студийное исполнение далеко от идеала, но вот на листе… Но мне не хотелось признавать своё фиаско, и я весьма уверенно ткнула карандашом в первую строчку.
Не успела я даже испугаться как Винсент вырвал у меня из рук карандаш.
– Нет. Эту нельзя!
Пожала плечами и взялась за другую. Даже новый карандаш достала из сумки вместе с точилкой. Под тяжелым взглядом Вестерхольта сдула стружку с острого кончика.
Я даже не успела замахнуться как Винсент пальцем обломал мне грифель.
– Не получается, Курочка?
Он издевается?
Принялась по новой затачивать карандаш, стараясь сохранять невозмутимый вид, но ничего не выходило, грифель обламывался прямо внутри точилки.
– Ты опять? – зло воззрилась на Винса, а он лишь продемонстрировал мне пустые ладони.
– Нет. У принцессы-курочки руки дрожат, как ты с таким тремором-то на скрипке играешь?
Сдалась. Всё равно не очень-то мне и хотелось вносить какие-то правки в уже появившиеся на свет песни. Другое дело работа Виви. Она ещё не сыграна на публике, её можно без зазрения совести немного отредактировать, да простит меня Марко.
– Восемь вечера, – строго напомнил Винсент. – Без правок и фокусов.
– А не то что? – он словно нарывается. Я не хотела саботировать их выступление в клубе, но теперь сами Музы благоволят мне.
– Шшшшшшшшшш, – Винсент убедительно изобразил змею, и я даже подпрыгнула на месте. – Я знаю твои фобии, принцесса-курочка, не шути со мной.
– И не собиралась, пока ты не спровоцировал. А теперь жди. Пшшшшшшш!
– Это ещё что? – рассмеялся Вестерхольт.
– Огонь! – грозно ответила, но в тот же миг почувствовала себя самой настоящей принцессой-курочкой, потому что Винсент смеяться не прекратил.
– Серьёзно? Больше похоже на расстройство кишечника. Ты же не ела эту мерзость? – он кивнул на непочатую миску с зеленой жижей, и я мгновенно покраснела и схватилась за урчащий от голода живот.
Вот же!
Этот раунд тоже остался за ним.
Но самое худшее ждало меня впереди. Будто мало мне было за этот день встрясок. Винсент обошёл стол и наклонился к моему уху так близко, что я почувствовала сначала холод металла от его серьги, а затем обжигающий шепот:
– Очень не советую есть это, курочка. Я видел, как на раздаче тебе плюнули в пюре.
Глава 6
– Видел, как мне плюнули в пюре? Уж не ты ли это сделал, Вестерхольт?
Вот как надо было ответить ему, а не краснеть, блеять и уж тем более не заправлять прядь волос за охваченное огнем ухо.
Так он и ушёл победителем, позвякивая своей огромной пряжкой при каждом ленивом шаге. Я молила вселенную, чтобы ремень не выдержал и лопнул на нем прямо посреди обеденного зала. Пусть все увидят голый зад этого самодовольного… Не лабуха. Да-да я признала, что Винсент талантлив. Вслух это ему я не скажу никогда, но уж себе то врать глупо. Он почти гений, а я… А я смотрю ему вслед и думаю о голой мужской заднице.
Кстати, о почти голых задницах. Я обещала поддержать Шай во время её прослушиваний, а там точно будет много парней в трико. Должно же хоть что-то хорошее случиться со мной этим утром. Посмотрю на прекрасное искусство классического танца и преступно обтягивающие мужские колготки.
Воспользовалась советом Винсента и не стала есть зеленую жижу. Надеюсь, он все же пошутил, и никто туда не плюнул, иначе я стану конченным параноиком.
Быстро собрала свои вещи, чувствуя, что присутствующие уже теряют ко мне интерес, и поспешила в балетный класс. По дороге не словила больше ничего кроме полных искреннего отвращения взглядов, словно на мне все ещё были птичьи перья и липкая дрянь. В меня больше не бросались едой, а жаль, я бы с удовольствием перекусила свежим яблочком. Яблочко! Меня аж скрутило от голода, особенно когда я увидела выстроившуюся перед дверями в класс очередь из худых парней и девушек. Эти точно последний раз ели неделю назад.
Шаю разглядеть было непросто. На голову ниже своих конкуренток она немного испуганно стояла где-то в центре очереди.
– Пропустите, – бурчала я на надменных танцоров и проталкивалась к подруге.
Первый раз вижу её такой бледной и потерянной. Где её боевой утренний настрой?
– Фуф… Успела! – я уперла руки себе в колени и шутливо перевела дух. – Ты как?
Шай сначала попыталась вымучено улыбнуться, а затем быстро зажала себе ладонями рот и позеленела.
– А мандраж, – с пониманием ответила за нее. – Прекрасно понимаю твои чувства, все пройдет, когда начнешь танцевать, но ты и сама это знаешь.
Она кивнула и позеленела ещё сильнее.
Перед нами оставалось все меньше и меньше студентов, когда знакомый голос окликнул меня.
– Елена, что ты тут делаешь? – Виктория со своей уткнувшей в видеофоны свитой подошла прямо к нам с Шайло.
– Пришла поддержать подру…
Не договорила, у одной из девиц громко включилась хорошо знакомая мне запись с утреннего инцидента. Взрывы смеха, грязные оскорбления… Я больше сотни таких видео за сегодня удалила.
– О. простите, звук не убрала, – извинилась девушка, но я по глазам видела, что ей вовсе не жаль.
– Значит, – Виктория медленно тянула каждое слово. – Ты Елена ден Адель пришла поддержать свою подругу хангрийку Шайло. Это так мило.
Мне совершенно не нравилось происходящее. На нас повернулись почти все из очереди, и Шай испуганно прижимала к лицу свои пуанты, пытаясь скрыться ото всех.
Именно в этот миг все встало на свои места. Моя дружба яд. Не из-за своей необычной внешности Шай не получает серьёзных ролей. Общение со мной сделало её изгоем на факультете. Я чувствовала, как к глазам вновь подступают слезы, но я не позволю Виктории насладиться этим зрелищем, или…
– Поговорим сейчас, чего ждать до вечера, – с вызовом бросила президенту нашего сестринства.
На мгновение она даже растерялась от моего напора, а затем премерзко улыбнулась. Ещё одна змеюка. Они бы отлично смотрелись с Винсентом рядом. Но моё едкое сравнение вдруг больно резануло по сердцу, когда поняла, что эти двое действительно были бы идеальные парой. Популярные, красивые, по-настоящему уверенные в себе.
Шая схватила меня за рукав мантии и на выдохе взмолилась:
– Не надо.
– Все будет хорошо, – успокоила подругу, но она мне не поверила и продолжала держать меня.
– Я быстро, обещаю.
Мотает головой, словно уже знает, о чем хочет поговорить со мной Виктория. Да я и сама примерно догадываюсь.
Очередь таяла на глазах, такими темпами Шай пропустит своё прослушивание. Грубо дернула руку, и почувствовала, как в груди все натянулось. Моя единственная в академии подруга смотрит на меня обиженно и одновременно виновато.
– Ну? – стараясь держать лицо, спрашиваю Викторию. – О чем ты там хотела поговорить.
– Не здесь, – ответила президент и поманила меня за собой.
– А лучше места не нашлось? – осторожно спросила Викторию и её свиту, когда они завели меня в женский туалет.
Я рассчитывала, что мы пообщаемся в ближайшей свободной аудитории, а не рядом с кем-то кряхтящим от напряжения за тонкой перегородкой.
Прижала рукав к носу. Моя одежда приятно пахла можжевеловым маслом после прикосновений Шайло. Ну точно лесная фея, а не человек.
– Для тебя в самый раз, Лена, – цедила президент, лишний раз убеждая меня, что разговор будет не самым приятным.
И когда я умудрилась так ей насолить. Нормально же все было. Меня как дочь министра тепло приняли в элитное сестринство, а мои отличные оценки и успехи на конкурсах только множили престиж дома. Ах точно… конкурс… Последний закончился не очень хорошо.
– Ты должна понимать, что в нашем сообществе ошибок не прощают, тем более таких, – с нажимом сказала Виктория, явно намекая на мое вчерашнее выступление.
Поджала губу.
– Моей там было только пол вины. Вестерхольт задирал меня, я просто дала ему сдачи.
Едва я произнесла эту фамилию, как президент как-то резко переменилась в лице, и на её щеках появилось что-то очень похожее на румянец. Дышит к нему неровно, что ли? А может Виктория просто багровеет от злости. Кто ж её разберет?
– Дело не в Винсенте, – она прокашлялась, а подружки многозначительно переглянулись за спиной своей королевы.
– А в чем тогда?
– В твоей репутации. Последние законы, принятые твоим отцом, твой вчерашний срыв во время конкурса, этот ужасный внешний вид, – с пренебрежением продолжала Виктория, а в кабинке наконец перестали кряхтеть и нажали на слив. С этим резким звуком словно меня в канализацию затянуло.
– Внешний вид? Да меня облили какой-то дрянью и перьями обсыпали! – возмущалась я, тактично умолчав, кто помог избавиться это всей этой красоты. У Виктории явный пунктик на Вестерхольта.
– О том и речь, Лена. Никого из нашего сестринства не обсыпают перьями. Это позор.
А вот тут я бы поспорила. Месяц назад одна из наших сестер отправила весьма откровенный снимок своему воздыхателю, который разошёлся как лесной пожар по всему кампусу, и после этого я позорю наш дом? Её всем домом жалели. Меня же после вчерашнего поддержала только Шай.
– Ближе к делу, Виктория. Мне попросить прощения у сестринства? Или перед всей академией встать на колени?
Что угодно лишь бы этой помогло моей подруге.
– Этого мало, Лена. Я хочу, чтобы ты ушла из нашего сестринства. Собрала вещички и пуф! Испарилась.
Такого я точно не ожидала, и у меня тут же вырвалось плаксивое:
– И куда же я пойду?
Виктория пожала плечами:
– Да куда угодно. В общежитие, или снимешь квартирку в городе. А лучше вернешься к папочке на домашнее обучение. У тебя вроде есть такой опыт.
Стиснула зубы. Мое пребывание в элитном сестринстве было одним из условий очного обучения в академии. Если отец узнает, что я переехала в общежитие, он заберет меня в тот же день.
– А если я откажусь? – спросила я безо всякой надежды.
– О, тогда малышка Шай будет изображать качающиеся на ветру кусты до самого выпуска, а после её не возьмет ни один театр, а закончит карьеру она в каком-нибудь грязном кабаре, если ей случайно ноги кто-нибудь в подворотне не переломает.
Меня мгновенно парализовало от ужаса. Понятия не имею, есть ли такая власть у Виктории, но проверять её на моей единственной в академии подруге я точно не хочу. Это уже серьёзные угрозы.
– Дай, хотя бы неделю, чтобы собрать вещи и переехать, – я отчаянно старалась сохранить лицо и не позволить президенту увидеть моей паники.
– Два дня. Я сегодня добрая.
Они ушли, и я наконец-то осталась наедине, напротив своего несчастного отражения с распушим носом. Школьные годы начали повторяться самым отвратительным и извращенным образом, и не было никого кому я бы смогла выговориться.
Сделала глубокий вдох, успокоила клокочущее от ужаса сердце, поправила волосы и вернулась к балетному классу, чтобы поддержать Шайло и проследить, чтобы Виктория сдержала своё слово и не помешала во время прослушивания.
Немного опоздала. Шай уже зашла внутрь. Я протиснулась сквозь очередь и попыталась посмотреть выступление из-за спин других студентов. Сдержанные хлопки только что закончившей девушке, и уже моя подруга вышла в центр балетного класса.
Ни тени волнения на её хорошеньком личике. Идеально зафиксированная поза, и вот из динамиков полилась музыка. Я тут же непроизвольно схватилась за сердце. Мама! Это запись её концерта, я так часто переслушивала его на видеофоне Шай, она не могла не знать, как сильно я люблю это произведение. В нем светлая печаль, горечь расставания и море надежды. Тонкие руки Шайло взметнулись к небу, попытались ухватить там кого-то, но затем обессиленно опустились вдоль тела. Весь этот пронзительный танец был о тщетной попытке встретиться с кем-то там на небесах, и всякий раз моя подруга терпела неудачу, пока вдруг не нашла что-то на полу. Она подняла воображаемую скрипку и принялась играть на ней, кружась по классу.
Да! Именно музыка помогла мне не терять связи с мамой. А моя скрипка тот самый мостик к небесам. Почему я забыла, ради чего все это было? Когда я потеряла свою искру и превратилась в такую формалистку?
Закончилось выступление Шай взрывом аплодисментов, и только я не хлопала, а смахивала с лица слезы. Хочу обнять подругу. Сказать, как сильно люблю её. Попросить прощения за то, что моя дружба помешала ей раньше получить большую роль на сцене. Но я не смогла. Трусливо пряталась за спинами, боясь даже шаг ей навстречу сделать и все испортить.
Не дождалась оглашения финальных результатов прослушивания и сбежала, чтобы не бросить тень на триумф Шай. Я не останавливалась до самого хранилища инструментов. Толкнула тяжелые двери и сразу же почувствовала целительную силу и вибрации спящей на струнах музыки. Виолончели, гитары, скрипки ждали что кто-то возьмет их в руки, вдохнёт жизнь и разбудит от вынужденной дрёмы. Отчего-то мне всегда было жалко, оставленные здесь инструменты. Без хозяев. Без семьи. Для кого-то просто досадная замена, для других промежуточный этап перед покупкой скрипки или гитары, с которой будет не стыдно выходить на сцену.
– Госпожа ден Адель? – стоящий за стойкой огненно-рыжий парнишка-работник хранилища удивленно поправил очки. – Что-то случилось с вашей необыкновенной скрипкой? Неужели, она пострадала во время пожара? Такая потеря!
– Ох, нет-нет, с моей скрипкой все порядке, хвала Музам, – я прищурилась, пытаясь разглядеть имя на его нагрудной табличке.
– Майкл, – пришел мне на помощь студент. – На первом курсе мы вместе посещали семинары по истории музыки.
– Точно, я бы в жизни не забыла твои веснушки… Майкл!
Что я несу? Совершенно не помню его. Зачем вообще заговорила про веснушки, вдруг это деликатная тема? Осталось настроить против себя последнего ещё улыбающегося мне в академии человека.
Но моей наглой лжи Майкл поверил, и вполне дружелюбно спросил:
