Напиток для Шапокляк

– Концентрированный нашатырный спирт.

– И если пострадавшая из нее глотнула даже самую малость…

Врач не договорил, но они все быстро засуетились возле учительницы. Больше никто не заводил разговоры о том, что, может, просто дать ей отлежаться, не трогать и не кантовать. После сделанного открытия всем было предельно ясно, что нельзя терять ни минуты.

– Госпитализация! Немедленно! Если моя догадка правильная, то не факт, что мы вообще ее довезем!

И первым побежал к дверям:

– Скорей! Скорей! Каждая минута на счету! Помогайте все, кто может!

Врачи и охранники со всех сторон буквально облепили тучное тело пострадавшей дамы. Рядом с ней все они казались крохотными муравьями, которые волокут упитанную гусеницу к себе в муравейник. Кое-как им удалось вытащить ее из тесного пространства туалетной комнаты. На просторе дело у них пошло лучше и гораздо быстрей. Из машины санитары принесли складные носилки, и вчетвером пострадавшую транспортировали вниз по лестнице.

Все спасатели были так сосредоточены на выполнении своей задачи, что никто не мог думать ни о чем другом. Они зациклились исключительно на том, что необходимо как можно скорей оказать помощь женщине. Все надеялись на то, что она выживет. И никто из них не задумался о том, что у ситуации может быть и иная развязка. Состояние у женщины было критическое, врачи не скрывали, что возможен летальный исход. Одна лишь Фима подумала об этом. А подумав, задержалась еще ненадолго в дамской уборной.

После того как женщину унесли, дышать тут стало заметно легче. Видимо, в основном запах исходил от нее. И все же Фима не могла забыть про бутылку «лимонада», в которой оказался даже не ром, а кое-что похуже. И даже если нашатырь попал в бутылку случайно, а тетка выживет, то это все равно непреднамеренный вред здоровью. А если уж нашатырь там оказался по чьему-то злому умыслу и с таким же умыслом был дан потерпевшей, которая отведала его да и померла, то это уже получается настоящее убийство.

А раз убийство, то не худо было бы сохранить важную улику в целости и сохранности для того, чтобы передать ее потом следствию.

Фима ожидала, что кто-то из охранников или медиков заговорит о том, чтобы сохранить подозрительную бутылочку у себя. Но нет, никто, кроме самой Фимы, об этом даже не подумал. Она единственная смекнула, что на бутылке могут остаться отпечатки пальцев тех или того, кто ответственен за возможную трагедию.

– Придется взять это дело на себя. Ничего, мне не привыкать.

Девушка обернула пробку тканью, как можно более плотно завернула ее, чтобы запах нашатыря не просачивался наружу. И все равно почувствовала, как плотное облачко окружает ее с головы и до ног.

Фима пошла быстрее, облачко то ли развеялось, то ли она просто принюхалась к этому запаху. Но чувствовать его она перестала.

– Одного не пойму, – пробормотала она, – как эта тетка умудрилась глотнуть отравы? Она же воняет так, что с ног валит! Ни с лимонадом, ни даже с водкой нашатырь не перепутаешь.

Припрятав бутылку с отравой, Фима отравилась на поиски девчонки-уборщицы, но ее нигде не было видно. Расспросы тоже ничего не дали, никто не знал, где она может быть. Удалось лишь выяснить, что зовут ее Сафарова Алия, а также раздобыть номер ее телефона.

Фима постаралась дозвониться, но девушка не отвечала.

– Может, домой ушла, – предположила пожилая гардеробщица, к которой Фима обратилась за разъяснениями. – Ничего, завтра все равно появится. Она работой дорожит. У нее семья большая, а работают мать да отец. Алия в семье старший ребенок, считается взрослой, но и она еще в школе учится. Остальные дети в семье и вовсе мал-мала меньше. Алия сказала, что мать сегодня с младшими детишками в поликлинику пошла, выписываться после вируса. Когда у них форс-мажор случается, то Алия вместо матери на работу приходит и полы за нее трет.

Фима задумалась. Алия не показалась ей слишком взрослой. Она вполне могла быть ровесницей тех трех девчонок, которые распивали «лимонад». Могла быть даже их подружкой. Ведь официально оформлена на работе уборщицы была мама Алии, а сама девочка лишь время от времени приходила, чтобы помочь и при случае заменить маму.

И еще у Фимы упорно не шла из головы странная реакция двух учениц, когда она попыталась вернуть им назад бутылку «лимонада». И как они драпанули, стоило жидкости совсем чуть-чуть выплеснуться из нее!

– Тогда я подумала, что они испугались того, что я выдам их, расскажу Анне Сергеевне, что в бутылке не лимонад, а алкоголь. Но что, если дело в другом? Что, если девчонки знали, что есть еще одна бутылка, но уже не с водкой, а с нашатырем?

Фима вернулась назад к Анне Сергеевне, которая с восторгом смотрела на сцену и вовсю хлопала вместе с остальными зрителями.

Она повернула к Фиме свое лицо и произнесла восхищенным голосом:

– Невероятно! Это такой талантище! Сто лет его уже не слышала – и вот сподобилась! Энтони!

И она указала на сцену, где как раз в этот момент раскланивался миниатюрный мужчинка. Ему со всех сторон несли цветы. А рядом с ним стояла высокая темноволосая девушка, которой приходилось эти цветы принимать и держать в руках, потому что иначе артист просто не успевал.

– У него божественный тембр! Когда Тони пел, временами мне казалось, что я на небесах!

– Погодите вы с небесами! – отмахнулась Фима от ее восторгов. – На небеса вы всегда успеете. Лучше послушайте, что со мной случилось! Мне кажется, я стала свидетельницей возможного убийства!

Она принялась описывать несчастье в дамской комнате. И как только дошла до внешности пострадавшей, Анна Сергеевна заметно напряглась.

– Как, говоришь, выглядела эта бедная женщина?

Фима принялась описывать, и, когда дошла до сиреневого костюма, Анна Сергеевна ахнула:

– Это же Ольга Михайловна! Наша завуч!

– Это у нее была стычка с другой дамой, которая тоже была в сиреневом…

– Но только в платье!

– Да!

– Та, что в костюме, – взволнованно заговорила Анна Сергеевна, – это точно наша Ольга Михайловна. Химию у нас в школе преподает.

– Так она химичка или завуч?

– Завуч, но преподает химию! Но не в том дело! Главное, что у них с Натальей Платоновной был уговор. Платье и костюм они обе носят по очереди. Если на День учителя Ольга Михайловна появилась в своем костюме, то Наталья Платоновна приходит в своем любимом сиреневом платье на ближайшее крупное мероприятие, например на Новый год. Не знаю, как получилось, что сегодня они обе явились в сиреневом. Но у них это пунктик, а сегодня прямо до рукопашной чуть было не дошло.

– Так и дошло. Вы не видели, как они тут в зале сцепились? Их даже охрана выводила. Только я не знала, что это у них из-за гардероба такой замес вышел. А почему вообще это получилось? Другой ткани, что ли, не могли себе купить?

– Могли, конечно, – пожала плечами Анна Сергеевна. – Только вкусы у них схожи между собой оказались. Ткань они выбрали и купили, потом сшили, а когда выяснилось, что они теперь словно сестры-близняшки, им это не понравилось, но сделать уже ничего было нельзя. Ни одна не собиралась уступать. Ссоры случались между ними и в прошлом году. Тогда даже дамы из администрации были вынуждены вмешаться, состоялся разбор полетов, и каждой из дам было присуждено носить платье или костюм поочередно. Но сегодня кто-то из них сжульничал. Надел сиреневое не в свою очередь.

– А совсем избавиться от проблемных нарядов им в голову не приходило? Повесили бы в шкаф на вечное хранение. Или продали.

– Тут дело такое щекотливое, и ни одна из дам не хотела уступить другой.

Фима задумалась. Могло ли соперничество из-за платья привести к такому трагическому финалу? Могла ли дама в платье отравить свою соперницу в костюме, чтобы та остаток дней не мешала ей щеголять в любимом наряде?

– Да ну! – отмахнулась Фима от этой версии. – Дичь какая-то! Из-за платья? Не может быть!

И все же она отметила для галочки, что не помешает пообщаться с Натальей Платоновной. Хотя бы для того, чтобы поминутно расписать все шаги жертвы, приведшие ее в итоге в дамскую комнату.

Также Фима вспомнила про трех девчонок из группы поддержки. Их не было видно. И Фима спросила о них у Анны Сергеевны.

– Не знаю, куда они подевались. Разве это важно? Они не были обязаны находиться тут весь концерт.

– Нет?

– Только официальную часть праздника, там требовались их услуги. А на концерт они могли и не оставаться. Это их дело. Ушли и ушли, тебе-то что?

– Я бы хотела с ними поговорить.

– О чем?