Стеклянное сердце

– Да здесь следы уже все затоптали! – крикнул кто-то из них кинологу. – Надо ближе к озеру идти! Там народу меньше ходит, зато Эльке там всегда было как медом намазано! Может, там псина снова след и возьмет. Главное, чтоб не старый, а самый последний, свежий.

На том и порешили, и от Элиного дома поисковики взяли направление снова к холму. Тот, кто это предложил, не ошибся: след собака действительно взяла. Но куда он приведет, и без этого могла сказать подавляющая часть поисковой группы: вниз, с холма, к озеру.

– Если бы купаться пошла, то хоть одежду бы оставила на берегу, – высказалась тетя Рита, оглядывая мостки.

– А прийти к озеру и хотя бы не окунуться она не могла, не тот человек, – добавил Тереха. – Может, собака взяла старый след, предыдущий?

– У нее такими, предыдущими, тут все истоптано, – устало отозвался Трофим Михалыч. – В общем, так, ребята: зная Элеонору, смело могу сказать, что в первую очередь надо искать возле озера. Давайте-ка разделимся на группы: одна пойдет по правой половине берега, а другая – по левой. И если не повезет, то встретимся, пройдя половину озера каждой группой. А вам пока есть смысл еще раз обыскать вершину холма – может, действительно там найдется след, ведущий куда-то еще, кроме воды, – обратился он к кинологу. – Элеонора у нас девушка весьма своеобразная. Хотя до этой поры была вполне предсказуема, да и не терялась никогда прежде. Не иначе как действительно с ней в этот раз случилась какая-то неприятность…

Да, случилась! И не неприятность, а самая настоящая беда. Но, строя свои догадки, никто из сельчан даже предположить не мог, какая именно! Никто и подумать не мог, что Эльку они найдут в воде, в ее воде, в которой она всегда чувствовала себя как рыба. Найдут по яркому пятну от ее домашней майки, прибитой к островку камышей. Холодную и безнадежно мертвую, как ни отказывалась в это верить зашедшаяся в истерике Тая. Так получилось, что именно та группа, в которой была она, и обнаружила тело, едва заметно покачивающееся на легкой водной ряби. До последней секунды, пока шагнувший в воду доброволец не развернул труп так, что всем стало видно лицо, Тая не верила, что это окажется ее сестра.

Она и сейчас отказывалась в это верить – безутешно рыдала, упав на колени и уткнувшись в грудь присевшего перед ней Трофима Михалыча, но нет-нет да и отрывалась от него, чтобы еще раз взглянуть на тело, уже вытащенное из воды. В безумной надежде, что вдруг волшебным образом что-то изменится, и окажется, что это все-таки не Элька, а кто-то совершенно другой. Но это по-прежнему оставалась она, ее сестра, серовато-синяя, какая-то вся исцарапанная, с разбухшими в воде, но все равно хорошо узнаваемыми чертами. Как Тае хотелось, чтобы все это оказалось всего лишь нелепой ошибкой! Но ошибки быть не могло. Как сквозь сон Тая слышала голоса, видела деловито снующую вокруг сестры полицию. Тетя Рита приняла Таю на свое попечение у Трофима Михалыча и все порывалась увести ее отсюда, но так и не могла – Тая упорно стояла здесь, на берегу, словно ее присутствие что-то еще могло изменить. Стояла, вся трясясь, захлебываясь от то стихающих, то вновь накатывающих рыданий. Стояла до тех пор, пока тело сестры не положили на одеяло, чтобы унести к машине, которая не могла сюда подъехать. И только тогда пошла следом, не теряя мокрое одеяло из вида.

Потом была подробная беседа полиции с сельчанами и осмотр квартиры. Руководил всем Трофим Михалыч, Тая была не в состоянии даже присутствовать при этом. Тетя Рита увела ее к себе, и там Катя, местный фельдшер, вколола ей что-то успокоительное. Но Тае не хотелось успокаиваться. Ей хотелось просто проснуться, чтобы убедиться в том, что все это было лишь ночным кошмаром, самым страшным из всех, что ей когда-либо снились.

Но кошмар не прошел даже тогда, когда Тая действительно проснулась, утром, дома у тети Риты, на чужом диване. И под сочувствующими взглядами-вздохами своей доброй соседки начала осознавать, что он уже никуда не денется, этот кошмар, и что сестру ей действительно придется хоронить. Навсегда, единственного во всем этом мире родного и близкого человека. Да, Эля с Таей редко виделись, но от одного лишь осознания того, что Элька живет в своем поселке, Тае становилось теплее. А теперь – все. Не будет больше ни затяжных телефонных разговоров, ни редких встреч в доме, где тебя ждут. Вообще ничего. Один холод и пустота на душе, страшные, как бездонная пропасть. Потому что сестры не стало в ее неполные тридцать один год. И никогда уже больше не будет, всю оставшуюся Таину жизнь.

Все еще находясь в состоянии какой-то прострации, все еще не в силах до конца поверить в то, что произошло, Тая дозвонилась до своего начальника, взяв оставшуюся до отпуска неделю за свой счет. Эту неделю шеф дал ей без разговоров, несмотря на напряженный график в связи с сезоном отпусков – наверное, по Таиному голосу понял, что в ближайшие дни она все равно не работник. Так же машинально Тая делала все остальное: умывалась, ела. Если бы не тетя Рита, заботливо подсовывающая ей то омлетик, то булочку, Тая, наверное, и вовсе не вспомнила бы о еде. Расшевелилась она только к обеду – им с Трофимом Михалычем предстояло ехать в город, где уже должны были провести вскрытие Элькиного тела.

Вскрытие. Тая старалась не произносить этого слова даже в мыслях, но тем не менее рвалась туда, где это происходило. Сама не знала, зачем. Знала только одно: сестра не должна была, просто не могла утонуть! А Трофим Михалыч, которому необходимо было завезти в прокуратуру какие-то документы, пошел ей навстречу, согласившись взять с собой в эту поездку. И, наверное, сильно пожалел о своем согласии, когда Тая закатила там сцену, услышав, что дело закрыто, поскольку по результатам вскрытия причиной смерти стало естественное стечение обстоятельств. Но Тая отказывалась верить как следователю, так и бумагам, которые он пытался ей показать. Она знала одно: утонуть Элька никак не могла! Не могла – и все тут! Это было так же немыслимо, как разбившаяся птица, внезапно, прямо в небе, вдруг разучившаяся летать! В результате, то ли понимая Таины чувства, то ли просто желая наконец-то избавиться от нее, следователь договорился о том, чтобы она сама лично побеседовала с патологоанатомом. Они созвонились, и тот согласился ее принять, после чего Трофим Михалыч, сдерживая недовольство, сопроводил ее до места в компании еще с каким-то сотрудником.

В судебном морге, вопреки Таиным опасениям, не оказалось ни кафельных стен, ни зловещих стальных столов в человеческий рост – ничего такого, что она с содроганием представляла себе, настаивая на этой беседе. Патологоанатом принял ее у себя в кабинете, в обычном кабинете с письменным столом и даже с пальмой в кадке у окна.

– Здравствуйте! Это вы… – тут Тая запнулась, – занимались моей сестрой?

– Присядьте, – невозмутимый мужчина лет пятидесяти указал ей на стул. И только после того, как Тая приняла его приглашение, перестав нависать над ним демоном правосудия, ответил на ее вопрос: – Да, я.

– И что?! – Тая подалась вперед, продолжая сверлить его глазами.

– Ответ на ваш вопрос есть в моем заключении. Если бы вы внимательно и спокойно с ним ознакомились, вам не пришлось бы сюда приходить.

– Из вашего заключения я поняла лишь, что, по-вашему, молодая и здоровая девушка, с раннего детства плававшая, как морская богиня, каким-то чудом ухитрилась утонуть. Но я не верю этому заключению! И вы бы не поверили, если бы хоть немного знали мою сестру!

– Да, вы правы, я ее не знал. Но зато у меня имеются кое-какие знания в области судебно-медицинской экспертизы, а еще я привык доверять своим глазам. Глаза же, милая девушка, говорят мне о том, что на теле вашей сестры нет иных повреждений, кроме как полученных уже посмертно, за прошедшие три дня, от голодных обитателей озера, раков и рыб, а также от достаточно сильных подводных течений, протащивших ее по донным камням. Тело в такой стадии разложения еще не должно было всплыть, и его, учитывая температуру озерной воды, не нашли бы так быстро, если бы не эти самые течения, прибившие его к берегу. Они же, вкупе с местной фауной, нанесли ему некоторые повреждения. Но больше, помимо этого, я ничего не нашел – ни ссадин, ни гематом. Это значит, что никто, как можно было бы предположить, не оглушал и не сталкивал вашу сестру в озеро, где она могла бы захлебнуться в бессознательном состоянии. Кроме того, вода в ее легких исключительно озерная, чистая, без ила и без каких-либо посторонних примесей – это значит, что утонула она именно в этом водоеме, и довольно далеко от берега, где могла нахвататься частичек грязи. И точно не была утоплена где-то, как можно было бы заподозрить, а уже потом привезена и сброшена в озеро в попытке имитировать несчастный случай. Я пока понятно вам все объясняю?

Тая только кивнула, вынужденная присмиреть перед этим спокойным голосом, излагающим ей одни голые факты.

– Хорошо. А вот теперь перейдем к вашему заявлению касательно здоровья вашей сестры. Вы утверждаете, что она была абсолютно здоровой девушкой. Тут я готов вам возразить. Опять же, по результатам вскрытия. Состояние ее почек и мозговых тканей – как видите, я поработал над телом на совесть – говорит о том, что утонула ваша сестра не потому, что не умела плавать, нет. Она лишилась чувств в воде из-за резкого падения уровня сахара в крови. Сейчас это все, что я могу сказать. Либо у вашей сестры был диабет, и она могла принимать какие-то средства, понижающие сахар…

– Не было у нее ничего такого! Диабет! Да Элька носилась как конь!

– Все зависит от характера людей. По некоторым до последнего не скажешь, что они больны. Но у этой версии и в самом деле есть слабые места: подобные лекарства назначаются врачом, а ваша сестра, как уже выяснили, не состояла на учете у эндокринолога. Самолечение? Или неформальная консультация врача? В наше время все возможно. Но в желудке вашей сестры я не нашел ни малейшего следа принятых препаратов. Он был абсолютно пуст. Остаются уколы, следа от которых я, учитывая посмертные повреждения тела, все-таки мог и не отыскать. Но уколы, как правило, начинают применять уже на более серьезной стадии заболевания. А кроме того, пациентов при этом обязательно предупреждают, что после каждой инъекции просто необходимо что-либо съесть, иначе это может привести к фатальным последствиям. Я не думаю, чтобы ваша сестра оказалась бы столь легкомысленна, что могла пренебречь этой рекомендацией и пуститься в дальний путь, не прихватив с собой хотя бы кусочек хлеба.

– Да не было у нее диабета! Не было, я гарантирую! Элька никогда не жаловалась на самочувствие, уж это-то мимо моего внимания не прошло бы!

– Может, просто не хотела вас беспокоить? Впрочем, как я уже говорил, я тоже не слишком склоняюсь к версии с диабетом. Есть другое заболевание. Так сказать, диабет наоборот, когда поджелудочная железа вырабатывает не мало, а, напротив, слишком много инсулина. Больше, чем требуется нормально функционирующему организму. Теперь уже поздно говорить о том, какие симптомы могли быть у вашей сестры и в какой стадии развития находилась эта патология – сбой может возникнуть на крохотном участке поджелудочной железы, который теперь практически нереально найти, учитывая посмертные изменения. Да и нет уже в этом смысла. Обследоваться необходимо было прижизненно, включая многочисленные биохимические анализы крови. Но ваша сестра, скорее всего, не придавала значения тревожным симптомам – ну, закружилась иногда голова, ну, икру судорогой свело, ну, охватило внезапное чувство голода. Она ведь всегда могла поесть, вернув тем самым свое самочувствие в прежнее русло. Но ее интенсивная пробежка к озеру на абсолютно голодный желудок, а потом еще и плавание, согласитесь, во все еще весьма холодной воде могли спровоцировать резкое падение сахара в организме. Небывало резкое, какого прежде не наблюдалось. В результате – судороги и кома. Даже на суше у человека в таком состоянии мало шансов спастись, а уж в воде…

– Элька всегда была здорова! – снова повторила Тая, хотя уже и не так уверенно.

– Внешне – да, возможно. К сожалению, такие заболевания трудно диагностировать на ранней стадии. Как я уже сказал, даже посмертно, при вскрытии. Но я не нашел других причин смерти вашей сестры. Я соболезную вам в вашем горе, однако ни вы, ни я уже ничего не можем здесь изменить. Бывают такие роковые стечения обстоятельств. Судьба, если хотите.

– Не хочу! – Тая всхлипнула. – Я не верю в то, что это случилось!

– Да, в это трудно поверить. Но если бы вы знали, сколько вообще бывает несвоевременных и нелепых смертей! Даже я, бывалый человек, и то порой ужасаюсь.

С этими словами врач проводил Таю к выходу, где они и расстались. Он – чтобы вернуться к своей работе. Она – чтобы заняться вопросами о похоронах. Элькиных похоронах! Никогда бы даже подумать не могла о том, что когда-то придется этим заниматься! Разве что через много-много лет, когда бы они с Элькой были уже древними седыми старушками. И, наверное, от нелепости, от нереальности происходящего все не оставляла Таю мысль о том, что что-то нечисто с Элькиной смертью…

Таино участие в подготовке к похоронам ограничилось оформлением необходимых бумаг. Со всем остальным помогли сельчане – гроб, машина, могила и даже поминальный стол. Стряпню взяла на себя в основном тетя Рита, хотя и прочие соседки тоже немало в этом помогли. А могилу выкопал Тереха. Вызвался сам, утирая пьяненькие глаза рукавом, а после отверг предложенную Таей бутылку:

– Что ты, Тайка, убери. Я не за награду. Я так, чтобы хоть что-то для Элечки сделать.

И Тая убрала, поняв, что оскорбит его в лучших чувствах, если будет сейчас настаивать. Решила, что лучше потом его угостит. Время на это было – после похорон Тая решила остаться, пожить в родном доме. Вот как, оказывается, судьба ломает приоритеты! Еще недавно Тая не могла дождаться отпуска ради своей поездки в вожделенную Грецию, а теперь и думать об этом не могла. Хотелось просто пожить в тишине и покое. В родном доме, где Тая так давно уже не жила, а лишь появлялась, изредка и ненадолго, как гостья. В добром и милом доме, где все напоминало ей о сестре.

По пути на кладбище Тая зябко куталась в черную, еще бабушкину шаль. Шла одна, вежливо отклонив попытки односельчан составить ей компанию. Ее горе было слишком велико, чтобы хоть с кем-то пытаться сейчас о нем говорить. Что было бы неизбежно, если бы с ней рядом кто-то был. В свете этого оставалось только радоваться, что девчонки с работы не смогли к ней приехать, ограничившись лишь соболезнованиями, переданными по телефону, – с ними Тае неизбежно пришлось бы общаться. А так никто ее не тревожил, и она шла, захваченная своими чувствами, не отрывая глаз от дороги.

Небо сегодня было все сплошь затянуто низкими темно-серыми тучами, как будто любимое Элькино озеро тоже нашло способ выйти из берегов и проводить ее в последний путь. Но дождя не было. Ни одной капли не упало на дорогу, от которой Тая упорно не поднимала глаз. Только на самом кладбище она огляделась по сторонам. И только сейчас заметила среди собравшихся Метелина. Как он здесь оказался? Кто ему сообщил? Тае, наверное, самой бы следовало это сделать – Элька хорошо относилась к Метелину, продолжая общаться с ним даже после того, как они с Таей развелись. И никогда не одобряла этого развода. Так что, подумала Тая, кто бы ему ни сообщил, но это хорошо, что он здесь. Пусть попрощается. Увидев, что Тая смотрит на него, он молча ей кивнул. Больше ничего и не требовалось – серьезный, мрачный, все остальное он выражал своим видом, лучше любых слов соболезнования. Тая ответила ему таким же молчаливым кивком, стоя по другую сторону от только что зарытой могилы, на которую люди принялись укладывать венки и цветы.

К Тае Метелин все-таки на обратном пути подошел. Молча предложил ей взять его под руку. В другое время Тая отвергла бы этот знак внимания, но тут приняла, умостила ладонь на мягкой ткани его рукава, ощущая под ним мускулистое предплечье. Давно забытое ощущение, как будто последний раз она ходила с бывшим мужем под руку не два, а все сто лет назад.

– Мне очень жаль, – наконец-то сказал Метелин. – Даже слов нет.

– И не надо. Какие тут могут быть слова? – Тая помолчала, потом спросила: – Кто тебе сообщил?

– Девчата с твоей работы.

Лучше бы не спрашивала! Потому что «девчата» – это наверняка Лидка Проголова, которая строила Метелину глазки еще во время их с Таей совместной жизни. Лидка познакомилась с ним на дне рождения одной из их общих коллег, с которой Тая была дружна и оттого была приглашена туда вместе с мужем, и после этого знакомства весь вечер прохода ему не давала. Да и позже, правдами и неправдами, не упускала случая оказаться в тех компаниях, где бывали Тая с Метелиным. А уж когда в их семье дошло до развода, то Лидка, насколько было известно Тае, быстро попыталась занять ее место на едва остывшем семейном ложе. Удачно или нет – о том история умалчивала, но, судя по дальнейшему развитию событий, удача если и была, то длилась недолго. Однако остался же у Лидки номер метелинского телефона! Поймав себя на этих мыслях, Тая разозлилась сама на себя: нашла о чем думать, едва похоронив родную сестру! Разве на этом фоне все остальное могло быть важно?! Или все-таки было, и именно поэтому Тае так мучительно дался этот развод, инициатором которого она сама же и являлась? Но не сейчас же об этом думать! В любое другое время, только не сейчас! Однако давно уже Метелин не шел так близко от нее, предложив руку…

В саду, под навесом, где, составив столы, накрыли один большой стол, несколько ребятишек были оставлены его сторожить и с хворостинами в руках отгоняли кур.

– Тетя Рита, заберете себе Элькиных кур? – спросила Тая, глядя на сбившихся поодаль в кучку птиц, алчно взирающих на недоступные им яства.

– Да ты что, Таечка? Куры-то породистые.

– В том-то и дело. Мне больше некуда их пристроить, разве что в суп. Но жалко. Элька ими дорожила, и, опять же, породистые, – Тая всхлипнула, вспомнив, как когда-то они с Метелиным сами привозили Эльке копошащиеся в картонной коробке попискивающие пушистые комочки. С элитной птицефермы, с которой договаривались через Интернет, желая сделать Эле сюрприз. И с каким восторгом сестра приняла подарок, и как она возилась с цыплятами, умиленно сюсюкаясь…

– Ладно, Таечка, после поговорим, – сдалась тетя Рита. – А пока пойдем за стол, все уже собрались.

– Ну а я поеду, – Метелин осторожно высвободил свою руку из Таиной, задержал ее пальцы в своей ладони. – Мне очень жаль, Тай. Эля была замечательным человеком.

– Как так поедешь, Алеш? – вместо Таи начала возражать тетя Рита. – Что, и поминальную с нами не выпьешь за Эльку? И даже за стол не присядешь? Ну, не по-людски это.

– Я с ней простился, это самое главное. А за столом да без рюмки уже никак не обойдется. Мне же пить нельзя, я ведь за рулем.

– Ну, много не пей, завтра и поедешь. Если надо на работу, то выедешь пораньше.

– Да нет, на работу мне завтра не надо, я сейчас работаю вахтовым методом. Так что весь вопрос упирается в то, что мне потом придется где-то ночевать.

Тетя Рита приоткрыла было рот, явно готовясь предложить Метелину место в своем доме. Но Тая решила ее опередить: