Девальвация человечности

– Мистер Мод, мы рады, что вы благополучно добрались, меня зовут Мария Гранд, я жена Мирона. Ох, что же это я. – волнительно спохватилась миссис Гранд. – Вы наверно ужасно голодны, следуйте за мной.

Демьян выдохнул. Еда и сон, вот все что занимало последние два часа его жизни.  Они сели ужинать в небольшой, скромной гостиной, что служила столовой, когда количество гостей превышало двоих. Большой камин, расположенный в дальнем углу комнаты, не был особенно красив, но создавал атмосферу домашнего уюта, а большой деревянный стол, пускай и не был новым, глянцевым, но отлично вписывался в общий интерьер. К тому же приятно приглушенный свет ламп и запах горячей еды создавали полное ощущение комфорта и защищенности. Мария принесла только что разогретый плов из дикого риса и красное полусладкое вино из своих запасов. На протяжении всего ужина, Мирон волнительно ждал, пока на него осыплется шквал вопросов, но попутчик его был совсем бессилен и с быстрой жадностью поглощал пищу до тех пор, пока к нему не пришло чувство насыщения. Мария понимающим взглядом не лишенным сожаления смотрела на эту душераздирающую картину и только после того, как удостоверилась в сытости гостя, отвела его в одну из комнат отеля. Коснувшись головой подушки, Демьян уснул крепчайшим сном. Захлопнув дверь, она тихонечко спустилась вниз и присела возле разгоряченного камина.

–Оставь, я уберу посуду,– устало обратилась она к мужу.

–Мне не сложно, и ты не должна все делать по дому одна, я помогу, – он поцеловал ее в лоб и стал убираться.

– Удивительно насколько сильно может парализовать человека страх, насколько сильно его может смутить вина, какой огонь разжигает в нем гнев, и как ловко его вышибает любовь. Corpus amygdaloideum – миндалевидное тело, не больше двух сантиметров. Такая маленькая, и такая важная структура мозга, а какой эффект. Если бы не было эмоций, была бы жизнь? Можно было бы говорить о жизни в привычном для большинства людей понимании? Если исходить из того, что отношение, когнитивный компонент эмоций, то без последнего, у нас навряд ли бы возникал интерес к чему либо, во всех сферах деятельности. Была бы мотивация, если бы наше отношение к окружающей действительности было бы безразличным? В чем тогда был бы смысл? Жить ради жизни? – маленькая пауза для вдоха. – Без эмоций и ключевой компонент всех религий, вера, пала бы. А человек, не имеющий веры, во чтобы то ни было, лишен и опоры, фундамента, так, пожалуй, сложно устоять. Без эмоций: гнева, радости, вины, сострадания, человек, вероятно, вообще перестал бы быть человеком, ибо даже среди животных продолжало бы существовать больше эмоций, чем у него. А так, это что-то из области фантастики. – Мария разговаривала, не сводя взгляда с камина, и словно обращалась куда-то в пустоту, куда-то к вселенной. – Чего ради грабят этот дом, дом, что внутри у каждого, – минутное затухание речи, монолог прервался. – А, ты как считаешь?

– Мария, я полностью согласен с тобой, иногда нас окружают вопиюще ужасающие вещи, события, иногда абсолютно глупые и бессмысленные, это же…Я вот, что пытаюсь сказать, эмоции – это в первую очередь наши личные краски. Порой мне кажется, что нас от рождения собирают. Знаешь, словно всеобщий родитель готовит первоклассников к школе, немного бирюзового или карего оттенка, для красоты глаз, чуть-чуть смуглости кожи, щепотку склонности к худобе или полноте, и не забудьте про список наследственных заболевай, а в довесок дает еще и набор фабричных красок, мол, сам выбирай как ими распорядишься. И мы начинаем растрачивать этот бесконечный запас, где-то добавляем больше яблочной гармонии, где-то апельсиновой радости, грязно-желтой зависти, густого, кровавого гнева, металлического безразличия. Жизненные события холст, а мы все художники, выходит, что и каждый талантлив. Великая способность человека, смотреть даже на хреновые события, через призму розовых очков, поразительно как сказывается на благополучии душевного состояния. А сегодня, они хотят забрать это краски, дают серый козявочный цвет и оставляют с этим жить, по крайней мере, так говорят, мы то, прекрасно знаем, что это не жизнь, – взяв жену за руку, Мирон приподнял ее и посмотрел пристально в глаза, после чего крепко-крепко прижал к себе. – Мне так хорошо здесь с тобой.

–Мне тоже родной, мне тоже родной, пойдем спать, день был тяжелым.

Глава 7. Узаконенная похоть

[Страсть порожденная любовью вспыхивает в верхней части тела, в нижней части вспыхивает похоть]

Пока сентиментальные простолюдины тряслись перед жесткими наказаниями, которые неминуемо следовали за неподчинением и протестом против нового закона, в жизнях таких высокопоставленных лиц как Гордон Наркисс и Ат Ментира, процветала похоть, бордели, отрицающие всякую ценность падшей женщины перед лицом мужчины. В их мировоззрении любовь – слабость, а проститутка просто вещь, которую можно брать, сколько захочется, когда захочется и как захочется. Абсолютно не скованные нормами морали и этики, эти мужчины не останавливались ни перед чем, для достижения истинного, эгоистичного и пьянящего оргазма. Асфиксия, связывание, физическое насилие, грубое вхождение в нежную женскую плоть, горячий воск и прочие извращения, часто приводили к летальным исходам этих бедных женщин, в случае же удачного для них завершения сексуального акта, проститутки получали кругленькую сумму и могли безбедно жить, не работая как минимум год. Правда таких отвязных и глупых дурочек, желающих рискнуть своею жизнью, чтобы заработать побольше денег, среди них было не так много. Заработать то, и вырваться из этого гнилого, пропитанного вонючей похотью, чаще возрастных мужчин, места, мечтала каждая, но, не рискуя жизнью. К счастью сексуальное участие в таких жестких условиях было сугубо добровольным.

В бордель «Алая роза», самый популярный в Тэмвуде, мог прийти абсолютно любой мужчина с достатком, желающий утолить свою потребность, усмирить либидо, основное правило – деньги вперед. Удивительно, что при таком узком мышлении, правила этими мужланами, именно женщина. Мисс Гофман, пожалуй, одна из немногих смогла не просто добиться расположения у влиятельного Гордона Наркисса и Ата Ментиры, но и заслужила их доверие, полностью подчинив своей воле. Она не разделяла их увлечений продажным сексом, но и не осуждала, поскольку выступала не против этого, а против любви. Проституция же, как единственный надежный способ получить удовольствие без эмоциональной связи с временным партнером, даже со временем узаконилась. Удовольствие не из дешевых, но точно необходимое в сложившейся ситуации. Во всяком случае, так она считала и позволяла открывать новые и новые дешевые заведения. Дешевые, не значит не дорогие, дешевые, значит морально бедные. Вот где процветал мир на грани с реальностью, повсюду реки алкоголя, смех и крики, стоны, оргии, наркотики и громкая музыка. Все люди не знакомы и объединены одной целью – выпустить внутреннего зверя, словно маленькая вселенная, работающая для них на уровне инстинктов: секс, еда, агрессия. Балом почти всегда руководил Гордон Наркисс, изредка находя среди бедолаг, отчаянно желающих попасть в бордель, молодых людей для своего специального подразделения. И так весело, играюче, между сексуальной разрядкой и дозой травки человек слабовольный и трусливый заключал сделку с дьяволом. Конечно, Наркисс редко подбирал здесь людей для подразделения, но шанс заполучить хороший, гибкий, как глина экземпляр, никогда не упускал. В двенадцать часов ночи, в самый разгар веселья, его охранник сопроводил секретного гостя в подвал незамеченным.

–Она прибыла, – шепнул он ему на ухо, сразу же, как вернулся, в ответ на что, Наркисс утвердительно кивнул головой и направился в указанное место.

– Какой приятный сюрприз, – он подошел к Мисс Гофман и галантно поцеловал ее холодные руки. На ней был облегающий белый костюм строго покроя, волосы, убранные в кичку, придавали образу еще большую надменность и суровость. – Очаровательно выглядите.

–Ты мне льстишь, – лукаво улыбнулась она и присела на диван.

–Но почему, так тайно? Для президента у меня и красная дорожка припасена, – продолжал лебезить Наркисс.

–Моя репутация друг мой, превыше всего, я борюсь против любви, а не за похоть, хотя и ничего не имею против, но лучше не афишировать мое пребывание в этом злачном месте. Послушай, завтра мы должны привести в исполнение несколько десятков показательных арестов и несколько казнь. Ты мне нужен, так что будешь сопровождать меня.

–Но мисс Гофман, – пресмыкаясь перед ней, спрашивал неуверенным голосом он, – Линда, мы уже достаточно арестовали и казнили, в стране вас боятся как огня.

–Не правильный ответ, должны боятся, как дикого огня. До завтра.

Глава 8. Ясный разум

[Если любовь – болезнь,

то весь мир поражен этой чумой]

На часах было без четверти двенадцать, но солнечный свет не торопился пробуждать спящего Демьяна. Затем раздался резкий шум, заставивший его еще совсем сонного открыть глаза.

–«Почему так серо?» – подумал он, после чего взглянул на часы и задал себе этот вопрос ещё раз.

Затем неторопливо оглядевшись, приковался взглядом к полотну, что располагалось возле кровати. Перед ним висела довольно миловидная картина с изображением маленькой девочки, по правую сторону от кровати располагалась тумбочка, с левой стороны комнаты стоял письменный стол из красного дерева, он был завален различными бумагами и картами. Обычная такая, полу комната полу кабинет, подумал Демьян. По мере того, как сознание его пробуждалось он стал вспоминать последние события, что изрядно подпортило настроение, но внезапно услышанный запах кофе, словно обладая абсорбирующим эффектом заставил встать с постели значительно быстрее, чем необходимость разобраться в том, что происходит в жизни, и в этом Фестраде, месте, куда он так отчаянно хотел попасть. Возле кровати лежала свежая, выглаженная рубашка черного цвета и темно-синие брюки, что были слегка великоваты, но данная мелочь легко была скорректирована ремнем.

–Аааааа вы уже проснулись мистер Мод, я как раз заварила свежий кофе, – вежливо поприветствовала Мария спускающегося незнакомца.

–Спасибо, миссис Гранд, это определенно то, что мне необходимо, вы словно читателе мысли. Спасибо Вам за одежду, а то моя, – смущенно подчеркнул он, – Уже совсем поизносилась.

– Ну, на счёт телепатии, не совсем уверенна, зато кофе, явно хорош, – добавила она, слегка отпив из своей кружечки. – Сейчас спустится Мирон, и сможем позавтракать. Ах да, – поспешно добавила Мария, – вчера заметила, что ваши вещи уже отжили свое, и решила, что нечто новенькое вас хоть слегка ободрит. Не за что мой дорогой, вам к лицу этот костюм, присаживайтесь.

Утром, она показалась Демьяну ещё более очаровательной. Мария не была худощавой, скорее даже наоборот, но румянец ее розовых щёк и явная склонность к кокетству заставили бы умилиться любого.

– Кстати предлагаю отбросить формальности, мы слишком молоды, чтобы придерживаться этих никому не нужных правил приличия, и ради Бога, не здесь и так достаточно необходимостей возросло в наше время. Называйте меня просто, Мария или Мари, как посчитаете нужным.

–Хорошо Мари, я польщен, но и вы тогда соизвольте называть меня просто по имени.

–Вот и чудесно! – с восторгом воскликнула Мария, перед тем как спустился Мирон.

–Любовь моя, все ли готово?

–Да, – ласково ответила она, – завтрак уже стынет, поторопись.

Он вошёл в столовую и пристально посмотрел на Демьяна, так словно видел его в первый раз. Такой взгляд так же говорил о внутреннем чутье, об осознанной необходимости просветить Демьяна.

–Ну что же, – начал Мирон, – не будем откладывать в долгий ящик, я слушаю вопросы и постараюсь дать тебе на них по максимуму развёрнутые ответы.

Демьян слегка напрягся, вопросов было много, но с какого именно развязать беседу, он понятия не имел. Подождав около минуты, которая казалась собеседникам слишком долгой, он решил все-таки не слишком задумываться на этот счет и рубить с плеча.

–Ну, с чего бы начать, знаете, не мастер я ходить вокруг да около. Какого черта тут происходит, в этом городе?

–Ну ей богу, ты как будто в лесу жил, – ответила Мария подбрасывая руки вверх от удивления.

–Демьян, – поспешил ему на выручку Мирон. – Расскажи, что тебе известно, и мы восполним твои пробелы, – добавил он заботливым тоном.

–Ну что же, рассказывать особенно не о чем. Мы с Марком и Фредом работали на базе военно-воздушных сил, обычная сладкая рутина, жизнь шла своим чередом и будучи вдали от мегаполисов, не сильно-то мы интересовались тем, что происходит в мире. Марк в то время тяжело отходил после войны и решил временно сменить поле деятельности, так что временно ограничил для себя возможность летать став механиком. Потом начала происходить вся эта политическая херня. Ну мы и не думали об этом, своей работы было полно. Затем, в один прекрасный день к нам приезжает мисс Гофман, что бы заручиться поддержкой ВВС Фолмрака, как мы поняли, половину она подкупила сразу же. А вот со второй пришлось повозиться. Сначала нам показалось, что эта агитация против любви просто шутка, неудачная шутка, но позднее эта неудачная шутка начала стоить людям жизней. Я, собственно говоря, тогда впервые и узнал, что у Марка есть брат. Они сказали, что убьют тебя, если он не примет их сторону. Мне угрожать было нечем и не кем, я бежал, твой брат, кстати, сильно помог мне. Дважды как оказалось, – более расстроенным и благодарным тоном произнес он, попутно переводя взгляд на окно в попытке скрыть смущение.

–Ясно, тогда тебе предстоит узнать ещё кое-что. После того как ты бежал, Марка отправили в тюрьму, продержали его там не много, во всяком случае он умудрился отправить мне тайное послание чтобы я разыскал тебя. Не знаю, жив он или нет, остаётся лишь молиться. – Мария тяжело вздохнула, выражая не вербально поддержку и сострадание мужу. – Послушай, – продолжал Мирон, – все то, что здесь происходит это похоже на неудачную версию антиутопии. Заручившись поддержкой всей армии нашей страны, Гофман обрела власть и стала реально опасна. Здесь, в Фестраде, знаешь, кто занимает руководящую должность? Ат Ментира, этот чертов психопат, ты только послушай, что выдумал этот негодяй, это же абсурд! Любовь – это болезнь заявил он, любовь болезнь, черт возьми, если это так, то весь мир поражён этой чумой. Теперь влюблённых или уличённых в любви не просто наказывают, их либо убивают, если они не представляют ценности для страны, либо отправляют в специализированные учреждения, так называемые больницы «Ясный разум», черт бы их побрал. И знаешь, что там делают? Их лечат!! Словно они психически больны, им внушают, что любовь это зло, какая трагедия! – он сказал это с такой душевной болью спаянной со злостью и непониманием, что Мария даже поперхнулась своим кофе.

–Этот мир безнадежно прогнил, – сурово подметила она. – Мы словно окунулись в средневековье, только охота на ведьм окончена, теперь народ не боится подозрений в связи с дьяволом, теперь подлинный страх ему внушает огонь сердца.

Демьян внимательно слушал и наблюдал за происходящим боясь перебивать.

–Но подождите, как они определяют, что человек влюблён?

–Много ли нужно усилия, чтобы понять, что кто-то влюблён? – словно умудренный опытом жизни, ответил Мирон. – Дорогой мой, они увеличили количество патрулирующих улицы не для того чтобы защищать нас, народ, а для того, чтобы защищать свою безумную идею от нас. «Процветание.....»

–Да да, в разуме свободном от страсти, что за чушь, впрочем, ты так и не ответил на вопрос.

–Мой милый друг, собственно говоря, они не придумали ничего особенного. Просто если вдруг ты будешь замечен флиртующим с милой девушкой или целующимся, если вдруг бросишь на кого-то нежный взгляд, тебя либо в «Ясный разум» направят, если конечно сочтут полезным для страны, либо ликвидируют. Про проявления заботы и нежности я вообще молчу. Вот, например, Наркисс, – с отторжением произнес он. – Слыхал о таком?

–Не доводилось как-то, если честно.

– А зря, Гордон Наркисс, правая рука Гофман, создал специальное подразделение, подразделение крыс, настоящих шпионов, они всюду рыщут в поисках преступников. Одеты как мы, говорят как мы, вот только предают свой же народ. Негодяи! Они повсюду, наблюдают за нами, чуть шаг в сторону от их идеальной системы и все, считай ты труп. У нас теперь знаешь, что почитают? Уважение и страх, будто мы собаки какие то, эти мрази, пытаются выработать у нас рефлекс.

–Довольно Мирон! – удрученно почти неслышно вставила Мария, пытаясь усмирить разгорающуюся ярость мужа.