По особо неважным делам
Ника лениво приоткрыла глаза.
– Нет, раньше было обидно, а теперь все равно. Раньше меня называли «та чокнутая из комитета, что проводит проверки показаний на месте в день полиции», а сейчас переименуют в «ту чокнутую из комитета, которая заставила в говне копаться». Разницы особо нет.
– А что за ситуация с днем полиции? – поддержал светскую беседу Голицын.
– А это было на заре туманной юности, я тогда работала всего полгода. Ну и забыла, что десятое ноября – день полиции. Чай не национальный праздник, – улыбнулась Ника. – И запланировала на тот день проверку показаний на месте с выездом в лес. На меня матерились все: конвой, опера, всем хотелось побыстрее все закончить и побежать отмечать. По лесу все передвигались бегом. Потом, конечно, я со всеми познакомилась поближе, и мы уже вспоминали эту историю со смехом. Ну и я навсегда запомнила, когда же день полиции. Потом я запомнила и пятое октября – день уголовного розыска, и все десять праздников в честь Следственного комитета.
(Заметим в скобках, что следователь Речиц чуть-чуть преувеличивает. В Следственном комитете отмечается всего три праздника: 15 января – день Следственного комитета, 25 июля – день работника следственных органов, 7 сентября – день Следственного комитета при прокуратуре. Как видно, не грех и запутаться.)
– Ника Станиславовна, а можно еще вопрос?
Ника кивнула.
– Вы правда думаете, что уже на свинокомплексе в навозе спрятан труп юной подружки моего сына?
– Не знаю, – следователь Речиц пожала плечами. Как показывает практика, все преступления уже совершались ранее, и способы сокрытия трупов уже использовались. Ничего нового, как правило, преступник не изобретает. А тут идеальная схема – навоз воняет, труп, разлагаясь, тоже. Спрятать здесь труп – это как розу в саду спрятать.
Голицын замолчал. В какой-то момент Нике даже немного стало жалко его, вид у него был какой-то виноватый и несчастный.
Вдруг бомжи оживились и стали жестами показывать, что что-то нашли. Ника вскочила с заборчика и рванула к ним. Один из бомжей держал в руках человеческий череп, другие выковыривали из навоза еще какие-то кости вперемешку с обрывками одежды.
Нике показалось, что воздух стал каким-то густым, сердце изнутри забилось об ребра, так что стук даже в ушах отдавался. Ей было знакомо это невероятно сладкое следственное чувство – чувство гончей, напавшей на след. Ради таких минут хотелось жить и работать, казалось, что вслед за этой разгадкой мир раскроет тебе и остальные тайны бытия.
Скелетированные останки неустановленного человека осмотрели на месте обнаружения и доставили в бюро судебной медицинской экспертизы. Утром эксперт произведет их исследование. В ту ночь Нике не спалось, ей хотелось скорее узнать, нашли они Лилю Кондратюк или нет, чтобы дальше биться над вопросом, кто же ее убил, если это и правда Лиля. Утром она сразу поехала в морг, чтобы узнать всю информацию от эксперта из первых рук.
Ночью пошел дождь, который продолжил моросить и наутро. Вскрытия начинались в 8 утра, Ника слезно упросила заведующего отделением судебной медицинской экспертизы трупов заняться костными останками в первую очередь. В ожидании результатов Ника вышла на улицу. Перед входом в здание бюро она увидела одиноко сидящую на лавочке Алину Лазаревну. Она подошла, поздоровалась с потерпевшей. Та подняла на Нику смертельно уставшие глаза.
– Как думаете, это нашли мою девочку?
– Не знаю, сегодня, думаю, будет понятно. Я попросила, чтобы нам поскорее сделали геномно-молекулярную экспертизу, ну и сейчас эксперт нам скажет пол и примерный возраст того, чей скелет мы нашли на свинокомплексе.
– Знаете… – Алина Лазаревна задумалась. – Я часто думала, за что мне такое горе. А потом поняла, это из-за моего неумения прощать.
– В смысле?
– Вот вы умеете прощать? По глазам вижу, что нет, что вы тоже гордая, как сатана. И я – гордая.
Тут Ника с изумлением поняла, что убитая горем мать пропавшей девочки хорошенько пьяна.
– И всю жизнь мне эта моя гордыня сломала. Я же совсем не деревенская. Я – девочка из хорошей семьи, училась в университете, могла стать филологом или журналистом, но в итоге работаю на свиноферме в деревне Нижние Ямки. А все из-за того, что не смогла простить своего собственного отца за то, что он не захотел помочь мне и моему жениху. Нет, не Кондратюку, нет. Другому, моему первому жениху. Вы, наверное, не помните девяностые годы, вы же еще молодая. А я помню их отлично. Мой жених был красавец, каких мало, но играл, причем играл с серьезными людьми. И крупно проигрался. Мой отец был человек непростой, крупный ученый, у него была возможность нам помочь – выкупить моего жениха. Я в ногах тогда у отца валялась, умоляла, заклинала, но он ни в какую. Жениха убили у меня на глазах, хотели и меня убить как свидетеля, но меня спас Коля. Он упросил своего «начальника» отдать меня ему. И тот отдал. Коля увез меня к своей сестре в деревню, спрятал, а потом, когда у их банды дела запахли жареным, мы сбежали в Сибирь, в Энскую область. Вот так, Ника Станиславовна, из городской филологической девочки Алины получилась пьющая скотница.
– А сейчас ваш отец… – начала было говорить Ника, но Алина Лазаревна прервала ее достаточно жестко.
– Сейчас мой отец жив, здоров, и у него все в шоколаде. Искал ли он меня? Не знаю, может, и искал, но думаю, что найти меня практически невозможно. Другой регион, другая фамилия, другой образ жизни. А я его так и не смогла простить. Если бы он тогда не пожалел тех денег, я жила бы счастливо с человеком, которого любила. И мои дети катались бы на своих велосипедах не по Нижним Ямкам, а по Москве. И мою дочь не убил бы какой-то местный отморозок и не спрятал бы ее труп в куче свиного навоза, – по щекам Алины Лазаревны текли крупные слезы.
Ника не знала, что сказать ей. Бывают такие человеческие драмы, что слова бессильны.
«Ни словом унять, ни платком утереть».
– А вы знаете, этот ваш скелет вообще не девочка… – начал свою беседу с Никой заведующий отделением судебной медицинской экспертизы трупов, лично исследовавший костные останки. – А скорее всего дяденька, примерно лет 40-50, не частый гость стоматолога, судя по состоянию его зубного аппарата.
– Та-дам, опять тупик, – печально вздохнула Ника. – Сейчас еще придется выяснять, что это за труп и от чего он умер.
– А умер он, похоже, не совсем сам. У него на ребрах есть небольшие царапины, думаю, медкрим вам скажет, что это такое, возможно, что это следы от ножа.
– А что по давности смерти?
– Тут тайна, покрытая мраком. Навоз сделал свое черное дело, ускорил процесс разложения, так что с установлением давности смерти будут проблемы.
После таких новостей Нике ничего не оставалось, как пойти к санитарам, сделать выемку остатков одежды трупа, источающих неповторимых запах навоза и разложения. Закончив свои дела в морге, она вышла на крыльцо бюро судебно-медицинской экспертизы, держа в руке ароматный пакет, и встретила там Алину Лазаревну.
Алина Лазаревна молча посмотрела на Нику, Ника в ответ помотала головой:
– Нет, это не Лиля.
Алина Лазаревна все так же молча кивнула Нике, отвернулась и пошла куда-то в сторону. Ника посмотрела ей вслед, казалось, что всю тяжесть мира эта женщина несла на своих плечах.
Печальная Ника вернулась в отдел. Скелет оказался не от того трупа, папа Кондратюк оказался бандитом, а сами Кондратюки, скорее всего, вообще не Кондратюки. Теперь придется искать другой ключ к разгадке исчезновения Лили. Ника прикрыла дверь в кабинет, выключила верхний свет, оставив гореть только настольную лампу, и притулилась в кресле, чтобы еще раз просмотреть дело по факту безвестного исчезновения Кондратюк Л.Н., может, она что-то проглядела. От чтения Нику отвлекла вихрем ворвавшаяся в кабинет Леся Лазарева, ее коллега и наперсница.
– Ника, привет! – следователь Лазарева, как и всегда, была очень жизнерадостна. – А ты что в темноте сидишь? – она щелкнула выключателем, и кабинет озарился светом. – Ника, мне нужна твоя помощь! У меня выезд, надо осмотреть место происшествия в Глухарево, а потерпевшего – малолетку доставили в больницу, прооперировали и достали из него дробь. ДД сказал срочно ее изъять, пока ее врачи не потеряли.
– Да без проблем, – Ника встала и потянулась за дежурной папкой. – Дай мне номер дела и фабулу, я прямо сейчас схожу до больницы и все изыму.
– Ой, спасибо тебе большое. – Леся сунула Нике копию постановления о возбуждении уголовного дела по факту причинения тяжкого вреда здоровью несовершеннолетнему, Ника, мельком просмотрев его, крякнула от удивления – подростки уже начали стрелять друг дружке в голову из дробовиков.
В больнице Ника не без труда нашла хирурга, который в ходе операции извлек из головы мальчика дробь. В ординаторской его не оказалось, после долгих расспросов, беготни туда и обратно в скользящих по кафельному полу бахилах Ника выяснила, что врач Потешкин пошел курить к служебному входу. Она снова вышла на улицу, где у служебного входа увидела очень высокого, мрачного вида мужчину. Мужчина курил и сурово смотрел куда-то вдаль. Подходя к нему поближе, Ника подумала, что если спросить стороннего наблюдателя, кто из них двоих следователь, то тот со стопроцентной вероятностью ткнет пальцем именно в этого хирурга. Ведь хирург со своей мрачностью, щетиной и нахмуренными бровями выглядел как персонаж из фильмов в жанре «нуар». А Ника в немаркого цвета куртке, джинсах и удобных ботинках на плоской подошве была похожа на студентку-переростка, а не на суровое, почти процессуально самостоятельное должностное лицо.
Ника, опасаясь, что недовольный жизнью хирург может обгавкать ее, не разбираясь кто и зачем отвлек его от курения, нащупала в кармане «ксиву» и с разбегу сунула ее мужчине прямо под нос.
– Здравствуйте, следователь Речиц, Следственный комитет. Вы – Потешкин?
От неожиданности хирург чуть не выронил сигарету.
– Добрый день! Да, Потешкин – это я. Чем обязан? – несмотря на суровый внешний вид Потешкин общался дружелюбно, и Ника подумала, что он просто на лицо ужасный, а внутри, похоже, добрый.
Ника объяснила цель своего визита, Потешкин бросил бычок в урну, и они вместе пошли в ординаторскую изымать дробь. По дороге они разговорились, Ника рассмотрела хирурга поближе. Физиономия у Потешкина была лошадиная, покрытая мелкими веснушками. Весь он был высокий, худой, нескладный, но какой-то приятно добродушный. Улыбка очень красила его, с ней он становился похожим на веселого жеребенка, не стесняющегося своих крупных зубов и неправильного прикуса.
«Страшный, но обаятельный», – резюмировала Ника про себя.
В ординаторской Ника оформила выемку дроби и решила еще в три строчки допросить хирурга по обстоятельствам ее изъятия в ходе операции. Занося в протокол анкетные данные, Ника выяснила, что Потешкина зовут Павел Петрович, что он на три года ее старше и что он холост и детей не имеет. Большой плюс работы следователем – ты сразу многое можешь узнать про понравившегося мужчину.
Потешкин напоил Нику чаем, рассказал ей, что в молодости мечтал работать следователем и до сих пор обожает детективные романы. А потом спросил, можно ли пригласить ее куда-нибудь в свободное от дежурств время на чашку кофе или рюмку чего покрепче. И Ника не стала возражать. На том они и расстались.
Вернувшись в отдел, Ника подошла к висящему в ее кабинете зеркалу, чтобы понять, не проявилась ли в ней наконец-то роковая женщина, способная с первого взгляда свести любого с ума. Роковой женщины в отражении Ника не обнаружила, там была обычная следователь Речиц – усталая, почти не накрашенная, с пристальным и тяжелым взглядом внимательных глаз. В период бурного романа с Погорельцевым Ника покрасилась в рыжий цвет и теперь прятала пряди, постепенно выцветающие до родного каштанового оттенка, в хвостик. В общем, ничего примечательного Ника в зеркале не обнаружила. От изучения себя в Зазеркалье Нику отвлекла Леся, влетевшая в ее кабинет так же стремительно, как и несколько часов назад.
– Ты чего сияешь? – поинтересовалась Леся.
– Да ничего… – Ника смущенно улыбнулась. – Познакомилась на твоей выемке с симпатичным хирургом.
– Вот это да! – порадовалась за подругу Леся. – Правильно, тебе надо отвлечься от твоих погорелых страданий.
– Погорелые страдания – это точно сказано, – Ника еще раз повернулась к зеркалу и показала воображаемому бывшему любовнику язык. – Хватит страданий, теперь все будет по-другому.
Октябрь шел своим чередом. Выезды сменялись выездами, уголовные дела возбуждались и заканчивались, а в уголовном деле по факту безвестного исчезновения несовершеннолетней Кондратюк Л.Н. не происходило ничего дельного. Алина Лазаревна опознала кулон с оленем, сказала, что это, правда, украшение ее дочери. Ника допросила еще раз Мишу Голицына и брата пропавшей девочки – Матвея Кондратюка.
Миша Голицын не рассказал ничего нового, выглядел очень подавленным. После допроса он спросил у Ники, как она думает, есть ли еще шансы на то, что Лиля жива. Ника внимательно посмотрела на Мишу, по его измученным глазам было понятно, что он спрашивает не из праздного интереса. Ника задумалась, посмотрела на отца Миши, присутствовавшего при допросе.
Михаил Михайлович заметил ее взгляд, кивнул ей, дав разрешение сказать Мише правду.
– Миша… Я думаю, что Лили, скорее всего, уже нет в живых. Тебе надо будет научиться жить без нее.
– Я ее так люблю. Она – необыкновенная, таких больше нет, – голос парня дрожал.
– Понимаю, что любишь. Но думаю, Лиля, где бы она сейчас ни была, не хотела, чтобы ты так раскис. Тебе надо найти в себе силы и жить дальше. За себя, за твою Лилю. Миша, надо взять себя в руки.
– А мы когда-нибудь узнаем, что случилось с Лилей? Мне кажется, что если бы я точно знал, что произошло с Лилей и кто в этом виноват, я бы смог двигаться дальше. А так я постоянно про это думаю, сил нет выносить эту неизвестность. И мне, и Алине Лазаревне, и Вике… Всем, кто любил Лилю.
– Слушай, Миша, – внезапно родился в голове у Ники еще один вопрос. – А ты общаешься с Настей, еще одной подружкой Лили?
– Знаете, практически нет. Они же незадолго до исчезновения Лили поссорились.
– А причину их ссоры ты знаешь?
– Нет, точную не знаю. Лиля не хотела мне про это говорить, просто сказала, что это связано с их семейной тайной. В общем, какая-то женская ерунда, если честно…
Матвей Кондратюк оказался точной копией своего отца, только помоложе. Нагловатый и дерзкий, с виду типичный деревенский гопник, Матвей подрабатывал в Энске на Клещихинском кладбище, занимался копкой могил. Ника вспомнила, что именно рядом с Клещихинским кладбищем Яшка-цыган купил у неизвестного юноши кулон Лили. Она еще раз просмотрела описание, данное Яшкой: тощий, бледный, в огромной бейсболке и в футболке с надписью «Адидас» не по размеру. Плечистый и смуглый Матвей явно под это описание не подходил.
По поводу исчезновения Лили Матвей ничего не знал: в деревне в тот вечер его не было, он ночевал в строительном вагончике недалеко от кладбища. Судя по данным базовых станций, телефон Матвея действительно в указанное время находился далеко от Нижних Ямок. Как пояснил Матвей, никаких конфликтов с членами семьи у Лили не было.
Раскрылась тайна скелетированного трупа в навозе на свиноферме – оказалось, что это был один из работников комплекса, убитый своим коллегой при распитии спиртных напитков.
Ника долго думала, как воспользоваться информацией о том, что Кондратюк-старший в молодости был членом организованной преступной группировки. «Интересно, бывшему бандиту по «понятиям» ходить на личные приемы к руководителю следственного управления», – подумала она. Ника поделилась своими размышлениями с Ткачуком, вместе они придумали план, как оперативным путем добыть отпечатки пальцев папы Коли и пробить дактоформулу по федеральным учетам и базам данных. В случае, если человек, которого они теперь знали под фамилией Кондратюк, ранее привлекался к уголовной ответственности и находился в розыске, они смогут узнать его настоящее имя и место проживания до побега в Энскую область.
Так, в один прекрасный осенний день Коля Ткачук позвал Николая Кондратюка к себе, напоил его чаем, выслушал его бесконечные монологи о несправедливом мире и продажных следователях. А потом отнес чашку, из которой пил Кондратюк, экспертам. Теперь им лишь оставалось ждать, когда же придет ответ из главного информационно-аналитического центра.
А дальше в расследовании воцарилась тишина. Как уже знала по своему опыту Ника, это было или затишье перед бурей, или та тишина, что медленно ведет к приостановлению уголовного дела и его погребению в архиве следственного отдела.
Но тишина прервалась внезапным звонком Ткачука.
– Собирайся. Похоже, что нашлась наша Лиля.
Как объяснил Коля по дороге на место происшествия, сегодня с утра Матвей и Николай Кондратюки решили в очередной раз прочесать какой-нибудь из прилегающих к Нижним Ямкам лесов. Выбор пал на лес вблизи кладбища, который располагался аккурат через дорогу от рощицы, в которой Лилю видели последний раз. В лесу у небольшого болотца Кондратюки увидели длинную сосновую ветку, воткнутую в землю явно человеческой рукой. Они потянули ветку вверх, в тот же момент стало понятно, что почва в этом месте рыхлая и скрывает какое-то захоронение, раскопав ямку, они почувствовали сильный запах разложения. После этого сразу же позвонили в полицию.
Ранее этот лес неоднократно прочесывали, сосновой ветки раньше в этом месте не было.
Услышав от Ткачука про ветку, Ника стала лихорадочно прикидывать, не пропустила ли она что-то важное в том запыленном деле прошлых лет.
«Я, как и бог, не играю в кости и не верю в случайные совпадения», – пронеслось в ее голове.
Ника приехала в лес на своей машине. Припарковалась у входа на кладбище, где ее уже ждал Коля.
– Не стали сами откапывать? – сразу поинтересовалась Ника.
– Нет, тебя ждем, надо же все зафиксировать поэтапно. Кондратюки даже ветку назад воткнули, как она была вставлена. Там народу, Ника, капец как много. Мы их отогнали, место оцепили, но все равно там очень все нервно. Мы даже впервые ленточки ограждения использовали, которые у меня в машине валялись.
Ника вытащила из своего авто несколько картонных коробок и вручила их Коле.
– Ладно, пошли быстрее. – Ника и Коля, вооружившись коробками и следственным чемоданом, резво пошли в сторону леса.
Осенний лес пах одновременно гнилью и свежестью. Ника на всю жизнь запомнила эту картину: низкое пасмурное небо, высокие стройные сосны, маленький клочок земли примерно три на три метра, огороженный лентой с надписью «Полиция», а вокруг заграждения серые лица жителей деревни. Ника краем глаза увидела много уже знакомых ей людей: изможденную Алину Лазаревну, которую поддерживал под руку Голицын-старший, плачущих Мишу Голицына и Вику Иванову, угрюмых Николая и Матвея Кондратюков, похожих друг на друга как две горошины из одного стручка, Настю Мишину с отцом и ребенком.
Ника прошла за ограждение. Быстро кивнув в качестве приветствия присутствующим сотрудникам полиции, Ника попросила привести за ограждение двух понятых из числа жителей Нижних Ямок, не приходящихся родственниками семье Кондратюк.
Навстречу ей рванул эксперт-криминалист.
– Ника, я панорамные снимки сделал, ветку сфотографировал.
Она тоже сфотографировала на свой смартфон сосновую ветку, воткнутую в землю, после чего надела резиновые перчатки, вытащила ветку из земли и положила в картонную коробку. После чего кивнула операм с лопатами. Раскопки долго не продлились. В неглубокой яме вскоре показались велосипед нежно-розового цвета и сильно разложившийся труп в одежде, знакомой всем по ориентировке на пропавшую Лилю Кондратюк: кроссовки синего цвета, джинсы синие, футболка, бывшая когда-то белой, а теперь грязно-желтая. Футболка была натянута на лицо трупа, но выглядывающие из-под нее клочки кудрявых темных волос практически не оставляли сомнений – перед ними была та, кого они искали.
Ника вздохнула, присела на корточки и начала фиксировать в протоколе осмотра места происшествия факт обнаружения трупа неустановленного человека в состоянии сильно выраженных гнилостных изменений. Она спиной чувствовала, как волнуется толпа за ограждением, слышала, как плачут женщины, матерятся вполголоса мужчины, как пытаются прорваться к разрытому захоронению потерпевшие Кондратюки.
– Ника, там труповозка приехала. Можно труп забирать? – спросил Коля.
– Да, можно. – Ника встала, обошла вокруг разрытой могилы, пытаясь размять затекшие ноги. К ограждению подошли сотрудники ритуальной службы, погрузили останки в большой черный мешок и на носилках понесли к машине. Толпа деревенских двинулась вслед на ними, на полянке у ямы остались лишь Ника и Ткачук.
– Что думаешь? – Коля закурил.
Ника задумчиво посмотрела вслед удаляющейся в сторону дороги печальной процессии.
– Я думаю, что, как это чудовищно ни звучит, но Лилю здесь закопал один из тех, кто стоял сейчас у могилы. И этот кто-то хотел, чтобы мы Лилю нашли. И этот кто-то связан с делом об убийстве Валерии Голицыной.
– Почему ты так думаешь?
Вместо ответа Ника открыла на смартфоне фотографии уголовного дела, изученного ею в архиве суда, и показала Коле.
Увидев могилу с веткой, Коля присвистнул.
Ника села в автомобиль, пристроила коробку с веткой на заднее сиденье и призадумалась. Еще в лесу ей почему-то показалось, что появилась в деле какая-то деталь, которая может пролить свет на загадку исчезновения Лили Кондратюк. И эта деталь – вовсе не ветка, словно сошедшая с фотографии из старого уголовного дела.
Из потока бессвязных мыслей Ника внезапно вычленила свою давнюю задумку – она вспомнила, что хотела допросить школьных учителей Лили, но руки так и не дошли, и поехала в сторону Нижнеямкинской средней школы.
Классный руководитель Лили – учитель истории Виктор Петрович сидел в своем кабинете в одиночестве. Ника проскользнула в приоткрытую дверь и сразу почувствовала, как пахнет в комнате корвалолом. Она вспомнила этого бородатого мужчину в очках, она уже видела его сегодня в лесу, когда из могилы извлекали труп.
– Вы – следователь? – учитель поднял на нее глаза.
– Да, я – следователь. А вы – классный руководитель Лили? – на всякий случай уточнила Ника.
Мужчина кивнул ей в ответ.
– Какой ненастный день Лиля выбрала для своего возвращения. Вроде уже не верил разум в счастливый исход, но все равно очень тяжело. Думал, может, ее похитили, где-то удерживают, что, может быть, она еще найдется. А тут такое… – он взмахнул руками.
– Вы знаете, мы с Лилей были очень близки, – начал он. – Нет, вы не подумайте ничего дурного, мы просто по-человечески хорошо общались друг с другом, как ученик и наставник. Лиля интересовалась историей и обществознанием, вы же знаете, что она хотела стать юристом? Она была отличной девчонкой: боевой, активной, очень любознательной. Я не могу понять, как это могло случиться. Понимаете, у Лили совсем не было психологии жертвы. Она могла перебороть почти любые обстоятельства.
– Не совсем понимаю, что вы сейчас имеете в виду? – нахмурилась Ника.
– Понимаете… – учитель замялся, подбирая слова. – У Лили, скажем прямо, были не самые благоприятные стартовые возможности. Малообеспеченная семья, проблемные старшие братья, сильно пьющий отец, мать, которая тоже время от времени прикладывается к бутылке. Она с точки зрения психологии – потенциальный изгой в любом детском коллективе. Но Лиля своим твердым характером смогла все это переломить. Ее никто не воспринимал как дочку алкоголика Коли Кондратюка, она для всех была просто Лиля Кондратюк – умница, красавица, отличный друг, надежный человек. Она как бы делала себя сама, понимаете?
– Да, теперь понимаю… Виктор Петрович, а в последние дни перед своим исчезновением Лиля вела себя в школе как обычно, не было в ее поведении чего-то странного?
Учитель задумался. Немного помолчав, он ответил:
– Знаете, Ника Станиславовна, я бы не назвал это поведение странным. Ее мучил вопрос, мы его даже вместе с ней обсудили после уроков в начале мая. Да, я помню, еще цвела черемуха, она рано в этом году зацвела…
Виктор Петрович ударился в лирические воспоминания.
– Так что за вопрос был? – решила направить его в нужное русло Ника.
– Мы говорили о том, можно ли насильно осчастливить человека, который сам этого не хочет. Стоит ли вырывать личность против ее воли из ее социальной среды.
– Странные вопросы для семнадцатилетней девочки. А она не уточняла, с чем они связаны?
– Она говорила мне, что у нее на эту тему произошел спор с ее другом, но не сказала, с кем именно.
Ника дописала протокол, показала своему собеседнику, где нужно будет подписать.
– Я до сих пор не могу понять, как он мог с ней справиться… – учитель снял очки и, стараясь спрятать слезы, отвернулся к окну.
