– Совсем холодный.
На лице Натальи Семеновны не дрогнул ни один мускул.
– Вот как, – только и произнесла она задумчиво, – значит, сподобил Господь, освободил меня и от этой ноши. Трое детей у меня было, да все неудачные. Дочка до мужиков очень охоча, кучу романов имела, ни одного стоящего так и не завела. Старший сын еще в армии совсем молодым погиб. Один Юрка со мной остался, да и от него никакой мне радости не было. Весь в батьку своего! Коли пьяный, так на лавке храпит. Протрезвеет, жрать просит, потом за бутылкой бежит. Ни денег от него, ни помощи, ни слова ласкового… В последнее время еще и покрикивать на меня стал. Плохой сын, что и говорить. Вот все думала, когда же Господь оградит меня от этой напасти? А теперь понимаю, послал Господь Юрке свою милость. Не позволил совсем уж опуститься. Раньше к себе забрал.
Подруги хотели сказать что-то уместное случаю, выразить матери свои соболезнования, но Наталья Семеновна неожиданно вскочила на ноги и повернулась в сторону икон:
– Ох, что же это я сижу, причитаю? Надо положенные молитвы за Юру отчитать. Как новопреставившемуся, ему особое внимание сейчас.
И не тратя больше времени на болтовню, старуха встала на колени перед тремя иконами, рядом с которыми теплилась маленькая лампадка. Иконы были старинными, но их потемневшие лики взирали на осиротевшую мать, как показалось подругам, с удивительной кротостью и смирением.
Вот только было что-то в этих иконах странное. И присмотревшись, подруги увидели, что Спаситель осеняет их крестным знамением всего двумя перстами, а не тремя, как они привыкли видеть на церковных иконах.
Видя, что женщина сейчас не нуждается в их утешении, у нее есть утешитель куда более могущественный, друзья начали прощаться. Но Наталья Семеновна даже не обернулась к ним, она пребывала в глубокой молитве, мешать ей было нельзя. И оставив со старухой лишь Матрону, которая была с Натальей Семеновной явно дружна, они вышли из дома.
– Бабка нам не помощница. Она своего сына не видела целых три дня.
– Да, и выходит, когда Боцман уходил из дома, то было еще утро, – прибавил Эдик. – А с Израком они должны были встретиться к ночи.
И Ваник подтвердил:
– Утром и днем Израк еще по усадьбе болтался, всех доставал своим нытьем. Что все ему тут надоело. Что зря он согласился на эту поездку. Ну и всякое такое.
Услышав, как неуважительно отзывается Ваник о ее любимом, Полина вспылила не на шутку:
– Замолчи! Как ты смеешь так говорить про Ноя? У него тонкая художественная натура, он не может всякой там шаблонной мазней заниматься! Ной – гений! Это все знают!
Ваник не стал с ней спорить.
– Гений, конечно, – пробурчал он. – Только усадьбу все мы, простые трудяги, расписали. А наш гений кисти в руки только в детской взял. Да и то без ведома заказчика угол раскрасил. Еще не факт, что заказчику это понравится.
– Ной работает для себя, для своего великого будущего, а не для какого-то там дурака заказчика!
– Да только именно дурак заказчик, как ты говоришь, деньги платит.
– И что? Если у него есть деньги, то нужно подстраиваться под его примитивные вкусы? – насупилась окончательно Полина.
– А что делать? Кушать-то регулярно хочется. А не будет работы, не будет и еды.
– Значит, надо голодать! – упрямо заявила Полина. – Уверена, Израк именно так и поступил бы.
– Пока Израк со своей гениальностью носился, мы за него всю работу сделали, – угрюмо произнес Ваник.
Сдавать свои позиции он был явно не намерен. Точно так же, как и Полина собиралась отстаивать свое мнение до последнего. И чтобы избежать серьезной ссоры, Кира поспешила вмешаться:
– А ну-ка! Тихо! – прикрикнула она на спорщиков.
– Тайм-аут! – поддержала ее Леся. – Нашли тоже, о чем сейчас спорить. Надо сначала найти Израка, а потом уж говорить о том, гений он там, задавака или… Или кто-то другой.
На этом месте Леся переглянулась с Кирой. Им обеим было сильно не по душе от внезапного исчезновения Израка. А также тот факт, что это исчезновение было сопряжено с такой страшной находкой, как тело Боцмана Юры.
Но остальные думали пока только о том, как прояснить для себя последние часы жизни Боцмана. О том, что их исчезнувший товарищ может быть виновен в смерти Боцмана, никто из них пока не думал.
– Что у нас получается? В последний раз мать с сыном разговаривала три дня назад. Рано утром Боцман сказал матери, что сначала идет в лес, а потом к своей Людке. Старуха его назад даже не ждала, знала, что пока у сына есть деньги или другой товар, Людка будет его привечать у себя.
– Наверное, набрал грибов, продал их да и направился к своей любовнице.
– Или не продавал, а прямо с лесными подарками заявился.
– Вот к этой Стекольщице нам и надо пойти теперь.
И пусть с матерью пострадавшего содержательного разговора у сыщиков не получилось, но они не унывали. Очень может быть, что с его любовницей дело у них пойдет лучше.
Глава 5
Людка по прозвищу Стекольщица оказалась особой весьма чванливой и обидчивой. Начала с требования, чтобы к ней обращались по имени и отчеству – Людмила Павловна, и разговаривать с друзьями о своем любовнике Юрке Боцмане наотрез отказалась. То ли напуганная жизнью, то ли от природы такая, она всюду подозревала какой-то подвох. И по той или по другой причине, но едва Лисица спросил у нее про Боцмана, с которым у нее были теплые дружеские отношения и который частенько к ней захаживал, тетка тут же категорично заявила:
– Не знаю я никакого Юрку!
– Как же? Вы с ним в одном поселке живете. Вы просто не можете его не знать.
– Ну, может, и знаю, я оговорилась просто. Но ко мне он не захаживает, кто это все выдумал?
На друзей смотрели два чистых голубых глаза, накрашенные тушью так густо, что она осыпалась и образовывала на щеках «красавицы» два ровных черных полукруга. От этого видок у Людки был такой, словно она совсем недавно участвовала в потасовке, где ей и подбили оба глаза. Одета душевная зазноба Боцмана была в жилетку из искусственного меха тигриной расцветки, потрепанную и потасканную, ботфорты с массивными золотыми пряжками и легинсы цвета фуксии, украшенные многочисленными пятнами.
– Нужен мне этот Юрка! – возбужденно восклицала Стекольщица. – Да ко мне сам губернатор в поклонники набивается. Что смотрите, не верите? Да с меня плакат рисовали, который теперь по всей области красуется. Думаете, мало было охотников на эту работу? А губернатор меня выбрал! И художник, пока рисовал меня, все время восхищался, какая у меня натура колоритная. И руку еще подал, а губернатор мне ее и пожал! Вот какие у меня кавалеры имеются! А вы говорите Юрка!
Фантазия у этой особы била через край. Людка обожала поговорить. И главной темой ее разговоров всегда являлась она одна.
– Да я, если хотите знать, таким мужчинам отказывала, перед которыми этот ваш Юра пустое место! У меня даже один генерал в женихах значился. И нечего так на меня таращиться! Я не клумба, и цветы на мне не растут! А генералом он, конечно, потом стал. Знала бы я, что этот замухрышка так высоко взлетит, нипочем бы ему тогда не отказала.
О себе и своей бурной яркой жизни мамзель Стекольщица могла разговаривать часами. Но не она являлась объектом изучения для сыщиков. Их куда более интересовала жизнь и контакты ее любовника.
– Значит, это Юрий не про вас напоследок сказал, – с притворным вздохом произнесла неожиданно Леся. – Как жаль, мы только даром потеряли время. Последние слова покойного относятся не к вам.
Как она и рассчитывала, Людка мигом растеряла весь свой гонор, прекратила гнуть пальцы в разные стороны и вполне земным человеческим языком с любопытством спросила:
– А про кого это вы «покойный» говорите?
– Про Юрия по прозвищу Боцман.
– И что? – сглотнула Людка. – Помер он?
– Точно так. Умер. А умирая, просил передать на словах своей сердечной подруге Людмиле, чтобы она… Впрочем, не будем грузить вас излишними подробностями. Слова велено передать другой женщине, ее и будем искать.
– Да нет же! – воскликнула Людка. – Я это!
– В смысле?