Год огненного жениха

– Вот только почему я об этом ничего не помню?

Любочка пыталась вспомнить хоть что-нибудь, но воспоминания были отрывочными и хаотичными. Где-то они прерывались совершенно, и на их месте зияли настоящие черные дыры. Где-то отрывки воспоминаний позволяли краснеть. Например, Люба точно помнила, что какая-то удивительно похожая на нее девушка отплясывала топлес на танцполе. Но где находился этот самый танцпол? Любочка помнила светящиеся квадратики, по которым нужно было прыгать, что она вроде как и делала, а вокруг толпились восхищенные зрители, перемещающиеся между игровыми автоматами. Значит, это был не ночной клуб, а что-то вроде парка развлечений?

В комнату заглянула бабушка. Выглядела она сердито, хотя в уголках глаз у нее пряталась улыбка.

– Ну что, гулена? Как чувствовало сердце, не поехала на дачу с твоими родителями. Страшно представить, что бы тут было, заявись ты вчера вечером домой, а тут никого!

– А что бы было, бабушка?

– Известно что. Красавец-то твой все глаза на меня выпучил, когда я из комнаты появилась. Ты ему, видать, наплела, что дома у тебя никого. Вот он на продолжение предновогоднего банкета и надеялся. А тут я! Долго он на меня глазел, я уж ему прямо так и сказала, не надейся, милок, я не привидение, и в воздухе сама собой не растаю. Тащи мою девку до ее кровати, а потом гуляй себе отсюда подальше.

– Что? Так и сказала?

– Чуток повежливей, – призналась бабушка. – Но смысл был этот самый.

Любочка ахнула:

– Бабушка!

– А что бабушка! Скажи спасибо, что я его вовсе мокрой тряпкой не отходила и с лестницы не спустила.

– Да за что же?

– А зачем он тебя напоил?

– Никто меня не поил. Я сама… напилась.

– Ах, сама… Ну, так я тогда тебя за эту твою самостоятельность и отхожу ремнем.

И бабушка впрямь вытащила из-за спины припрятанный там толстый армейский ремень, сохранившийся у папы со времен службы в армии.

– Самостоятельная какая! – сердилась бабушка. – И где это в мое время было видано, чтобы девки в пять утра бы домой возвращались, пьяные в зюзю да еще и с кавалером под ручку! И тебе не стыдно?

– Стыдно.

– Он же тебя на себе тащил, – не унималась старушка. – Ты же на ногах стоять не могла. Он тут такое с тобой мог учинить, а потом в Сеть видео выложить. Думаешь, я не знаю, какие сейчас нравы у молодежи? Навсегда бы опозоренной оказалась!

– Бабушка, да он хороший.

– Все они хорошие, пока спят зубами к стенке. Вот вернутся завтра вечером родители, я уж им расскажу о твоих художествах.

И бабушка вышла, сердито хлопнув дверью. Впрочем, настроение у нее было больше показным, воспитательным, потому что уже через пять минут она принесла внучке поднос, на котором стояли две кружки. От одной поднимались в воздух мелкие лопающиеся пузырики – это таяла в воде таблетка шипучего обезболивающего. А в другой кружке оказался крепкий чай с сахаром, долькой лимона и, как показалось Любочке, несколькими ложечками коньяка. От этих двух напитков, выпитых по очереди, терзавшая внутренности тянущая тошнота несколько отступила. И Любочка смогла позвонить подруге.

Но Верочка хоть и ответила на звонок, но ничего Любу не порадовала:

– Что вчера было? – спросила она у нее первым делом. – Ты хоть что-нибудь помнишь?

– Смутно. А ты?

– Вроде бы мы на крыше сидели.

– Где на крыше?

– Не помню. В центре. Но это точно была крыша, потому что под ногами у нас был весь город.

– А я помню какой-то танцпол.

– Ты там без лифчика танцевала.

– А почему я его сняла?

– Кто-то на тебя пиво пролил, всю тебя замочил, ты мокрые вещи с себя сняла, начала ими в воздухе махать, а потом с ними еще и отплясывать. Дескать, так они быстрей высохнут.

– И мне было не стыдно? Там же другие люди были!

– Люди уже потом появились. Сначала там тихо было, кроме нас, никого и не было. Народ потом набежал, когда ты ламбаду отплясывать подрядилась.

– Ой-ой!

– Но ты не переживай, юбка на тебе все же была. А твое ожерелье очень даже неплохо грудь прикрывало.

На Любе вчера и впрямь было ожерелье из семи слоев крупных натуральных камней. Ожерелье ей привезли родители из Вьетнама, оно было очень красивым, но изрядно увесистым и свисало от ключиц почти до пупка.

– Значит, спереди я все-таки была прикрыта.

– Когда стояла спокойно, то да.

– Слушай, а на санках мы с ними катались?

– Было такое. Но не очень долго, потом ты в сугроб свалилась. Мы тебя выкапывали и все здорово замерзли. Выпили, чтобы согреться, подействовало мало, мы еще выпили, и еще… А потом я помню плохо.

– А ребята как?

– Саша с Андреем? Они оба просто лапсики. Если что, тебе больше Андрей понравился.

– Но ты не помнишь, они нам свои телефоны оставили?

Этого Верочка не помнила. Она, надо сказать, вообще как-то больше помнила про Любу – танцы, падение в сугроб с санок, а вот про себя помалкивала, что заставляло Любу подозревать, что Вера вчера еще и не такое отчебучивала. Во всяком случае, во время посещения места с бассейном кто-то очень похожий на Верочку в воде голяком точно купался.

– А как твои родители отнеслись?

– А как они могли отнестись? Мама расплакалась, когда меня увидела. А папа усадил Сашу пить водку и знакомиться.

Это была особенная черта Игоря Анатольевича. Он всех потенциальных зятьев, которые появлялись в его доме, первым делом усаживал за стол, утверждая, что как только появится тот, который сможет его перепить, то он тому тут же, ну или когда сможет нормально изъясняться, отдаст свою дочь замуж. Невозможно было от этого испытания отказаться или как-то уклониться. Игорь Анатольевич отказов просто не принимал.

– Хочешь с моей дочерью водиться – садись.

И когда жених садился, протягивал ему полную до краев рюмку и говорил: