Ангелы далеко

– Они попали в аварию на полпути. Столкнулись два лесовоза, один из которых был загружен под завязку, а между ними – «Скорая». От нее практически ничего не осталось.

Резко поднявшись, Вадим вышел из комнаты. Инна беспомощно смотрела ему вслед. Девушка могла бы встать и пойти за ним, но понимала, что мужчине вряд ли хочется сейчас кого бы то ни было видеть. А еще понимала теперь, почему вчера, слушая о ее погибшей дочке, он не стал ее утешать: потому что знал, что все произнесенные слова будут пусты и бессмысленны. Знал, что в таких случаях невозможно утешить.

Но, выждав время, Инна все-таки не выдержала и поднялась. И пошла на кухню. Вадим курил, стоя лицом к окну, и выдыхал дым в открытую форточку. Тихо подойдя к нему со спины, девушка положила руку на его плечо:

– Вадим… Я не буду тебе ничего говорить.

Он едва заметно вздрогнул – видимо, настолько задумался о своем, что даже не заметил, как Инна подошла. Потом благодарно накрыл своей ладонью ее руку, лежащую у него на плече, погладил. А потом, как будто стряхнув с себя наваждение, раздавил окурок в стоящей на подоконнике пепельнице, резко захлопнул форточку и развернулся к ней:

– Инка, какого лешего ты здесь делаешь? Больная, а тут форточка нараспашку. А ну, марш в кровать!

Девушка улыбнулась ему, нисколько не испугавшись этого показного гнева. Но он от слов сразу же перешел к действиям, подхватил ее и понес, продолжая ворчать на ходу:

– Едва ожила – и сразу бегать. Ремня б тебе всыпать, да руки заняты!

Вадим выходил Инну за четыре дня. Провел с ней почти все воскресенье, а потом вышел на работу, но все равно находил возможность в течение дня забегать домой. Из его рассказов Инна узнала, что часть леса отвозят на лесопилку и на деревообрабатывающий комбинат, отправляя потом из поселка уже готовую продукцию. Такие рейсы обычно не бывают долгими, время в пути варьируется в зависимости от погоды и от дальности вырубки. Гораздо более продолжительными являются те, когда машины увозят лес или доски на железнодорожный вокзал, для погрузки в вагоны. Или в город, на заказ. Выслушивала Инна и другие незначительные новости, позволившие ей, не вставшей пока с постели, понемногу включиться в жизнь поселка.

Еще она познакомилась с Марьвасильной, как женщина представилась сама, соседкой со второго этажа. Та зашла в гости вечером в понедельник, принесла горячих пирожков. И немного поболтала, согласившись выпить чаю «за знакомство». Других посетителей, уже пытавшихся достучаться до нового фельдшера, Вадим очень вежливо, но непреклонно отправлял восвояси. А на робкие возражения Инны, что это, мол, ее работа, отвечал:

– Доверься мне, Иннуль. Я местный народ знаю. И специфику работы фельдшера на селе тоже успел изучить. Если сразу четко не обозначить границы между ФАПом и домом, то некоторые к тебе и по ночам начнут прибегать только из-за того, что в боку разок кольнуло.

– А что же тогда для Марьвасильны исключение сделал? – лукаво спросила Инна.

– Во-первых, она никогда не хнычет по пустякам, – серьезно ответил Вадим. – А во-вторых, соседка мне как мать.

Инна в очередной раз удивилась, но не стала расспрашивать Вадима, что да как, уже успев понять, что тот не слишком-то любит рассказывать о себе. Позже, решила девушка, время на это еще будет.

А в среду Инна, заявив, что хватит ей прохлаждаться, вышла на работу. Точнее, Вадим ее туда отвез, предварительно растопив и так уже несколько дней не остывавшую печку.

ФАП оказался не только оперативно отремонтирован, но и чисто вымыт чьими-то заботливыми руками. Потолок, стены, пол – ничто не носило на себе следов недавнего запустения. Ни пыли, ни паутины. ФАП сиял, как потерявшийся и снова нашедший хозяйку пес. Помещения встретили Инну теплом, светом и – мужики здесь плотничали не зря! – запахом свежего леса. А еще – полным беспорядком в инвентаре и бумагах. Передавать Инне дела было некому, об этом ей сообщили еще в конторе, в день ее приезда. И Вадим здесь уже ничем не мог ей помочь, надо было справляться самой. Поэтому она, пока весть о выходе фельдшера на работу еще не разнеслась по поселку, взялась за дело.

Прежде всего ее интересовали, конечно, бумаги. Особенно – амбулаторные карты живущих в Боровом людей. Инна принялась разбирать их по фамилиям, по алфавиту, торопясь справиться как можно быстрее. Причина на то была очень веская: у нее ведь практически не имелось никакого опыта работы. Да, она окончила училище с отличием, а в институт не пошла лишь по сугубо личным обстоятельствам, да, привезла с собой немало справочников. Но ведь всего не вызубришь и не учтешь. А в картах содержались записи, сделанные ее предшественниками. То есть это был наглядный образец того, как нужно вести документы, а заодно и шпаргалка – пролистав карты, всегда можно увидеть, что в аналогичном случае предпринимали более опытные фельдшеры и насколько действия коллег помогли. Вот Инна и разбирала карты, пухлые и не очень. Некоторые, уже разваливающиеся, откладывала для ремонта. Другие бегло просматривала, заинтересовавшись вынесенным на первую страницу кодом.

Например, по амбулаторной карте она вычислила «Захарушку», того мужчину со шрамом на лице, которого видела в конторе в день своего приезда в Боровое. Имя его оказалось Захар Топилов. Мать не придумала ничего лучше, как ударить своего сына, бывшего тогда подростком, по голове и лицу горячей кочергой. Инна поежилась, откладывая эту карту в сторону. Удивительно, как при такой мамаше парень вообще остался в здравом рассудке!

Впрочем, случалось в поселке немало и других драм, нашедших отображение в амбулаторных картах. Правда, пока не было времени детально изучать все, но Инна рассчитывала сделать это в ближайшем будущем. И лишь одну карту она не отложила торопливо, а надолго задержала в руках – карту Вадима.

Белоснежным уголком из ее пожелтевших страниц выбивалась выписка из военмеда. Инна развернула жесткий листок качественной, нежелтеющей бумаги, разгладила ладонью, прочитала имя пациента – старший лейтенант Вадим Ларичев. А дальше сухим официальным языком перечислялись полученные офицером ранения. «Оспинки» на его лице на самом деле оказались последствием взрыва. Но самым страшным было осколочное ранение, от которого пострадал позвоночник.

Инна накрыла листок рукой и задумалась, устремив невидящий взгляд в стену. Вадим был ранен не в спину, как ей подумалось вначале, а в живот. Значит, вот что означали оброненные им слова «любой ценой». Он до последнего прикрывал отход своих салаг-мальчишек. Хотя и сам был по возрасту ненамного старше них. Но опытнее. И главное, чувствовал свою ответственность за их жизни. Впрочем, «салаги» тоже не ударили в грязь лицом, не бросили своего лейтенанта, вытащили раненого. Еще даже не зная, на радость или на беду.

Девушка перевела взгляд на нижние строчки официального документа. Заключение ВТЭК: инвалид первой группы. Бессрочно. То есть на всю оставшуюся жизнь. А он взял и перечеркнул этот приговор. Потому что рядом оказалась любимая женщина, вдохновившая его на самый трудный в его жизни подвиг. Инна перелистнула страницы карты. Вот идут записи, сделанные ее рукой. Тоже официальные, как полагается. Сухие, лаконичные. Только факты. Но рука явно иногда дрожит, выдавая, что чувствовала писавшая их женщина. А кое-где чернила расплылись от невольно оброненной на страницу слезинки. У Ларисы Ларичевой был свой собственный подвиг. Уже никто не узнает, что такого бывшая медсестра нашла в израненном лейтенанте, но, забыв про себя, она дала ему ту точку опоры, которая позволила инвалиду подняться на ноги…

На крыльце кто-то затопал, стряхивая снег с обуви. Это отвлекло Инну от раздумий. Бережно разгладив листки, девушка отложила амбулаторную карту в сторону от остальных и выглянула из кабинета навстречу входящему с улицы.

– Здравствуй, доча! – Юркая бабулька уже вешала на вешалку у дверей свой пуховый платок. – А я смотрю, свет в окнах горит. Дай, думаю, зайду, взгляну на новую фельдшерицу.

«Вот и первая ласточка пожаловала», – подумала Инна, приглашая старушку в кабинет.

Та вошла, одобрительно кивая и при этом засовывая в карман белого халата хозяйки ФАПа шоколадку…

И – началось! Люди потянулись один за одним. В основном старики. Большинство приходили преимущественно из любопытства, но находили на что и пожаловаться. Инна выслушивала их, задавала вопросы, измеряла давление и попутно продолжала разбирать амбулаторные карты, вытаскивая из стопки нужные. Карточки обретали хозяев, к именам добавлялись лица. На внутренней стороне каждой обложки фельдшер делала для себя пометки карандашом, типа «Игнатова – первая бабулька. Маленькая, юркая». Или «Потапова – полная, с седым пучком, печет домашнее печенье». И так обо всех людях, которые к ней приходили. Потому что запомнить всех и сразу Инна не могла, а обижать впоследствии тем, что не узнала, не хотелось.

За утро она приняла человек двадцать и ближе к обеду чувствовала себя совершенно одуревшей. А в коридоре, за дверью кабинета, сидели на скамейке еще три человека. До слуха донесся скрип входной двери. «Четвертый пожаловал», – обреченно подумала Инна. С непривычки захотелось завыть в голос, чтобы все те, кто пришел, сами разбежались в разные стороны. Но вошедший энергично прошагал мимо очереди, бросив ожидающим несколько слов, и постучал в створку.

– Да? – откликнулась фельдшер, давно уже и осмотрев свою нынешнюю пациентку, и прослушав легкие, и простучав везде и все, что только было можно.

И тут, к огромной Инниной радости, в кабинет вошел Ларичев. Сидящая возле стола старушка, которой явно не хотелось уходить, недовольно взглянула на него:

– Мы еще не закончили. Нельзя так врываться во время приема.

– Здрасте, Анфиса Марковна, – нисколько не смущаясь, кивнул ей Вадим. – Вы, простите, когда последний раз кушали? Я это к тому, что фельдшеры тоже люди, только за них пожаловаться некому, вот и сидят голодные.

– Да я что? – забормотала старушка, поднимаясь со стула. – Обед же в расписании не написан. Ну ничего, доча, я завтра с утра приду.

«Не дай бог!» – с тоской подумала Инна, глядя ей вслед.

– Придет, – словно прочитав ее мысли, заверил Вадим, – она такая. Перелистает кучу справочников, выищет себе кучу болячек и носится с ними. Анфиса Марковна и домой к нам уже два раза ломилась. Ты будь с ней построже. А сейчас – пора обедать.

– Да у меня в коридоре еще толпа. Таких же или нет, уж не знаю, – сообщила Инна, как будто Вадим сам очередь не видел.

– Никого там уже нет, я попросил народ погулять полчаса, – ответил он. – Потому что приехал за тобой. Поедем, а то ведь и правда, наверное, уже голодная-преголодная.

– Да я тебя сама накормить могу! – Инна со смехом выдвинула ящик стола, в котором теснились народные подношения: кто приходил знакомиться с шоколадкой, кто с печеньем домашней выпечки, кто с конфетами или пирожками… – Хочешь?

– Вот это да! – рассмеялся Ларичев. – Слушай, а тебя выгодно держать в компаньонах. Ладно, сгребай все это в кучу и поехали, потому что дома тебя ждет нормальный обед.

Так Инна получила полчаса передышки, покоя и тишины. А потом, когда он доставил ее назад на рабочее место, все началось по новой. К концу рабочего дня Инна была уже просто никакая. Но поток пациентов схлынул. Как и обещал Вадим.

– Не переживай, просто сумей продержаться несколько дней, – сказал он, везя ее после обеда. – Во-первых, только именно в первые дни бывает такой ажиотаж, потом все же будет легче. А во-вторых, ближе к вечеру начнут показывать сериалы, так что бабусек как ветром сдует: жизнь киногероев для них интереснее, чем на тебя посмотреть.

И вот, кажется, его обещание сбылось. Или нет? Инна только вздохнула, снова услышав, как кто-то на крыльце отряхивает обувь от снега. Но выглядывать из кабинета уже не стала: если надо, сами знают, где искать, – обреченно ждала появления очередного пациента. Но вопреки ее опасениям вошедший оказался не бабулькой, а молодым мужчиной, который, судя по виду, не собирался долго и нудно жаловаться фельдшеру на давление, сосуды и ломоту в костях.

– Привет медицинской службе! – бодро улыбнулся он.

– И вам того же, – ответила Инна, разглядывая его. И голос, и внешность посетителя были ей смутно знакомы. Он был довольно высок, строен, из-под русой челки глядели серо-голубые, опушенные очень густыми и темными ресницами глаза. – На что жалуемся?

– А что, можно на все? Или только конкретно на здоровье? – уточнил парень.

– Исключительно на здоровье! – подчеркнула Инна.

– Ну вот, а вначале так обнадежила… – шутливо вздохнул он. – Ну да ладно. Что касается здоровья, то оно у меня вот здесь не в порядке. – Пациент показал левую руку с неловко замотанным большим пальцем. – Порезался на днях, а теперь болит. Вроде как воспаляться собирается.

– Ну что ж, значит, будем лечить. А для начала посмотрим…

Инна провела мужчину в перевязочную, где надела перчатки и принялась разматывать неумело наложенную повязку.

– Я, кстати, Валерий Зорин, – представился пациент, пока шел этот процесс. – Мы с тобой уже виделись, в день твоего приезда, в конторе. Не припоминаешь? Нет, только не говори мне, что ты могла меня забыть!