Все-таки мужчины престранный народ, мне Доронин почему-то поверил и легко согласился с моим предложением, хотя смысла в нем было не больше, чем в Маришиных объяснениях. Тем не менее они ушли, предварительно избавив нас от трупа, за что лично я им была глубоко признательна. Соседей они опросили, но многих не оказалось дома, а те, которые были дома, ничего подозрительного не слышали и посторонних не видели.
– И что мы теперь будем делать одни? – спросила у меня Мариша, когда мы остались с ней наедине. – Ты, кажется, забыла, что я боюсь призраков, а значит, ни о каком домашнем аресте речи быть не может. Я немедленно отправляюсь к тебе и буду сидеть там до тех пор, пока эта история не прояснится.
Меня это в корне не устраивало. Я, конечно, люблю Маришу, но надо же и предел знать. А я подозревала, что совместная жизнь под одной крышей будет выходить за этот предел. Ну, месяц-другой я ее еще выдержу, а потом что прикажете делать? А если расследование зайдет в тупик, а призрак не исчезнет, мне так и жить вместе с ней? А если, чего доброго, к нам наведается еще и призрак сегодняшнего трупа? Это же вообще кошмар и полное фиаско моей личной жизни. Нет, я на это не согласна.
– Никуда ты не пойдешь, – сурово сказала я ей. – Сейчас мы переоденемся в какое-нибудь старье и приступим к поискам затерявшейся пары ключей, про которые ты толком ничего не помнишь, но уверяешь всех, что помнишь.
– Я их искала и даже специально с этой целью сделала генеральную уборку, – начала было протестовать Мариша, но я ее живо оборвала:
– Знаю я, как ты делаешь уборки. Небось провела пару раз веником по шкафам да прошлась пылесосом по своему ковру, ну и, может быть, еще протерла поверхности столов. Скажешь, что я не права?
Мариша устыдилась и ничего не сказала. Мы переоделись в старье, как это понимала Мариша. В моем представлении в этих вещах еще можно было смело съездить на пару вечеринок, но спорить я не стала, и мы приступили к уборке. Горы пыли, которые мы обнаружили за отодвинутым холодильником, подтвердили правоту моих слов. Мы их смели в пакет и осторожно исследовали на предмет обнаружения металлических предметов удлиненной формы. Но ничего, кроме пустых пивных крышек, мы там не нашли. Под газовой плитой и за стиральной машиной мы тоже ничего примечательного не обнаружили. Ключи обнаружились под мойкой, они мирно висели на березовом венике, с которым нормальные люди ходят в баню, а ненормальные, вроде Мариши, держат дома на всякий случай. Судя по привольно расположившемуся на венике поселению пауков, он стоял тут не один месяц.
– Ну, и как это понимать? – сердито отплевываясь от клубов пыли и потревоженных паучков, спросила я у Мариши.
Мариша кратким ответом удовольствоваться не пожелала и прочла мне небольшую лекцию, которая начиналась так:
– Пауки вреда никому не приносят, сидят себе тихонько и под ногами не мешаются. Наоборот, от них сплошная польза. Во-первых, – сказала она, загнув палец, – они приносят деньги в дом, во-вторых, они питаются другими насекомыми. Заметила, у меня почти нет мух и комаров. Догадалась теперь почему? А в-третьих, они мне нравятся своей основательностью, как где поселятся, сразу начинают вить гнездо. Поэтому я их не только не гоняю, а приветствую и предоставляю кров и безопасное убежище и в их дела не суюсь.
– Это заметно и без твоих слов, – заявила я. – Сколько, по-твоему, ты сюда не заглядывала? Хотя бы приблизительно сказать можешь?
– Это легче легкого, – обрадовалась Мариша. – Веник я сделала на даче как раз на прошлую Троицу. Потом он у меня несколько недель сох в ванной, но душ я принимаю часто, поэтому он там плохо сох, и к тому же с него все время сыпалась какая-то труха прямо мне на голову, поэтому я его переместила в пенал, но там с него стали сыпаться листья и попадать в разные важные бумаги, и я его определила под мойку. Это было в середине осени, и он уже был настолько плох, что идти с ним в баню было стыдно.
К кольцу от ключей, помимо фарфоровой бабочки, был прицеплен маленький клочок бумажки, на котором был написан телефон.
– А это еще что? – удивилась я. – Что за дополнительный брелок?
– Ой! – повторно обрадовалась Мариша. – Ты просто удивительно благотворно влияешь на мои дела. Сразу все находится, у тебя, видимо, аура такая. Представляешь, эта бумажка того самого типа, про которого я совершенно твердо была уверена, что он ушел вместе с моими ключами. А оказывается, он тут и ни при чем вовсе. Теперь всегда буду звать тебя, когда затею уборку.
Вывод, который сделала Мариша, заставил меня слегка пожалеть о своем неумном стремлении помочь ей. Она еще предлагала помыть полы в комнатах, намекая, что за последние годы у нее пропала масса нужных вещей, но я не дала себя окончательно закабалить. Поэтому Марише пришлось самой мыть полы, а я села на жалобно тренькнувший телефон и попыталась дозвониться до бывшей Ленчиковой каланчи, которой Мариша по политическим соображениям не могла позвонить сама. Там долго не снимали трубку, но наконец мне повезло.
– Алле, – произнес мужской баритон, от звука которого у меня сладко защемило сердце и задрожал мой собственный голос, поэтому мое приветствие оказалось слегка смятым, но все-таки там поняли, чего я хочу, и все тот же голос ответил: – Ее нет дома, и в городе, собственно говоря, тоже. Она уехала в Сочи, что-нибудь передать?
Так как я растерянно молчала, то голос сжалился надо мной и предложил альтернативу:
– А если хотите, то можете перезвонить ей завтра, она должна вернуться.
Я, обрадованная, промычала нечто, отдаленно напоминающее благодарность.
– Не за что, – сказал баритон и повесил трубку.
Переведя дыхание и обретя дар речи, я бросилась к Марише.
– Знаешь, кто сейчас состоит в любовниках у твоей каланчи? – возбужденно подпрыгивая на влажных плитках, голосила я. – Тот самый Вовчик, про которого ты сказала, что он голубой, а он оказался профессиональным киллером. Твой жених его приволок ко мне знакомиться, помнишь. Я с ним только что разговаривала по телефону, он сидит у твоей каланчи, а ее величество отдыхают на югах и завтра вернутся.
– Ты не перепутала? – недоверчиво спросила Мариша. – Он же сидит в тюрьме. И вообще, ты же с ним виделась всего несколько раз, а потом он проболтался тебе о своей профессии и ты от него сбежала.
– Это ничего не меняет, – настаивала я. – Все равно я на всю жизнь запомнила, как он тянет свое «алле». Ни один человек не сможет повторить, даже если вдруг ему и придет такая охота. Это точно он.
– Вряд ли он ее любовник, – продолжала сомневаться Мариша. – Тогда бы они вместе поехали отдыхать. А он сидит тут и ждет ее.
– Может быть, ему надо было вернуться раньше, поэтому он и сидит один. Но в любом случае они близки, я бы только близкому человеку разрешила жить у меня, пока меня нет.
– А я бы любого пустила, если бы он только пообещал не продавать мои вещи и не переклеивать обои.
– Но все равно, если он все это время находился в городе и в его распоряжении были ключи от твоей квартиры, то он становится подозреваемым номер один. Убийства – это же его профессия. Хоть в этом-то ты со мной согласна?! – в отчаянии взвыла я.
С этим Мариша была настолько согласна, что даже перестала мыть пол, бросила тряпку и принялась сдирать с себя свой вельветовый комбинезон с явным намерением куда-то идти.
– Куда это ты собралась? – осведомилась я.
– Как куда? В милицию. Буду жаловаться и требовать, чтобы они оградили меня от этого психа. У него там с моим бывшим благоверным какие-то разборки, а я страдай? Нет, спасибо.
Про разборки я слышала впервые, и мне это очень не понравилось. Кто его знает, может быть, он и против меня чего-нибудь имеет и, завершив с Маришей, начнет подкидывать трупы уже мне?
– Нельзя ли узнать поподробней? – попросила я.
– Сама толком ничего не знаю, потому и жила так спокойно. Год назад этого Вовку посадили, и в этом каким-то образом был замешан мой женишок, а у меня всегда своих дел по горло, чтобы выяснять про чужие. Да Мишка не больно-то и делился со мной, но все-таки мне удалось понять, что Вовку взяли после того, как он всадил пять пуль в одного толстосума, но так и не прикончил его. И были еще несколько провалов, мазилой этот Вовка был редким. В последний раз он умудрился попасть в задницу кому-то из своих же. Но кто был этот бедняга, мне Мишка так и не сказал, а потом мы с ним расстались, и я совершенно забыла про Вовчика. Все-таки я полагаю, что его сдали свои же, чтобы насолить ментам, пускай, мол, они теперь с ним возятся. И потому я была совершенно уверена, что его выпустят не раньше чем через пару десятилетий, а он снова тут как тут. И что мне теперь делать?
– Но ты ведь ни в чем не виновата перед этим Вовкой, – попыталась утешить я ее.
– Конечно, не виновата! – прорыдала Мариша. – А только чего он тогда мне трупы таскает?
– Может, и не он?
– А кто? Он самый и есть. Ему по статусу положено, вот он и старается.
– А почему он убивает именно твоих любовников, это по меньшей мере странно. Что он против них может иметь? Может быть, твой жених попросил его о такого роде услуге?
– Ты с ума сошла! – возмутилась Мариша. – Мы с ним расстались окончательно и бесповоротно, он не может иметь ко мне решительно никаких претензий. Я ему больше года назад сказала, что между нами ничего не может быть из-за его профессии, и он согласился. И вообще, он был добрым мальчиком и никогда не запрещал мне встречаться с другими. А даже если предположить, что это все-таки по его просьбе их убивают, то все равно, зачем ему хотеть смерти моих приятелей, если ему сидеть еще неизвестно сколько. Он же понимает, что одного убьют, а на его место немедленно найдется другая кандидатура. Что ж бедному Вовке всех метелить? Он же не меценат, за все услуги деньги берет, и немалые, моему бывшему столько не наскрести. На одного или на двух он еще может изыскать средства, но не на всех же.
– И все равно странно, – сказала я.
– Вот именно, – горячо поддержала меня Мариша. – Поэтому я к Доронину и собираюсь. А ты, если хочешь, можешь остаться дома.
– Ну уж нет, – решительно отказалась я. – Тут у тебя второй день трупы визитеров находят, так я не хочу оказаться в их числе. В милиции куда как безопасней. Я пойду с тобой.
Мы снова переоделись. Мариша попросила меня пойти вперед и подождать ее внизу. И когда я уже начала думать, что Мариша передумала, она возникла возле меня, и мы вместе отправились к Доронину. Против всякого ожидания он к нашим словам прислушался и немедленно отправил группу на задержание. Благо Мариша помнила адрес каланчи, по которому сейчас обитал Вовка. Мы вызвались поехать с ними, и нас взяли без разговоров, подозреваю, что этому сильно способствовало то, что Мариша не скрывала того факта, что помнит адрес лишь частично, то есть она помнила только улицу и одну цифру, но определить, что собой представляла эта цифра, затруднялась. Иногда ей казалось, что это номер дома, а иногда, что это квартира или вообще этаж или корпус. До Авиационной улицы мы добрались быстро. За нашей «девяткой» ехал «газик», до отказа наполненный крепкими ребятами в пятнистой одежде и вооруженными автоматами. Всю дорогу я провела в размышлениях о том, какую роль выполняет их пятнистая форма в черте города. Как камуфляжная она однозначно не годилась, а не опасаться людей с автоматами смог бы только законченный псих.
– Приехали, – сообщила Мариша, – вот этот дом, а вон ее балкон.
До балкона было, мягко говоря, высоковато.
– А он еще дома? – пришла мне запоздалая мысль. – Может, он пошел перекусить?
– Вас это волновать не должно, – распорядился Доронин. – Этим займутся профессионалы.
Мы отнюдь не возражали и, забившись на заднее сиденье, не сводили восторженных глаз с этих самых профессионалов. Они очень энергично расползлись по дому и прилегающим к нему кустам.