Мотылёк в логове чудовища

Наоборот между ними словно было что-то общее, какая-то странная ниточка, но она никак не могла понять, какая. А на улице между тем зарядил дождик, словно пытаясь отомстить за несколько дней перерыва. Теперь хозяин дома всё реже и реже выходил из дома, если только принести дров. А Юлла вдруг поняла, что от скуки скоро сойдёт с ума. Потому что стоило ей перестать бояться Пико, а жизнь её хоть немного, но наладилась, и снова вернулась тревога за брата. Она словно иссушала, съедала изнутри. И Юлла готова была заняться хоть чем-нибудь, лишь бы не думать об этом.

И… Ещё хотелось есть. Она не умела готовить совсем ничего. Всё-таки её отец был графом. Но ей казалось, что даже слуги в их с Джарри доме питались лучше, чем этот несчастный горбун. Но почему-то эта мысль не вызывала презрения, только боль и жалость. Вдруг невольно вспомнилось, как спокойно он рассказывал о том, как мать била его и желала ему смерти. Это ведь уму непостижимо!

Но Юлла невольно задумалась – а если бы она была не такой красивой или вовсе не красивой – любили бы её родители и брат так же, как сейчас? И она не могла найти ответа на этот вопрос, что рождало смутную тревогу в душе. А ещё невольное уважение к Пико. Он оставался человеком, пожалуй, большим даже, чем король и все его придворные, несмотря на то, что он испытал.

И однажды, Юлла решилась. Подошла к горбуну. когда он сидел за столом и стругал щепу. Видимо для печи.

– Пико? – Он поднял голову и Юлла поразилась какому-то странному огню, что мелькнул в его глазах, на мгновенье преображая лицо, словно показывая нечто скрытое от человеческих глаз, то, что было там, внутри, спрятанное за уродливой внешностью, нечто настоящее. Так же, как и она настоящая – это не её внешность, а то, что внутри.

Она представила, что было бы, увидь её сейчас король. И не узнал бы, наверное, вовсе. Зеркала в логове горбуна, конечно, не было. Как и ванной и даже рукомойника. Всё, к чему Юлла привыкла – было для неё теперь недоступно. Она подозревала, что волосы её некогда длинные, золотистые и красивые (матушка очень любила расчёсывать её волосы и разговаривать с ней по душам) теперь, наверное, похожи на паклю. А руки и лицо должно быть выглядят не чище чем у трубочиста. Но это ведь по-прежнему она, а не некто другой, заменивший её. Эти размышления были слишком тяжелы для неё и рождались не сразу, а постепенно. Тем более, что времени на подумать у неё было очень много.

Несколько мгновений она стояла и молча смотрела на горбуна, думая, как бы спросить у него то, что она хотела. Как бы объяснить ему… А потом всё-таки решилась.

– Пико, – снова повторила она. – А откуда ты взял платье и одеяло? – Он выходит в город? Сможет ли он достать для неё то, что она хочет? Сможет ли она исполнить задуманное?

– Обменял у охотников на шкурки.

– Какие шкурки?

– Зверей, – спокойно ответил Пико. А Юлла вдруг поняла, чем он промышляет. Вся знать часто выезжала на охоту. Но в основном только на крупных зверей. Мелкими зверями заниматься было зазорно и недостойно высокого титула. Мелких зверей добывали охотники или егеря. Или вот такие, как Пико.

– Стало быть, денег у тебя нет?

– Что ты?! Какие деньги?! Кто же даст уроду деньги? – Он изумился так натурально, что Юлле снова стало больно. Во всём его голосе чувствовалась спокойная обречённость. Он принял своё уродство и смирился с ним.

– А ты можешь выменять у них всё, что хочешь? – Снова спросила она.

– Ну, пожалуй, да. А тебе чего-то не хватает? Ты говори, я сам многого не понимаю, – Ей показалось он сказал это с каким-то волнением, словно для него действительно было важно – всё ли у неё есть.

– А ты можешь обменять у них книгу?

– Книгу? Какую книгу? – Пико поднял глаза, посмотрел на неё и снова отвернулся, словно ему было неловко.

– Книгу рецептов. – Ответила Юлла. Ей почему-то тоже стало неловко. И она добавила уже тише и робко. – Я хочу научиться готовить.

– Зачем? Тебе не нравится еда? – Пико вздохнул, как ей показалось даже печально. А потом тихо добавил. – Ну да, кому она может нравиться… Я попробую спросить то что ты хочешь. Но ты не обязана готовить. Лучше я научусь. А ты говори мне, чего ты хочешь. Это мой долг.

И замолчал, словно исчерпал весь запас слов. А у Юллы почему-то от таких простых фраз слёзы навернулись на глаза. Должен ли он заботиться о ней? Зачем она ему? Чудовище, которому отдали её на забаву, в чём она была так уверенна тогда, на суде, оказался вовсе не чудовищем. Ей было жалко его и больно. В первый раз, наверное, она сейчас забыла собственную горькую участь и ей стало так сильно жалко другого человека, что она забыла себя. Жалко человека, который единственный захотел что-то для неё сделать.

Пико

Мотылёк первая заговорила с ним. И не чуралась его больше и не боялась. Кажется, он не вынес бы, увидев теперь в её глазах то же презрение, что в самый первый день их знакомства. Но она попросила у него книгу, а он со смущением вдруг подумал, что она привыкла к другой жизни, той, что он видел лишь украдкой и к которой не был допущен. И ведь не жалуется, не плачет. А он даже не знает, чего ей нужно, пока она не попросит. А она не попросит. Почему-то Пико был в этом уверен. А сам он не мог сообразить, что ей нужно.

Нет, верно, он не только урод, но ещё и дурак. Та каша, да мясная похлёбка, которыми он питался изо дня в день и из года в год, разбавляя лишь летом свежими овощами, а зимой – сушёными, вряд ли годна была в пищу кому-то, кроме него самого. Тем более такой девушке, как Юлла. А он даже не сообразил этого. Да и готовить не умел ничего, кроме привычной похлёбки. Но он научится, обязательно. Негоже, чтобы она марала свои белые ручки.

Пико вспомнил, как увидев знатных дам, его больше всего поразили их руки. Белоснежные, тонкие, словно прозрачные. Вот и у Юллы были такие руки, словно крылья у мотылька. Он посмотрел на свои грубые лапищи, будто вырезанные из камня, потемневшие, покрытые мозолями и тяжело вздохнул.

Целую ночь он не спал, думая, что бы ещё выменять у охотников. Книга, у них верно была, да только не обманут ли они его? Он то ведь читать не умеет. Хотя рецепты верно должны быть с рисунками. А ещё продуктов бы взять. Не то, к чему он привык. Да, по правде говоря, у охотников он брал только вяленое мясо, да и то не всегда – сам он не умел его загатавливать, да и пушной зверь плохо годил для этой цели. А вот шкурки сдавал исправно – так приказал ему король. И теперь он усердно думал, чем питается знать.

А ещё он наконец-то понял, чего не хватало Юлле. Даже его мать иногда пользовалась гребнями для волос и всякими женскими штучками. А у Юллы ничего этого не было. Подумав об этом, Пико сжал кулаки. Король жестоко наказывает за непослушание. Но теперь то он есть у Юллы и он не позволит, чтобы её кто-то обидел. Да! Не позволит! Именно так!

Проворочавшись до утра на своём жестком топчане (он так и не сбил себе кровать), он задремал лишь под утро. И сон его был наполнен мотыльками – они порхали вокруг него, садились на его руки и лицо. И во сне он был безумно счастлив от этого. Проснулся Пико тоже счастливым. Ему так редко являлись сновидения, что он едва знал, как они выглядят. И вот сегодня встал отдохнувший и радостный в первый, наверное, раз за всю свою жизнь. Не зная, что такое счастье и существует ли оно вообще, он невольно чувствовал его сейчас всем своим существом. А для этого так мало надо было – всего лишь взгляд на Юллу. И тогда заржавевшая улыбка невольно появлялась на лице.

Сегодня ему надо снова проверить ловушки, вечером заняться шкурками, а завтра поутру – отправиться к охотникам. Позавтракав, как обычно, он накинул жилет и похромал к лестнице, когда в спину донеслось тихое:

– Ты куда? – И от этого вопроса он сам не знал, что случилось с ним. Каждый раз, как мотылёк заговаривала с ним, Пико словно забывал, как он выглядит.

– Посмотреть ловушки на зверей, – ответил немного неуверенно. Ему тяжело было подбирать слова. Слишком долго он молчал, а когда и говорил – никто раньше не хотел его слушать.

– А ты не замёрзнешь? Дождь ведь идёт.

Пико обернулся. Мотылёк смотрела на него спокойно, без страха. И не боялась ведь его и не презирала за ужасную внешность! И беспокоилась за него! За него никто, никогда за всю его жизнь не переживал. Казалось – умрёт он, и всем станет только легче. Но вот Юлла сказала эти простые слова, и они наполнили сердце таким теплом, что ему казалось, он может выйти под дождь в одной рубахе и не замёрзнет.

– Не замёрзну. – Он покачал головой. – Я привык.

И вышел за дверь. Дождь не пугал его теперь. И серое небо, и гнущиеся под ветром остовы деревьев не навевали привычную тоску.

Звери попрятались видимо в ловушки от дождя так, что те были переполнены. Хороший улов. Пико проверил все и похромал домой, привычно поёживаясь, когда ветер швырял ему пригоршни дождя прямо за шиворот. Он не чувствовал ни холода, ни того, что вымок почти насквозь. За все годы жизни здесь, в лесу, он привык к здешней погоде, а привыкнув, перестал замечать её неудобства. Обогреется сейчас у печи, высушит одежду, да примется дальше за свои дела.

Когда он возвращался, уже почти стемнело. И увидев в окне непривычный огонёк свечи, почувствовал в первый раз, что возвращается домой. Ему даже показалось, что он увидел Юллу, метнувшуюся от окна прочь. Да вот уж глупость! Зачем ей ждать его? И всё же он был счастлив, возвращаясь в свою холодную и неуютную до недавнего времени берлогу.